Я тебе запрещаю
Шрифт:
Настя выгибается подо мной.
— Люблю тебя, старый извращенец, — голос скорее похож на стон, чем на внятную речь. — Люблю.
Я двигаюсь в ней, не сводя с нее глаз.
— Давно любишь? — такой неспешный темп оставляет мне возможность говорить. — Отвечай!
Щипаю ее за сосок.
Она ойкает и грозно смотрит на меня.
— Давно!
Просовываю руку между нами и начинаю сразу же давить на клитор.
— Сильно любишь? — с улыбкой наблюдаю, как она закатывает глаза.
— Да, — стонет.
— Не сбежишь больше?
Не
— Ну? — чаще давлю на клитор. — Не сбежишь?
— Нет, — выкрикивает она и кончает.
Опять. Сжимает меня внутри. И опять я едва успеваю вытащить член, чтобы кончить ей на живот.
Глава 92. Настя
Никогда раньше я не думала, что смогу сказать ему эти слова. И уж тем более не ждала эти слова от него.
Он спрашивает, давно ли я люблю его? Давно. Даже сложно назвать точный момент, когда я поняла и приняла в себе это чувство. Правда, в начале оно было каким-то зависимым. Я готова была на любые унижения, лишь бы быть рядом с ним.
Потом мне стало мало этого. Я захотела взаимности. Но даже не надеялась получить ее.
Для меня дядя Рустам был холодным, жестким и своенравным мужчиной. А кто я? Маленькая глупая девочка. По его же словам. Вредная и несносная.
И я была такой.
Такой, какой он хотел меня видеть.
Когда я увидела его там, в луже крови, с ранами по всему телу, я поняла, что отдам все, что у меня есть. Даже мою жизнь. Только ради того, чтобы врачи успели приехать. Чтобы дали ему шанс.
Зачем мне жить, если рядом не будет его? Если его совсем не будет.
Та ночь стала самой долгой и самой страшной в моей жизни. В ту ночь Рустаму делали операцию. Его спасали на операционном столе. А я сидела с коридоре и ждала. Верила и ждала. Молилась и ждала. Очень долго.
А потом вышел врач. Уставший, с лицом, как будто все плохо. И я замерла.
— Все нормально, — сухо сказал он. — Жить будет. Но сейчас только покой. Еще бы пара часов и все. Кто его обнаружил?
— Я, — призналась тихо.
— Он должен тебе. Жизнь свою должен.
Мне не нужна его жизнь. Мне нужен он сам.
Подумала я тогда.
Затем были долгие дни в больнице. Рустам не приходил в сознание.
Я почти каждый день приходила к нему. Брала его за руку. Просто смотрела на знакомые черты. Убирала волосы со лба.
И уходила. Так и не дождавшись его возвращения.
А потом перестала ходить. Только потому что узнала, что беременна. И мне стало страшно.
Я помню, что говорил Рустам о возможной беременности. Ему не нужны проблемы.
А я с ребенком — это проблема.
Никто не знал об этом. Даже Мария Эдуардовна.
Я опять жила у нее. Она нашла меня благодаря телефону, оставленному в больнице.
Мы поговорили и она сказала, что привязалась ко мне. Всегда мечтала о внучке и пусть ею буду я. Даже если это и не так.
Я тоже уже привыкла к ней. Мне не хватало нашего общения.
Мне кажется, Мария Эдуардовна стала замечать перемены
в моем поведении. Я все чаще задумчиво стояла у окна. Стала меньше есть. И иногда утром у меня можно было заметить красные глаза.— Сегодня Рустама выписывают, — как бы невзначай сказала она однажды утром. — Столько времени прошло. Как он там один будет?
Сокрушенно покачала головой. И я поймала на себе ее быстрый взгляд.
Рустам дома. Один.
Чтобы принять решение, мне не потребовалось много времени.
И вот сейчас я слышу эти слова.
Мой Рустам. Дядя Рустам.
А еще я вижу, что он не кончает в меня. Боится. Не хочет детей.
Пусть этот ребенок будет только моим. Я не заставлю Рустама полюбить его. И аборт делать тоже не буду.
Пусть так.
От этого мне немного грустно. Но я отгоняю от себя эти мысли.
Хочу, чтобы сейчас было светло. Чтобы мы были счастливы. Пусть хотя бы только сейчас.
— Почему ты пришла тогда? — спрашивает Рустам, когда мы просто лежим рядом после очередного оргазма.
— Я знаю, кто это сделал, Рустам.
Он садится и внимательно смотрит на меня.
— Помнишь то агентство? Которое продало меня? Сергей?
Рустам хмурится.
— Откуда ты знаешь?
— Рита сказала, — честно отвечаю я.
Вижу, как начинают ходить желваки на его скулах.
— Рустам…
— Подожди.
Встает, берет телефон и выходит.
Его нет очень долго. Я уже начинаю волноваться. Вдруг ему стало плохо.
Наконец, возвращается. Уже не хмурится.
Запрыгивает на кровать.
— Все хорошо, девочка, — целует меня. — Ты молодец.
— Они больше не тронут тебя?
— Они больше никого не тронут. Суки. Не переживай. Помнишь, что я обещал?
Склоняется надо мной.
— Что никто не причинит тебе зла. Никто.
— Но Артур, — решаюсь, в конце концов, коснуться и этой темы. — Акции. У меня больше их нет, Рустам. Нет акций.
— Я знаю, — улыбается он.
– Тебе это не важно? — искренне удивляюсь. Я же помню, как он трясся над этими злосчастными акциями.
Вместо ответа он целует меня.
— Я все верну, Настя. Обещаю. Все будет в порядке.
— Прости, Рустам. Я не должна была.
— Знаешь, что, Насть?
Мотаю головой.
— Это хорошо, что у тебя ничего нет.
Непонимающе смотрю на него.
— Теперь ты видишь, что я люблю тебя и без акций, — улыбается.
Улыбаюсь в ответ и глажу его по щеке.
— Прости меня, Насть, — неожиданно говорит он.
— За что, Рустам?
— За многое. Я был неправ. Много раз. Прости. Ты же все равно любишь меня?
Смотрю ему в глаза и опять провожу рукой по щеке.
— Конечно, люблю, Рустам. Люблю такого, какой ты есть. Мне не нужен другой Рустам.
Он берет мою руку и целует ее.
— Маленькая моя умная девочка, — шепчет, припадая к губам. — Ты лучшее, что было в моей жизни. Я никогда не отпущу тебя от себя. Никому не отдам. Ты только моя.