Я тебя придумала

Кажется, я сказала это вслух, потому что Рым вдруг усмехнулся, наклонился ближе к моему лицу и прошептал:

— Совсем недавно ты уверяла, что ничего не боишься, маленькая.

Я вздохнула. Да, так было… Но, наверное, в другом мире. Этот, созданный мной самой, действительно меня немного пугал. И хуже всего было именно осознавать то, что я сама всё придумала, сочинила и описала. Но фантазии фантазиями, а жизнь жизнью. И мне совсем не улыбалось проходить испытание Тропы Оракула. Тем более что я представляла, каким именно оно будет.

Я уже открыла рот, чтобы ответить Рыму, как вдруг поняла — он наклонился уже так близко, что я не вижу его лица. Зато чувствую обжигающее дыхание на своей щеке.

— Всю жизнь я ненавидел людей, Линн, — от хриплого голоса Рыма у меня почему-то странно, но радостно забилось сердце. — Ненавидел с того самого дня, как твои сородичи сожгли мою деревню, убив на моих глазах мать, отца и сестру. Никого не пощадили, даже детей. Меня спасло только то, что с раннего утра я ушёл в лес за ягодами для праздничного пирога — на следующий день сестре должно было исполниться пять лет — и когда вернулся, то застыл, увидев свой горящий дом, мёртвые тела соседей, родителей, которых забивали камнями, плачущую сестру. Они прирезали её, как свинью, Линн. А меня спасло только то, что от страха я даже пошевелиться не смог. И потом тысячу раз проклинал себя за трусость, за то, что отсиживался в кустах, пока твои сородичи убивали моих родных и знакомых.

— Рым… — прошептала я, чувствуя, как в глазах закипают слёзы, как сжимается в комок сердце от осознания собственной вины — ведь это я сделала! Не они, мои «сородичи», а я! Потому что именно я написала эту жуткую историю когда-то на страницах собственной книги.

Но Рым не дал договорить, прижавшись губами к моей щеке, оглушая горячим шёпотом.

— Понимаешь, почему, увидев тебя, я так отреагировал? Понимаешь, почему называл человечиной? А потом я совершил свою самую большую ошибку, когда решил прощупать тебя, чтобы понять, есть ли в тебе нечто, чего нам стоит опасаться. И, заглянув в твои глаза, я провалился очень глубоко. Я видел твою душу, я коснулся её, и это было так… радостно и сладко… и в то же время — очень больно, Линн. Как будто кто-то сделал мне удивительный подарок, а потом — почти сразу — отнял, и отнял навсегда. А я не хочу… не хочу отпускать тебя, маленькая…

Мысли у меня путались. Я точно сходила с ума. От голоса Рыма внутри всё вздрагивало, билось, звенело и словно пускалось в пляс. От его рук, которыми он осторожно меня обнимал, по всему телу разливалось нежное, ласковое тепло, и казалось, что оно может согреть меня не хуже норковой шубы.

И почему-то хотелось заплакать. Прижаться, никогда больше не отпускать, и — плакать…

Что со мной?

— Рым… — еле смогла выдохнуть я, но он не дал мне продолжить, вновь горячо зашептав:

— Я просто хочу узнать, что мне теперь делать… с этим чувством … Я ведь… не хочу тебя отпускать, понимаешь? Никогда… Но и быть с тобой… мне нельзя, маленькая.

«А я могу спросить у Оракула, как попасть домой…» — вяло подумала я. Но так ли уж мне хотелось туда? Теперь я не была уверена.

Я обнимала Рыма обеими руками, прижималась к нему изо всех сил, и мне почему-то казалось, что вот он — дом, в который я наконец вернулась.

Тепло, нежно, удивительно, безрассудно… Я, кажется, совсем растеряла по пути свой разум. Забыла о времени, растворилась в объятиях, слыша только стук двоих сердец.

— Нам пора, маленькая

Куда? — хотела спросить я. А потом вспомнила… И, обречённо вздохнув, поспешила вслед за Рымом, который уже возвращался к остальным.

.

Потом, когда мы, простившись с Милли, Брашем и Бугалоном, разъехались в разные стороны, у меня было достаточно времени подумать о случившемся. Откинувшись на широкую грудь Рыма, я попробовала уснуть, но почему-то не смогла. И вместо того, чтобы унестись в царство Морфея, я думала, анализировала и рассуждала.

