Я, Страд: Мемуары вампира

Днями раньше, когда мое войско двигалось по стране, ее жители не произвели на меня особого впечатления. Смуглые и коренастые, либо замкнутые в себе, либо подобострастные, непременно готовые услужить. Однако не их вина, что один правитель сменялся другим, и они не представляли, как себя вести. Мой предшественник был суров и жесток, но лучше уж иметь дело с дьяволом, чем с тем, которого не знаешь, – так однажды передал мне их слова Алек. Меня это не трогало, пусть думают, что хотят, лишь бы исправно собирали налоги и сдавали их в государственную казну.

Слева от меня на остроконечной вершине горы стоял замок, но с моста его не было видно из-за нагромождения камней. Я чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности, когда сбоку появился Алек Гуилем. Я не слышал его шагов из-за водопадов. – Завтрак готов, мой господин, – объявил он громким голосом, стараясь перекричать рев воды.

Я ел вместе со всеми, но молча, теша себя напрасными надеждами, что преступник как-нибудь выдаст себя. Лео Дилисния и Илья Бучвольд пришли в себя и принялись подшучивать друг над другом, вспоминая вчерашнюю пирушку. Рейнхольд слушал своего хвастливого братишку с потрясающим терпением, но Айван Бучвольд едва ли прислушивался к их разговору, и мысли его явно витали где-то далеко.

– В своих мыслях ты не с нами, Айван, – сказал я.

Он вздрогнул и сощурился, слабо улыбнувшись.

– Да, мой господин.

– Возможно, если ты поделишься ими с нами, они перестанут так тебя расстраивать.

– Вам будет неинтересно, господин Страд.

– Я сам решу, интересно мне или нет.

Рейнхольд уже приготовился вмешаться, но я не спускал глаз с его шурина.

– Я жду, Айван.

Он застенчиво улыбнулся.

– Я думаю только о своей бедной жене, Гертруде. Близится ее время, а я давно не получал от нее известий.

– Ее время?

«Может, она неизлечимо больна?» – подумал я.

Тут заговорил Рейнхольд.

– Он надеется, что ребенок, которого он сделал моей сестре в прошлый раз, будет мальчиком, мой господин, как будто ему недостаточно двух прелестных дочурок.

Семейные проблемы. Айван прав: я не питал ни малейшего интереса к таким вещам, и они все это знали. Но мне хотелось обсудить еще кое-что, и я перешел прямо к делу.

– Если родится мальчик, то ты, вероятно, получишь дополнительную часть имения твоего тестя?

– Да, мой господин. Но сейчас это не имеет значения. Моя жена…

И он начал разглагольствовать о достоинствах своей дорогой Гертруды и о своем беспокойстве за ее драгоценное здоровье. Я быстро потерял нить разговора. После всех почестей и львиной доли награбленного, полученных в последнем походе, его равнодушие к имению Дилисния казалось неподдельным. Другое дело Рейнхольд, старший в семье и глава клана в течение двух лет. В войну он добился всего, чего хотел. Дилисния были не маленькой семьей, они имели двух сынов и двух дочерей, не говоря уже о многочисленных отпрысках, которых нужно было ставить на ноги, родне со стороны мужей и жен, бедных родственниках, слугах и рабах. Среди них только Лео еще не женился и, возможно, сделал правильный выбор. Он был самым младшим, и ему принадлежала самая малая доля семейного богатства.

Рейнхольд опять завладел моими мыслями. В случае моей смерти правление естественно перейдет к нему как старшему офицеру. Щедрая награда для человека, обладай он смелостью бороться за нее. За исключением Гунтера и Алека, все остальные были соединены кровными или брачными узами. Дилисния служили фон Заровичам веками, но и прежде не обходилось без предательств и по менее серьезным причинам.

Лицо Рейнхольда перекосило от какой-то внутренней муки. Не съев и половины, он передал свою тарелку слуге и поднялся, схватившись за живот. Несварение желудка, а не угрызения совести, хотя вряд ли я мог рассчитывать, что Баал'Верзи имеют такое уязвимое место, как чувство стыда.

В лагере предатель. Слова Алека испортили мой собственный завтрак.

Я, как и Рейнхольд, отдал свою тарелку и поднялся, махнув остальным рукой, чтобы не вставали.

Рейнхольд отошел в сторону на какое-то расстояние. Я последовал за ним, оставив телохранителей сзади. Умышленно.

– Ищешь уединения, Рейнхольд?

– Я думал, прогулка облегчит боль.

– Тебе надо повидать леди Илону.

– У нее и так есть, чем заняться. И потом, что такое колики в животе старого вояки по сравнению со смертельно ранеными, которым действительно нужна ее помощь. – Он засунул руку под плащ, но достал всего лишь маленькую фляжку. Он вытащил пробку и хорошенько приложился к горлышку.

– Лекарство, – произнес он, скривившись. – Настойка из мяты и фенхеля. Остужает огонь.

Мы отошли от моста, он замедлил шаг и ткнул пальцем в воздух.

– Вон, гляди, башня там, за горой.

Я посмотрел в ту сторону. На фоне пасмурного зимнего неба сверкала белизной одна из внешних стен замка.

– Ты будешь там жить?

– Зависит от того, в каком состоянии находится замок. Старый Дориан пользовался дурной славой. Замок может оказаться развалиной, которую и трофеем-то нельзя будет назвать.

– Верно. Но он дурак, что покинул эти стены. Он должен был дождаться, когда мы подойдем вплотную и устроим осаду. Один хороший снегопад так высоко в горах, и половина из нас умерла бы от холода, а другая половина – от болезней.

– На чьей ты стороне, Рейнхольд?

– На вашей, мой господин, но я не могу не замечать очевидных тактических ошибок, независимо от того, кто их совершает. Смотрите, на этом месте он мог бы держать нас неделями. Он мог бы расставить лучников на скалах и перестрелять нас, когда мы переходили бы через ров, или сбросить вниз валуны и завалить дорогу. Я удивляюсь, каким же идиотом надо быть, чтобы не воспользоваться всеми этими преимуществами.

– Радуйся, что он не сделал этого.

– Что? Ах, да, конечно.

Не то чтобы в словах Рейнхольда не было и крупицы здравого смысла. Сам я думал, что Дориан не случайно хотел сразиться в открытую, вместе того, чтобы прятаться в стенах замка, как крыса в норе. Осаду можно пережить, если есть надежда на подкрепление и атаку противника с тыла. Дориан был один и знал это. Ему не приходилось полагаться ни на какую помощь и поддержку после всех его опустошительных налетов на другие земли. Никто бы и палец о палец не ударил, чтобы спасти его. Он знал, что обречен. Да, лучше умереть на поле брани, чем плавать в собственном поту, ожидая мучительной голодной смерти. Вышагивая длинными ногами, к нам приближался Алек, держа одну руку на рукоятке меча. Он не выглядел счастливым, очевидно, считая, что я слишком рискую, но сказал только, что пора идти дальше.

Мы поскакали вперед несколько быстрее. Самая трудная часть дороги осталась позади, хотя почва и продолжала повышаться. Через час мы достигли перекрестка трех дорог. Налево была Свалическая дорога, та, что направо, вела к замку. Еще два поворота, узкий переход, и ОН предстал нашему взору.

На верхушке горы возвышались две одинаковые башни, прекрасный оплот любому воинственному правителю. Но они не шли ни в какое сравнение с тем, что находилось между ними. Нечто огромное. Необъятное. Неохватное. Глаза отказывались воспринять это целиком.