Я тебе принадлежу
Шрифт:
— Максим, что я подписала? — спрашиваю его, даже не представляя, что он мог мне подложить и вообще я, кажется, почти ничего не подписывала.
В брачный договор я разрешила Максиму внести всего одно условие. Я читала договор, и ничего криминального там не было. Даже юрист сказал, что всё в порядке. А потом я доверенность на Максима в офисе подписала и, кажется, всё? Он про доверенность? Так я могу её аннулировать. Но было два документа, которые я подписала лишь бы как, но они были по бизнесу вроде. И всё же я прочитала названия, и это были типовые документы.
— По условиям договора наш брак можно расторгнуть лишь по обоюдному согласию и
Стоит ему полностью исчезнуть с моих глаз и до меня тут же доходит: надо уходить. Быстрее. Пока он в душе мне нужно взять все документы и свалить куда-либо. Я не останусь в одном доме с этим самовлюблённым, ревнивым идиотом. Надо скорее исчезнуть, иначе Максим и правда меня убьёт и ещё неизвестно что сделает. Я даже не успею что-то сказать в своё оправдание. Да и не хочется перед ним оправдываться и стелиться сейчас.
Быстро бегу в кабинет, который мы сейчас делим с Максимом, к сейфу, где хранится паспорт, загран, необходимые документы и немного наличных. Трясущимися руками пытаюсь набрать необходимую комбинацию, но нужный код словно вылетел из головы или я его вовсе не помню, потому что дата моего рождения отчего-то не подходит.
— Куда ты собралась? — доносится за моей спиной, и я вздрагиваю, услышав его голос.
Не успела!
— Отпусти меня! — прошу его спокойно, обернувшись, с надеждой, что он успокоился и пришёл в себя. — Я больше ничего тебе не должна! Я могу отдать тебе бизнес! Забирай! И больше ничего тебе не буду должна.
Мужчина практически полностью обнажён, не считая полотенца, повязанного на бёдрах. Его нагота меня пугает. Что если он принял душ, чтобы потом прийти ко мне, и… нет! Пожалуйста, нет!
— Ошибаешься, — его шаги оглушают, заставляют вздрагивать. — Ты моя. Пока я не пойму, что ты мне больше не нужна, ты будешь здесь. Рядом со мной. В моей кровати. И скажу тебе так: ты мне нужна будешь всегда.
— Ну, уж нет! Размечтался! — кричу, сделав шаг к нему, что становится ошибкой. Его руки ложатся на мою талию, а я тут же оказываюсь прижатой к стене его мощным телом.
— Проверим? Хочешь, мы это проверим? — шепчет прямо в губы. — Кажется, ты забыла, что судьба мальчишек зависит от меня? Забыла?
— Урод! Как же я тебя ненавижу! — ненавистно выкрикиваю, сдерживая слёзы, чтобы он не увидел, как больно мне сделал. Не дам ему возможности почувствовать власть надо мной и моей жизнью.
— Меня это полностью устраивает, — его рука скользит по моей шее и спускается всё ниже, в то время как он жадно вдыхает мой запах. — Но я заставлю тебя передумать, ведьма… Заставлю.
— Не притрагивайся ко мне! — шиплю сквозь зубы. — Ты мне омерзителен после всего, что сделал! — Максим не унимается и руками блуждает по моему телу, грубо сминая и оставляя
след на каждом сантиметре. Словно приручает моё тело миллиметр за миллиметром.— Не ори так! — просит, принявшись покрывать мою шею и ключицы поцелуями, которые в любой другой момент свели бы меня с ума. Но не сейчас, когда мои мальчики где-то далеко и плачут без меня. Думают, что я их предала. — Детей напугаешь…
— Ты издеваешься? — в одну секунду начинаю брыкаться активнее и напористее. Не знаю, откуда взялись новые силы, чтобы сопротивляться, но я им очень даже рада. — Каких детей, Максим? Кого я напугаю? — истерически ору.
— Тёму и Диму, — раздражённо проговаривает и одаряет меня новым ревностным взглядом. Грубо хватает за талию и зло продолжает. — Или ты забыла о том, что в доме дети? Что совсем голова от любовника поехала? Не помнишь ни о чём?
— Ты больной? — взвываю от боли, когда его злость переходит в руки, и он сжимает их на моей талии, до синяков. — Нет! Ты реально больной! На голову! Нравиться издеваться надо мной? Видеть, как я плачу? И сыпать соль на рану? И зачем? Зачем напоминать мне о них, когда я только более-менее успокоилась? Или тебе и, правда, слезы мои нравятся?
— Что ты несёшь? — непонимающе тянет и отпускает меня. Делает шаг назад, но задумчивого и нахмуренного взгляда не отводит. — Я не понимаю тебя, Ника. О чём ты? Я просто попросил тебя не кричать, чтобы дети не испугались. В кабинете хреновая шумоизоляция, а для их психики не очень хорошо слышать наши ссоры и… не только их.
— Ты заботишься об их психике?! — удивлённо переспрашиваю. — А час назад она тебя не беспокоила. Или ты считаешь, детский дом не сломает их психику? Вначале ты подсылаешь органы опеки, у меня забирают моих мальчиков, а сейчас боишься, чтобы они ссоры не услышали? Как? Они в детском… — проговариваю сквозь слёзы, не веря, что он может так издеваться. Хотя… он отправил собственного брата в детский дом. В нём нет ничего святого и хорошего.
— Ника, какие органы опеки?! — начинает уже он орать на меня. — Я не понимаю! Я никого не присылал!
— Как не подсылал? А те, кто приехал и забрал мальчишек?!
— Давай чётко и по порядку, — уже серьёзно просит. — Что случилось? Без слёз, нытья и криков! Чётко и коротко, Ника.
— Ты позвонил, — начинаю говорить, в этот момент усомнившись в том, что именно Максим причастен к тому, что мальчиков забрали. — Я выгнала Ваню. Отправила Тёму наверх, потому что боялась, что ты придёшь злой. Я не хотела, чтобы они тебя видели таким и начали переживать лишний раз, — смахиваю слёзы. — Но вместо тебя приехали органы опеки, полицейские и они забрали мальчиков. Дали мне постановление и просто увезли их.
— И ты подумала, что это я подослал? — спрашивает, и я киваю. — Я, конечно, тем ещё придурком иногда бываю, но я этого не делал, Вероника.
— Ты сказал мне, что заберёшь их или отправишь в детский дом в прошлый раз…
— Это были пустые угрозы, Ника, — проговаривает и направляется в свою спальню, где начинает одеваться. Я иду следом за ним. — Я могу играть тобой, но не детьми. Тем более собственным братом и мальчишкой, что каждую ночь приходит к тебе в комнату, чтобы подержать тебя за руку и убедиться, что его больше не заберут. Думаешь, я способен на то, чтобы невинные дети страдали? Извини, конечно, но я что действительно, по-твоему, способен на такое? Нет! Это же, бл*ть, дети, Вероника! Их психика уже сломана детским домом и смертью родителей. Я лучше сам сдохну, но их не трону.