Я стираю свою тень. Книга 4

– Или как я до нашего знакомства.

– Что делать, Гордей? – Айрис посмотрела на меня так, будто решила в этот момент поставить вопрос об уместности рождения ребёнка.

– Ничего. Я где-то читал, что надо воспитывать себя, а не ребёнка, потому что он неосознанно перенимает опыт родителей. Справимся, если ты не будешь искать веселья во всём. Скоро в нашем городе каждая собака будет знать, что связываться с нами себе дороже. А это будет привлекать к нам ненужное внимание.

– Я поняла, Гордей. С этого момента больше никаких импровизаций. Всё буду спрашивать у тебя.

– Но-но, полегче. Ты меня быстро утомишь или я решу, что без моего совета ты и в туалет самостоятельно сходить не сможешь. Просто пойми, что мы, жители этой планеты, в большинстве своём превентивно негативны. Для радости нужен повод, а для уныния нет.

– Ты же не такой.

– Только благодаря тебе. Пришлось, знаешь ли, напрячься, чтобы не упустить такую красавицу.

– Ладно, спасибо. Вот и пришли.

Снега во дворе навалило порядком. Дворник чистил парковку, а моя машина мешала.

– Иди домой, а я перееду, – предупредил я Айрис, – пока дядька не нацарапал на машине что-нибудь обидное.

– Давай, я поставлю кофе.

Она убежала в подъезд, а я прошёл к машине.

– Сейчас перееду, – предупредил я дворника.

– Давай, а то я тут уже час лишний трусь, жду, пока стоянку освободят. Мария Александровна не засчитает смену, если я не вычищу полностью. Такая вредная баба.

Я забрался в машину и завёл её. Дизель зимой грелся плохо. Пока не поедешь, не нагреется. Ждать не стал, переехал на чистое место. Увидел в колодце подстаканника бутылочку коньяка из отеля, подаренную нам Кианой и Троем и решил сделать дворнику подарок, компенсировав неудобства.

– Держите, презент от фирмы. – Я протянул ему бутылочку.

– Что это? – посмотрел он на бутылку. – Сувенир?

– Это стограммовая бутылка хорошего коньяка. Из отеля.

– Ты чё, решил, раз я дворник, значит, обязательно алкаш? – уставился он на меня недобрым взглядом.

– Я так не думал. Это моя бутылка, и я иногда позволяю себе выпить. Решил, почему бы не угостить хорошего человека отличным коньяком. Поймите меня правильно.

– Ладно, поверю. – Он забрал бутылку, посмотрел её на просвет, быстро свинтил пробку и вытряс содержимое в рот. – Ничё так, не слишком поганенько. Ещё есть? – Дворник утёр рукавицей щетинистый подбородок.

– Нет.

– Раздразнил только. Дай сотку, потом отдам.

Я вынул из кошелька сто рублей и отдал дворнику.

– Вот, деньгами человека никогда не обидишь. – Он убрал купюру под шапку. – Сейчас дочищу и смотаюсь в магаз за допингом.

Не успел я дойти до подъезда, как дворник, прикопав лопату в сугробе, трусцой направился в сторону недавно открывшегося сетевого алкогольного магазина. Трудно быть тем, за кого тебя принимают.

Айрис встретила меня у порога. Выглядела она взволнованно.

– Гордей, кажется, началось, – произнесла она слезливым жалобным тоном.

– Что началось?

– Родовая деятельность. Я что-то почувствовала. Наверное, это были схватки.

– Рано же?

– Так ведь мы не знаем точно, когда зачали. У нас разброс в целый месяц.

– Блин! Ведь были схватки боевые… – Я растерялся и начал заново надевать обувь.

– Ты куда? – спросила Айрис.

– Не знаю, но куда-то надо. Мне самому тебя везти или скорую вызвать?

– Подожди, рано ещё паниковать, вдруг показалось?

– Н-да, предполагал я, что это будет волнительный момент, но как-то иначе. – Я снова скинул обувь. – Кофе приготовила?

– Ой! – Айрис убежала на кухню и загремела посудой. – Убежал! Сейчас опять поставлю.

Боль в грудной клетке ушла на задний план. Сердечко моё застучало в висках, мешая взять себя в руки и успокоиться. Я так не волновался с того момента, когда Джанбоб чуть не прикончил меня. Хотя нет, то волнение было иного рода. Тогда злость не давала мне как следует напугаться, а сейчас я чувствовал, как увлажнились мои ладони, а во рту стало сухо. Непонятно, почему я так волновался. Знал, что медицина у нас на должном уровне, что в спальне лежит капсула, в которую можно положить Айрис в случае каких-то проблем, но всё равно мне было страшно. Вдруг врачи отвлекутся, вдруг санитарки не доглядят, вдруг малыш получится каким-нибудь уродцем. Капсулой этого не исправить.

Я вошёл в гостиную и сел за стол, подперев лоб рукой.

– Гордей, возьми себя в руки. Если и ты начнёшь строить из себя паникёра, то я окончательно расклеюсь. Тебе самому надо в капсулу, подлечить рану.

– Я в порядке. Не каждый день моя жена рожает. Этот процесс опасный, – я изобразил мимикой и руками, как сую голову в узкое пространство, – для матери и ребёнка. Я попрошу врачей, чтобы они разрешили мне быть рядом. Буду держать твою капсулу наготове.

– Спасибо. Твоё присутствие добавит мне уверенности и спокойствия. Только давай сейчас успокоимся. Мне кажется, я сама придумала себе схватки.

– Серьёзно?

– Да. Я почитала в интернете, и что-то на них не совсем похоже.

– Блин, Айрис, я потерял десять лет жизни от волнения. У меня вон седой волос появился.

– Это перо.

– У меня седое перо уже лезет. Из куртки.

Айрис сняла турку с плиты и разлила нам кофе. Себе разбавила пополам с водой, считая, что крепкий вреден ей и ребёнку. Я быстро выпил. В груди саднило от боли, и мне не терпелось её унять.

– Ладно, пойду завалюсь в капсулу. Вылечу себя от физических и моральных последствий твоих шуток.

Я поцеловал Айрис в губы и живот. Малыш ткнул меня через кожу мамки в нос. Айрис рассмеялась.

– Наверное, у нас будет сын. Так он приветствует своего отца, – решила она.

– А если это дочь, которая протягивает мне ножку для поцелуя?

– Ну, может быть и дочь. Ахея.

– Кто?

– Ахея. Красивое имя.

– Нет, нет, нет. Никакой Ахеи. В космосе ещё куда ни шло, но тут никаких Ахей. Жена Айрис и дочь Ахея – звучит, будто я живу в древнегреческом сонмище богов.

– А что ты предлагаешь?

– Если на А, то у меня такие варианты: Арина, Алёна, Александра.

– Это так устарело, звучит как клички пещерных людей.

– Но-но, нормально звучит. Иди приляг на кровать, а я подле, в капсуле почилю, потом договорим.

– Ладно.

Я разделся и лёг в капсулу. Её щупальца присосались к моей коже и заставили заснуть. Во сне процесс заживления происходил намного быстрее. На полное восстановление ушло минут двадцать, но по ощущениям будто прошло несколько часов. Я чувствовал себя прекрасно. На груди остался едва заметный след, который должен был исчезнуть через несколько процедур.