Я – ТВОЯ ЖЕНЩИНА!

Рядовой задумался. Потом ответил:

– «Три медведя».

Гаров прыснул от смеха, повернувшись в сторону. Сделал вид, что закашлялся.

Майор Смирнов с умным лицом продолжил:

– Это что? Сказка что ли такая? Сказки, значит, любишь? Сказки – это конечно, хорошо! А последнюю, какую книгу ты прочитал, Глушко?

Глушко немного растерялся. Опять подумал. Произнес:

– «Три медведя».

Гаров «закашлялся» еще сильнее. Смирнов глянул на него, слегка улыбнулся, затем с деланно важно-серьезным лицом произнес:

– Глушко! Вот от твоих ответов лейтенант Гаров поперхнулся. Ты хоть думаешь, что говоришь? Слава богу, дожил до девятнадцати лет. Девятнадцать тебе?

– Так точно.

– Так неужели ты последний раз читал книги в третьем классе?

– Да нет, - улыбнулся Глушко. – Она у меня под подушкой. Я перед сном ее читаю.

– Кого?
– спросил Смирнов, широко раскрыв глаза.
– Сказку «Три медведя»?

Гаров уже хохотал в открытую, не в силах сдержаться. Глушко, глядя то на Гарова, то на смеющегося Смирнова, искренне не понимал, что происходит. Покраснев сильнее, чем от расстегнутой ширинки, силился понять, что же в его ответах не так.

– Товарищ майор, я вам честно сказал. А вы!

– Глу…ш…кко… А т-ты… это… «Про Ку…рочку Ря…бу» чита-ал? – заикаясь от смеха, спросил майор. – Я тебе принесу… Знаешь? Тоже… ин…нте…ресно!

В вагончик зашел прапорщик Мердыев с большим пакетом:

– Смеемся, значит? Опять Глушко чего-нибудь сморозил?

Смирнов, все еще задыхающийся смехом, спросил Мердыева:

– Леха!.. Ты «Три медведя» не читал?.. Ха-ха-ха… Вот Глушко советует. Говорит хорошая книжка… У него – на-астольная. Прям, как Библия. Мердыев, деловито закладывая в холодильник продукты из пакета, мельком глянул на обиженного Глушко:

– «Три медведя» - отличная сказка. Мне мама читала. Что тут смешного? Плохо, что Глушко других книжек не читает. Хочешь, Ромка, я тебе «Войну и мир» первый том принесу? В одной из пустых квартир грозненских захватил с собой. Может, думаю, пригодится. Хочешь?

– Хочу, - буркнул насупленный Глушко.

На громкий смех вышла из другой комнаты вагончика жена майора - Светлана:

– Чего издеваетесь над мальчишкой?

– Кто здесь мальчишка? – резко переспросил майор. – Глушко – солдат, защищающий свою Родину – Россию, вместе с тем свою маму и свою деревню Глушкино. Он должен знать свою страну, своих героев, своих писателей. Чем он отличается от тех, кто говорит «порвем, суки»? «Тремя медведями»? А если чеченцы в эту дверь войдут, Глушко как Машенька выпрыгнет в окошко и побежит домой к маме?.. Хм… Мальчишка…- Смирнов презрительно хмыкнул.

В это время где-то недалеко грохотнуло. После взрыва началась перестрелка очередями. Смирнов быстро развернулся, схватил с кровати автомат и ринулся к дверям, отталкивая Глушко. Не останавливаясь, обернулся:

– Гаров! Со мной?

– Да! Конечно! – Сашка схватил такой же автомат и легко побежал за майором.

– А мне? Мне что делать? – раздался из вагончика голос Глушко.

– «Войну и мир» чита-ать! – донесло эхо ответ Смирнова.

– Сщас достану, - проговорил Мердыев, продолжающий суетиться вокруг продуктов.

– Откуда тортики с пельменями? – спросила Светлана.

– Здесь есть магазин?

