Я тебя прощаю

Но когда Лукас сказал обэтом Чандре и вновь предложил ей стать его женой, она только крепко обняла его и поцеловала. А потом сказала «нет».

В течение недели напряжение между Лукасом и Чандрой почти неуловимо нарастало. Полиция вновь обратилась к нему, как и представители прессы, Лукас сообщил репортерам, что больше он не защищает интересы Моуранов.

Твердо решив проводить с Чандрой каждую свободную минуту, Лукас стремился большей частью работать дома. Но чем дольше он находился рядом с ней, тем лучше понимал, как различаются их личности и характеры. Чандра была скроена из более тонкой, благородной ткани, совсем не похожей на грубый материал, из которого был скроен Лукас.

После прочтения десятков отчетов Робарда о миссионерской деятельности Чандры, Лукас невольно сравнивал ее внутреннюю чистоту с собственным эгоизмом. Он казался самому себе низким, поверхностным, меркантильным. До встречи с Чандрой он жил исключительно для себя, хватая все, что ему было нужно, и не задумываясь о последствиях своих поступков для других людей. За услуги он требовал максимальной платы, и сдерживала его обычно единственная мысль: сумеет ли он выпутаться из очередного дела, не нарушив закон?

Он хищно охотился за делами, которые могли обеспечить ему богатство или известность. Он принес в жертву идеализм на алтарь своего «я» и тщеславия. Он пожертвовал друзьями, первым браком, целостностью собственной личности, даже сыновьями.

И хотя любовь к Чандре до некоторой степени изменила Лукаса, он понимал, что ему никогда не стать благородным героем. Несмотря на стыд и решимость измениться, он не мог полностью переделать себя. И потому Лукас, который всегда был дерзок и самоуверен, боялся, что Чандра, узнав его лучше, не сможет полюбить его.

Он принуждал себя отказываться от лакомых кусков, от дел, обещающих щедрое вознаграждение, согласившись вместо того защищать группу иммигрантов, проживающих в доме, владельцы которого отказались производить ремонт водопровода.

Недовольные новым Лукасом Бродериком, партнеры устраивали ему допросы с пристрастием. А узнав, что он отказался вести дело Моуранов, они пришли в ярость. На все упреки Лукас отвечал, что уйдет из фирмы и откроет собственную практику, если ему не предоставят свободу действий.

Но с особым усердием он разыскивал хоть какие-нибудь клочки доказательств невиновности Чандры. Память не возвращалась к ней, однако она чутко улавливала дурное настроение Лукаса каждый раз, когда он возвращался из офиса, выяснив, что сведения, добытые Робардом, не оправдывают Чандру, а, напротив, подтверждают ее вину.

Шумиха в средствах массовой информации нарастала с каждым днем, о Чандре распространялись все более гнусные слухи. Федеральное правительство приняло решение о расследовании дела. Но больше всего Лукаса тревожило то, что омерзительные сообщения о якобы преступных махинациях Чандры в Мексике — дело его рук. Только не он распорядился о распространении этих слухов. Это сделал кто-то из людей, присутствовавших при разговоре в библиотеке Моуранов.

Но кто?

Если верить Робарду, все присутствовавшие в библиотеке имеют железное алиби. Сидя дома, Лукас занялся рутинными хлопотами по дому, на что у него никогда не хватало времени. Встретившись с подрядчиком, он договорился, что в субботу запечатают туннель.

Образы в ночных кошмарах Чандры становились все отчетливее. Воспоминание о Лукасе в помещении с позолоченной мебелью и увядающими розами постепенно прояснялось. Она припомнила, как ее заперли в темной комнате и напичкали наркотиками, в памяти всплыл мужчина с черными глазами.

Почти все Моураны и почти все на ранчо были черноглазыми, особенно темными казались глаза Стинки. Но Стинки и Холли весь вечер, когда было совершено убийство, занимали гостей, прибывших на похороны. Так, во всяком случае, утверждал Стинки. Хэл им помогал.

Каждую ночь, когда Чандру будили кошмары, Лукас обнимал ее и успокаивал, пока с ее лица не сходила мертвенная бледность и не нормализовывалось дыхание. Прошлой ночью ей приснилось, как она выползла из фургона, прежде чем тот вспыхнул.

С каждым днем напряжение и страх все сильнее душили Лукаса. Казалось, он запутался в паутине.

Вот только разглядеть паука он не мог.

Ссора между ними началась с телефонного звонка.

Лукас и мальчики были у бассейна, и потому трубку взяла Чандра, которая только что пробудилась от дневной дремоты. Когда Лукас вбежал в дом, чтобы ответить на звонок, он увидел, что Чандра стоит с застывшим лицом, в оцепенении прислонившись к кухонному столу. Казалось, ее только что разбудил ночной кошмар.

— Кто звонит?

— Не знаю. Он молчит.

Лукас выхватил у нее трубку.

— Кто это, черт возьми?

Телефон молчал.

Лукас швырнул трубку на место.

— Сколько раз повторять тебе: не смей подходить к телефону, черт побери!

— Извини меня, ради Бога, — сдавленно прошептала она, проходя мимо Лукаса к лестнице. — Я устала, я не подумала…

Лукас бросился за ней, ощущая гнев, раскаяние, любовь — всю невообразимую мешанину чувств.

— Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что происходит, — потребовала она, когда Лукас вошел следом за ней в ее спальню.

— Не могу. Ты должна мне верить. Усевшись перед зеркалом, Чандра тревожно вгляделась в свое отражение. Отведя в сторону волосы, она коснулась кончиком пальца тускнеющего, похожего на застежку-молнию шрама у линии, откуда начинали расти волосы. Царапины на щеке почти исчезли. С каждым днем у нее прибывало сил, днем она отдыхала все меньше.

— Верить тебе? Об этом я мечтаю больше всего. Но это очень трудно, когда ничего не помнишь. В голове у меня пустота, если не считать кошмарных снов. Я люблю тебя; но я вижу, ты что-то от меня скрываешь.

— Я же объяснял, Пит сказал, тебе нужна еще неделя, чтобы оправиться…

Она обернулась.

— Мне до смерти надоело, что со мной обращаются как с младенцем!

— Ты чуть не умерла. Тебе необходимо набраться сил. Я все объясню тебе в пятницу.

— В пятницу? Но до пятницы еще целых три дня. Не знаю, сумею ли я дождаться…

Лукас бережно заложил выбившуюся золотую прядь за ухо Чандры.

— В пятницу, обещаю, — негромко и умоляюще повторил он. — А может быть, и раньше. Может, память к тебе вернется еще раньше. Или же тот, кто преследует тебя, сделает неверный шаг.