Я стройнее тебя!
Шрифт:
— Думаешь, у них там дортуар?
— Ну, монастырь. Не важно. Судя по всему, там у них много небольших строений. Капелла, еще одно здание, где раньше ели монахи. В лесу стоят домишки. Монастырь совсем маленький. Может быть, мы просто подойдем к окну кельи, где держат Энни, и увезем ее.
Ему так не терпится сделать это, что она отвечает:
— Может, и так. А может, и нет…
— Приехали! — Дэйв с силой жмет на тормоза, и машина со скрежетом останавливается. Фары выхватывают из темноты вывеску. — Боже мой.
— Это еще неизвестно, — отвечает Бетц. Вырезанные на камне готические буквы, сообщавшие когда-то, что здесь
— Энни! — кричит, как безумный, Дэйв. — Выходи, Энни, мы здесь.
Они приехали, вот только куда теперь двигаться? Из-за деревьев не видно зданий, и тем более не разглядеть, где держат Энни, а кругом непроглядная тьма.
Дэйв снова заводит «сатурн», и они едут по территории, принадлежащей Преданным Сестрам. Сейчас здесь все совсем не так, как во времена, когда это место было бенедиктинским монастырем. Может, когда-то в лесу вокруг капеллы и скрывались домишки с кельями, но сейчас их снесли, как и приют для странников и трапезную, которую рассчитывал обнаружить Дэйв. Нигде не видно ни одного монаха, никаких признаков их присутствия, будто и не было их здесь никогда. Единственное, что напоминает об их пребывании, — это полустертый крест, все еще заметный над дверью, прямо под эмблемой Преданных Сестер. В основании глухой стены здания из белого кирпича они видят единственную кованую дверь, похожую на трещину в монолитном камне.
Глава 14
— Это я, — шепчет Келли. Снова настала ночь, и Келли просто материализовалась в палате Энни, хотя и в коридоре, и над кроватью установлены камеры наблюдения. Как такой крупной девушке удается бесшумно передвигаться? В комнате становится темно, — дверь за Келли закрылась, все так же тихо.
— Нас застукают!
— Не-а, только не таких классных, как мы.
— Домнита следит за мной по третьей камере.
— Уже нет.
— Как это?
— Сама увидишь. Пошли, давай двигайся.
Энни сидит на кровати в позе лотоса, и ей трудно сдвинуться с места. Конечно, думает она, можно расплести ноги и встать, но зачем?
— Как ты сюда попала?
— А как я, по-твоему, попала сюда в прошлый раз? И сейчас точно так же. Ну что, ты идешь?
— Куда?
— Подальше отсюда.
— Мы не сможем выйти. На нас же ошейники. — В первый день своего пребывания здесь Энни попробовала сбежать, но от удара током у нее чуть уши не поджарились.
В темноте толстушка нащупывает руку Энни и что-то в нее кладет.
— Надень это на шею.
Она застегивает этот предмет.
— И оно действительно работает?
— Я об этом позаботилась.
Сегодня от Келли пахнет слабительным, да и на самом ли деле это Келли? От новых препаратов, которые ей ввели через капельницу, Энни трудно сохранять равновесие. Еле-еле удается ей удержать на месте свою кровать, которая начала уже раскачиваться.
— Ну и как же?
— Нейтрализует.
— А все камеры ты, типа, тоже нейтрализовала?
Келли вздыхает.
— Я, кажется, только что сказала, что позаботилась об этом?
— То есть как?
— Как обычно. Ну, знаешь, как в кино. Преданная Домнита сейчас сидит
там и следит за всем этим коридором, а на самом деле смотрит закольцованную пленку.— Ты умеешь делать такие вещи?
— Я много чего умею, — говорит Келли.
— Например, настроить по-своему все местные камеры наблюдения?
— Запросто.
— А как ты…
— Я смотрю много фильмов, — отвечает Келли.
— Но ведь для этого нужно та-а-ак разбираться в технике.
Келли хихикает.
— Лучшие спецы по технике обычно выглядят совсем как я.
— Ты хочешь сказать, хм…
— Да. Они толстые. Когда у тебя такие габариты, ты много сидишь на одном месте, и есть время на размышления. Типа, заняться больше нечем, и начинаешь много думать. Почему, по-твоему, свиньи такие умные?
— Ты же не свинья.
— Ты меня не видела.
Энни смущается:
— Ну, в тот раз.
— А, тогда-то. Это была не я.
— Что ты хочешь сказать?
Раздается смех, он кажется просто очаровательным.
— Это было только то, что ты увидела. Давай, крошка, у нас мало времени. Ты идешь, или как?
Энни хочет уйти отсюда и одновременно боится. Если в больнице или еще где-нибудь обращаются с человеком, как с инвалидом, он и становится настоящим инвалидом. Стоит продержать девочку в постели достаточно долгое время, и можно оставить ее на постельном режиме на всю жизнь. Энни целых два года добивалась того, чтобы получить власть над своим телом, но здесь ее запросто сломали. И теперь Преданные Сестры поселились у нее в голове и всем распоряжаются, и пусть они еще не полностью управляют ее телом, но в мысли уже вторглись. Взять, например, случай с Келли. Настоящая ли Келли сидит сейчас у нее в палате, или Преданные Сестры пошли на такую хитрость, чтобы, поймав ее на доверчивости, никогда уже не выпустить из своих лап? Не подослали ли к ней новенькую Сестру с голосом, как у Келли, чтобы подтолкнуть ее к глупости и получить право вставить ей в живот питательную трубку?
— Ну так что?
— Что?
— Ты со мной?
Она не может решить. Если здесь, в темной палате, действительно сидит Келли, которая уже начинает на нее злиться, то хватит ли у нее, Энни, сил добраться до выхода, который нашла Келли? В тоненьком больничном халате она кажется себе почти голой, а чувствует она себя слабенькой и слегка опьяневшей от новых внутривенных препаратов. Несмотря на бег на месте, ноги у нее ослабли и дрожат, и стоит она так нетвердо, что, наверно, попробуй она уйти отсюда, ноги начнут разъезжаться, как у тех, кто первый раз встал на коньки. А если какая-нибудь Преданная схватит ее и придется звать на помощь, не будет ли ее голос тоненьким и дрожащим, как у какой-нибудь жалкой старушки? Вот задница-то, ее голос стал похож на голос бабушки с материнской стороны в тот день, когда ту все перестало интересовать и она умерла.
— Не знаю, что и делать.
— Послушай, — Келли со вздохом садится на край кровати. Край, на котором сидит Энни, поднимается точно так же, как в прошлый раз, так что, скорей всего, это и правда Келли. — Давай-ка я тебе кое-что расскажу. Во-первых, ты попала сюда не по своей воле, верно? — На самом деле это не вопрос, а утверждение.
— Разумеется нет. А ты?
Келли считает, что ответ очевиден.
— Никто не приходит сюда сам. И тебе здесь совершенно не нравится.
— Конечно. Меня сюда отправили родители.