– Да какой магазин? – улыбнулся Мердыев. – Надо же чеченцам как-то зарабатывать. Вот и приходят в аэропорт торговать. А я как увижу их: «Где разрешение? Нету? Вот и идите отсюда!» Так чтоб остаться, они мне пакеты с едой дают. Так и живем.… Держи! – протянул прапорщик Мердыев рядовому Глушко, вытащенный из-под матраса том Толстого.

Монотонно из ординаторской доносился четкий ритм времени. Дверь в палату была приоткрыта. Тихий час Даша Свириденко не любила с детства, с тех пор, как из-за частых ее болезней маме пришлось забрать из детсадовских ясель. Она одна не спала. Проектировала мысленно предстоящий таинственный процесс, иногда бралась за спицы – детские штанишки были почти готовы. Часы прозвенели четыре раза, когда низ живота стал неестественно влажен. Болей никаких не последовало, но Даша испугалась – вдруг ее малышу не терпится появиться на свет? Не решившись будить соседок, она молча встала и поспешила к выходу. По ее подсчетам до назначенной даты осталось два дня. Медсестра-акушерка, рассмотрев ее, распластанную по креслу, покачала головой: «Воды отошли, на сухую рожать будешь…».

Рожать естественным путем вообще не получилось. Через тринадцать часов Дашу, измученную схватками, практически без сознания, отвели в хирургическое отделение, вызвали бригаду врачей и медсестер. Бывшая одноклассница, теперь – реанимационная сестра, подошла к Дашиному истерзанному уколами телу, ласково шепнула:

– Хороший врач кесарить будет. Я подходила к нему. Говорю: красотулю нашу не испортите! – Татьяна улыбнулась и отошла.

– Где тут наша венка? Ну-ка кулачком поработай! – проговорил анестезиолог Даше, легко заигрывая между делом с одной из медсестер. Почти все присутствующие знали, что они любовники. Даша тоже об этом уже слышала. И ей было приятно засыпать во флюидах тайной любви, витающих над ней. Она закрыла глаза. Последние слова анестезиолога: «Даша! Посчитай мне до десяти-и-и-и!» - прозвучали как в микрофон, потом растворились, словно эхо в горах. Она доверчиво улыбалась. Спала.

Как не готовился мысленно к предстоящему событию курсант Свириденко, телеграмма свалилась все-таки неожиданно. Он не знал что делать, куда идти, что кому говорить. «Родился сын». У него родился сын. У НЕГО! ЕСТЬ! СЫН!.. Нет… Разве такое бывает? Это наверно не у него. У кого-то другого… СЫ-ЫН! Неужели он теперь отец? Что такое «отец»? Что такое «сын»? Такое случается сплошь и рядом. Но с НИМ!? Хотелось быть свободным поэтом. Умереть как Пушкин молодым. А теперь – у него есть сын! Нужно писать колыбельную - вот что нужно делать. Он пошел к командиру роты. Через час курсанта Свириденко отпустили в увольнение на сутки.

Приехав в Ростов, он направился сразу в роддом. К Даше его не пустили. Написав записку, пошел к теще. Та нервно раскричалась: «Хоть бы цветы купил! Папаша!». Дальнейшее время он провел молча. Говорила теща. То руки помой, то переоденься. В общем, то одно, то другое. Ну, как она не понимает? У НЕГО РОДИЛСЯ СЫН!!! У НЕГО, а не у нее. И когда она, второпях ворожа утюгом над пеленками, чтобы отнести их скорее в роддом, в очередной раз попросила его что-то сделать, он накинул куртку и выскочил из дома. Ночь провел под окнами больницы. Сами собой пришли в голову слова колыбельной. Записал на клочке бумаги. Утром возвратился в училище. «У МЕНЯ РОДИЛСЯ СЫН!». Малкович был знаком с майором Смирновым по Афгану. Но не знал, сможет ли рассчитывать на его поддержку сейчас. Тем не менее, ничего лучше ему в голову не пришло. И Андрей позвонил старому товарищу. Рассказал ситуацию. Упросил приехать в Моздокский суд в качестве свидетеля.