Я тебя не ждала, или 5 месяцев любви

– Ну, я приду?

– Приходи, если тебя ругать не будут.

– А я никого не боюсь, – посмотрел на группу моих сокурсников. Взгляд Игната при этом сильно изменился. Сделался злым и острым, как лезвие бритвы. Он не смотрел, он резал их на куски.

Рыжий и Золотников то и дело поглядывали на нас и громко над чем-то смеялись, но когда столкнулись взглядами с Игнатом, резко замолчали.

– Твои что ли? – как-то зло процедил он.

– Угу, англичане, одногруппники.

Я так и не поняла, что вызвало такую перемену в Игнате. На меня он смотрел по-другому, глаза лучились ярким голубым светом, таким голубым-голубым, небесным. У меня самой тоже светлые глаза, и многие отнесли бы их к голубым, но по сравнению с Игнатом, они, скорее, серые, а не голубые. С какой же уничижительной жестокостью он смотрел на Рыжего и Золотникова. Желваки заходили на лице.

– Игнат, – позвала я.

– Да, – вернул мне внимание.

– Ты чего?

– Не нравятся мне они, – со злобой выплюнул слова. – Смотрят…

– Ну и пусть…

– Дебилы какие-то. Так и хочется врезать…

Спорить не стала. И сама не особо высоко ценила их интеллектуальное развитие. Конечно, мальчишки в церкви и мальчишки, близко не подходящие к ней, отличаются, как небо и земля. Курят, матерятся, плоско шутят, делают намёки, которые я совсем не понимаю, из-за этого меня называют «монашкой». Но меня такая репутация устраивает.

– Да ладно тебе, связываться ещё, – успокоила Игната.

Он перевёл взгляд на меня. Синева глаз перестала резать, начала согревать.

– Ну, до вечера? – подмигнул он.

– До вечера.

* * *

– Орлова, тот чел, – Золотников кивнул в сторону удаляющегося Игната, – типа твой знакомый, который не бойфренд.

– Он самый, – подтвердила.

– Чего светишься, как начищенные ботинки? – уточнил Рыжий.

– Не твоё дело, Платон.

– Фу-у, как грубо, – заныл Улиткин. – Я, может, интересуюсь тобой.

– Мной? Интересуешься? Не смеши!

– Чего сразу «не смеши»? Девушка ты свободная…

– Платон, подрасти сначала. Я с малолетками не встречаюсь. Сколько тебе? Семнадцать?

– Шестнадцать, – надулся Рыжий.

– А мне двадцать, если забыл. Зачем я тебе такая старая?

Золотников заржал по-козлиному:

– А ему, может, с опытом нравятся.

– Тогда тем более подрасти нужно. Кстати, опыта у меня нет. Я же монашка, сектантка. Забыли?

– А этот твой, – вспылил Рыжий, – тоже сектант?

– Ага! Он самый! Игнат – просто друг, понятно?

– Имя дурацкое, – Улиткин обиделся.

* * *

После пар Игнат ждал меня на первом этаже восьмого корпуса, подпирал плечом колонну в холле. Руки скрестил на груди, отчего казался ещё шире. На нём красовалась замшевая коричневая куртка с накладными кожаными налокотниками, тёмная рубашка, синие джинсы в мелкую, едва различимую клеточку.

Вечером в университете становилось безлюдно. Буфеты закрывались к четырём часам, и толпы студентов переставали наполнять холлы и закутки с закусками. В здании оставались лишь те, кто учился во вторую смену.

Игнат обращал на себя внимание, потому что, кроме него, в холле никого не было. Он колючим взглядом провожал моих одногруппников. Когда заметил меня, его глаза засветились голубыми лучиками.

– Привет!

– Привет!

Повисла неловкая пауза. Обнимать больше не пытался. Взять за руку тоже не мог – всё-таки мы пока давние знакомые. Для меня Игнат – просто брат подруги, а я для него – подруга сестры, и совсем неважно, что он начинал мне нравиться.