Я никогда не была влюбчивой. И с тех пор, как встретила Игоря, на мужчин не заглядывалась. Но то, что произошло у нас с Рымом, я была не в силах объяснить.

И безрассудной я тоже никогда не была. Так почему же я так странно реагирую на близость этого орка? Почему он кажется мне таким родным? Почему не хочется отпускать его или куда-то уходить самой? Откуда все эти странные мысли?

Пожалуй, теперь я была согласна с Рымом по поводу Оракула — мне тоже есть, о чём у него спросить. Хоть и придётся пройти через это сомнительное испытание. Но ничего, я смогу, я сильная.

Мы ехали долго, до самого рассвета. Я никогда не думала, что у меня получится удержаться на лошади такое продолжительное время. Впрочем, наверное, ничего бы и не вышло, если бы не твёрдая рука Рыма, которой он придерживал меня за талию.

Какое-то время я не понимала, как мои спутники и их лошади умудряются разбирать дорогу в почти полной темноте. Но потом Рым, заметив моё удивление, объяснил, что это благодаря Брашу, наградившему всех, кроме меня, «ночным зрением» на несколько часов пути, чтобы хватило до рассвета. Именно в это время мы спешились, чтобы поесть и отдохнуть.

— Если повезёт, к вечеру будем на Тропе Оракула, — сказал Тор, скидывая сумку с едой и котелком на землю. — Ездоков тут немного, так что если не наткнёмся на незваных гостей, то часам к четырём уже въедем на Тропу.

— Думаешь, любители моей силы сюда не сунутся? — вымученно улыбнулась я, благодарно усаживаясь на подстеленное Рымом одеяло. Тор вытащил из сумки котелок и пожал плечами.

— Сунутся — почикаем. Ты, главное, на рожон не лезь, как в прошлый раз. А то командир чуть концы не отдал, когда ты с тем эльфом в воздухе растворилась.

— Не сунусь. Но ведь теперь у нас больше нет магов в отряде.

— Как — нет? — изумился Тор. — А Рым, по-твоему, кто?

Я покачала головой.

— Рунная магия требует подготовки, а во время драки выписывать руны…

— Линн, — укоризненно сказал подошедший Рым, — по-моему, ты слишком плохого обо мне мнения. Неужели ты думаешь, что я отправился бы в путь, рассчитывая исключительно на мечи, зная, что среди наших противников тёмные эльфы?

Я с интересом на него посмотрела. Но Рым уже отвлёкся от темы, с тоской вертя в руках походный котелок и мешочек с какой-то крупой.

— Эх, жаль, Гала нет, а то из нас с тобой, Тор, повара — как из кошки менестрель.

— Давай я сварю! — вскочила я на ноги. Хоть я никогда не варила каши, пользуясь не плитой, а костром, всё же, надеюсь, моих умений хватит на такое нехитрое дело.

— А ты умеешь? — с сомнением протянул Тор. Я рассмеялась.

— Это я мечом махать не умею, а вот кашу — очень даже. Так что разводите костёр, да принесите воды. Не на вине же её варить, верно?

Рым, засмеявшись, подхватил котелок и потрусил к ручью, возле которого мы остановились, а гном занялся костром. Вскоре у меня было всё, что нужно — вода, крупа, соль, немного вяленого мяса и какие-то травки, из которых надлежало приготовить «чаёк».

Я, покосившись на спутников, садящихся возле костра, в который раз задумалась — а рассказывать ли им всё, что узнала в Эйме? Про то, что я демиург, про свою силу, про пророчество, в конце концов? Задумчиво помешивая крупу, чтобы не подгорела, я вздохнула — пожалуй, не стоит. Если только про силу демиурга. Но про пророчество пока умолчу, не такое уж оно и важное, да и вообще — непонятное донельзя. Только запутаю всех. Да и сама запутаюсь. Хотя я и так уже по уши запутанная.

Рассуждая логически, можно сделать вывод, что раз есть пророчество, значит, этот мир меня ждал и я что-то должна сделать. Я не просто «провалилась», этот «провал» был предопределён. Но вот зачем я Эрамиру — непонятно. Что мне нужно сделать, чтобы вернуться домой?