Я тебя искал. Я тебя нашла

– Мы за жизнь! Мы боремся за жизнь!

Каждую минуту, каждым своим словом,

Давай, брат, держись!

И только после того, как весь зал, объединенный песней, стал скандировать: «Давай, брат, держись! Давай, брат, держись!», Ваня понял, что нужен перерыв. Тихо перебирая струны, он объявил медленную композицию.

* * *

Грохот от ударной установки вал за валом накатывал, отражался от стен и потолка. И бился. Бился как живое сердце. Принадлежащее огромному живому организму, частью которого вдруг стал и Илья. Не один, не сам по себе, а часть чего-то большего.

У него был опыт выступления с оркестром, но здесь было совершенно иное. И не только в совсем иной музыке дело. Иное все. Другие ритмы – задыхающееся, но несмолкающее стаккато ударных. Ревущая гитара, от звуков которой не только страдает тонкий музыкальный слух, но и ноет что-то в груди. И над всем этим плывет и властвует совершенно уникальный голос. Именно он и держит их всех, оплетает невидимыми нитями, задает общий ритм и делает всех людей в этом подвале единым целым. Илья сейчас чувствовал этих людей… всем. Кожей. Пальцами на клавишах. Воздухом, который вдыхал. Никогда на концертах он такого не испытывал. Никогда и ничего похожего. И сейчас у него просто кружилась голова.

– Бонд, девушка хочет танца.

Илья даже вздрогнул. Он не заметил, как к нему подошла девушка – та, что встречала его у входа в это… заведение. Он так отдался своим мыслям, пальцами одной руки повторяя незамысловатую медленную мелодию, что выводил на гитаре Иван, что не заметил, как к нему подошли. А она красивая. Немного вульгарная, но очень красивая.

Илья обернулся, кивнул стоящему у края сцены клавишнику:

– Принимай инструмент, – и отступил в сторону.

Едва он обернулся к девушке, как его уже тянули за бабочку со сцены.

– Ну, Бонд, ты идешь?

Илья освободил бабочку из цепких женских пальцев, отдав вместо нее свою руку.

– Желание девушки для Бонда закон.

Танец вышел интимнее, чем на это рассчитывал Илья. Девушка прижималась достаточно близко и шептала на ухо: «А ты ничего». А он, чтобы окончательно не потерять невозмутимость Бонда, вспоминал, как мама учила его танцевать вальс. И что она иногда Бондом называла отца. Видимо, Илья потомственный… 008.

Последний припев вместе Иваном пели все. Даже его партнерша по танцам.

Ты не жди ответа,Делай все что можешь.Мы отвечаем за планету,Мы дышим кожей.

ЭТО Илья себя заставить петь не смог. Текст дурацкий. А вот голос у Ваньки… до мурашек.

Мурашек добавила и его партнерша, напоследок огладив его… по тому самому месту, которое есть, а слова нет. У Ильи банально отвисла челюсть, и он долго смотрел девушке вслед. Красивая у нее походка. Хотя не такая, как у…

Господи, что же за день такой. Все, куда ни кинь, – новый опыт. То Илья, сам от себя такого не ожидая, выходит вдруг на сцену и полчаса вдохновенно импровизирует на тему рока. То его за… гхм… за пятую точку трогает красивая девушка. И то и другое для победителя конкурса имени Чайковского было совершенно новым и волнующим опытом.

Концерт закончился громким хоровым пением, видимо, местного хита. И оглушительными же аплодисментами и криками. Блондинка к Илье словно прилипла, готова была развлекать его разговорами и не только, но тут ее окликнули. Вздохнув, девушка коснулась щеки Ильи губами: «Созвонимся». И удалилась.

Между тем публика расходилась. Помещение почти опустело, Ваня прощался с последними – обменялся поцелуями с двумя девушками, хлопнул по плечу клавишника: «Ну, бывай». Еще минута – и они вообще остались одни в этом подвале, где еще совсем недавно все гремело от громких звуков. Иван прошел к столику, налил в два стаканчика газировки, вернулся и протянул Илье со словами:

– Ты на машине?

– Да.

– Тогда тебе коктейлей больше нельзя. В другой раз приезжай на метро, оторвемся.

Честно сказать, Илья не помнил теперь – он и в самом деле пил этот коктейль или только пригубил. Все смыл адреналин совершенно нового формата выступления перед публикой. Но на всякий случай кивнул Ване и взял стаканчик. Тот повертел свой и вдруг выпалил:

– Ну как?

Вопрос, заданный беспечным тоном, все же выдавал волнение.

– Тебя любят, – Илья толкнул своим стаканом стакан Ивана, – это главное. – Отпил, слегка поморщился. Как же сладко, слишком. И решил сказать правду. В деле обучения нет ничего лучше правды – так говорил Виктор Рудольфович. – Музыка безобразная. А голос у тебя уникальный. Не думал о серьезной вокальной карьере?

Иван помолчал. Тоже отпил. Кажется, его не задели слова о музыке, как опасался Илья. Но и комплименты голосу тоже не произвели особого впечатления.

– Не, ну в принципе ты прав, там еще доработать стоит… – наконец заговорил Ваня. – Сеструха говорит, что пока на радио не возьмут, но уже лучше, чем год назад. Так что… – пожал плечами. – Работаем. А вокал мой отцу не нравится, поэтому я пою, когда его дома нет.

Последние слова удивили. У парня изумительный по чистоте и редчайший по тембру голос – это понятно даже Илье с его весьма поверхностным знакомством с вокальным искусством. Как это можно не понимать?

– Если твой отец – педагог по вокалу, то к его мнению можно прислушаться. Но если нет…

– Он педагог по фотографии, – невозмутимо ответил Иван. Кажется, он не видел ничего необычного ни в своем голосе, ни в реакции отца на него.

– Я могу организовать тебе встречу с хорошим педагогом по вокалу, – в Илье проснулось какое-то необъяснимое упрямство. – Такие голоса – большая редкость. У тебя, конечно, с нотами есть проблемы, но это как раз довольно легко исправляется.

Ваня слушал. Кажется, серьезно. И даже немного помолчал, словно раздумывая.

– Я не против, если арии не заставят петь, – и едва Илья собрался возразить, резко сменил тему, словно она ему наскучила: – Слушай, а сыграй? – Иван махнул в сторону синтезатора. – Ты сегодня был реально крут. Но… сыграй то, что тебе хочется именно сейчас.

Ваня возвращал ему комплименты. И они… они были приятны. Грели. И Илья без раздумий поставил стаканчик на край сцены. А пока шел к синтезатору, четко понял, что будет играть. Но прежде чем начать, все же оставил последнее слово в споре комплиментов за собой.