Нельзя сказать, что Игнат красив. Скорее всего, его можно описать словом «обычный». Сильно выделялся широкий нос на худощавом лица. Зубы мелкие, когда он смеялся, улыбка не выглядела обворожительной – скорее напоминала оскал. У парня были шикарные голубые глаза. Мне казалось, что они отражали небесный свет, словно у ангела. Игнат стал высоким и широким, ладони длинные, аккуратные пальцы, как у пианиста. Он хорошо играл на гитаре и окончил школу искусств по классу «Скрипка». Я всегда восхищалась парнями с музыкальными способностями.

– Идём? – Игнат кивнул в сторону выхода.

– Идём.

На крыльце восьмого корпуса организованно курила компания из моих одногруппников. Мы с Игнатом прошествовали мимо них.

– Дианочка, пока! – услышала голос Рыжего.

– Всем пока! – бросила в ответ.

Донеслось небрежное блеяние Золотникова, которое следовало принимать за смех. Игнат убийственно взглянул на парней и как бы невзначай слегка дотронулся рукой до моей талии, чтобы подстраховать на ступеньках. Смех оборвался.

– Не обращай внимания, – сказала я.

– Раздражают меня.

– Просто будь выше. Не реагируй.

Игнат глубоко вздохнул и улыбнулся.

Из университета мы, не торопясь, спускались по пешеходной улице. Стоял тёплый сентябрьский вечер. Игнат повёл меня в пиццерию. Там мы умяли небольшую пиццу на двоих, запили чаем и болтали обо всём на свете: об универе, о моей учёбе в колледже, о семье Игната.

У Митрофановых было семеро детей, Игнат – самый старший, за ним шла Адель, моя подруга. Разница между братом и сестрой полтора года. После Адель через каждые два года шли Мишка, Тишка, Марианна, Корнелия и Сева.

Там же, в пиццерии, Игнат по великому секрету поведал мне, что их могло быть и восемь, но не получилось.

Я сидела и ловила каждое слово. Мне было безумно интересно слушать о такой большой семье. Конечно, я и раньше всё знала о Митрофановых из уст Адель, но видеть, с какой теплотой отзывался Игнат о своих братьях и сёстрах, мне не доводилось. Раньше я вообще считала его сухарём и занудой. Почему я так думала? Так преподнесла мне старшего брата Адель, когда я впервые увидела его на молодёжном собрании.

Тогда ещё спросила подругу:

– Ади, это кто?

Она проследила за моим взглядом и закатила свои большущие голубые глаза:

– Игнат, мой старший брат. Ему 16. Он зануда и придурок!

С тем я и осталась.

Однажды мне даже посчастливилось побывать в гостях у Митрофановых на воскресном обеде. Адель пригласила.

Жили они в частном доме, вернее, в его половине. В другой части обитали родственники: не то дядя, не то дедушка, – так и не разобралась тогда. Всё просто: баня, туалет, надворные постройки, по огороду медленно прогуливались куры. Дом начинался с холодных сеней, затем шла тёплая прихожая, которая служила и кухней, и столовой, и гостиной. На стенах висели крючки для одежды, и в ряд стояли сапоги всевозможных размеров. У жаркой печной плиты крутилась мама Адель, готовила и постоянно отпускала детям задания. Кто-то должен был покормить кур, кто-то подмести пол, кто-то принести ещё один стул для меня, кто-то расставить тарелки и достать ложки. Работа находилась всем. Разве только малыши не помогали, но и те не озоровали, а с любопытством разглядывали меня из разных углов дома.

Мама Адель скомандовала, чтобы дети садились за стол. Все как один заняли места. Как я поняла, за каждым закреплено своё. Моё же присутствие нарушило баланс. Адель усадила меня рядом с собой. Малышу Севе пришлось отправиться на другое место. Из-за этого он сильно осерчал и всё время замахивался кулачком на братьев и сестёр возле себя, кто бы что ему ни сказал. Мама делала мягкие замечания младшему сыну. Послушание длилось ровно минуту. Потом всё возобновлялось. Дети начинали снова жаловаться на Севу. Всё это продолжалось до тех пор, пока Игнат не посадил малыша рядом с собой, подальше от перепуганной маленькой Корнелии. Сева успокоился. Старший брат, по-видимому, для него представлял непререкаемый авторитет.