Я убийца

– А что с Громовым?

– А что с ним не так?

– Ну как же?

– Пропал человек. Бывает такое. Поищут, поищут, да спишут в утиль. Тебе ли не знать, – усмехаюсь я.

– А ты?

– Меня ты больше не увидишь, Сашок. И даже не пытайся найти. Я умер еще тогда, вместе с Кристиной и детьми. Не дай Бог, кто-нибудь что-нибудь узнает. Еще не хватало, чтобы ты от этого пострадал. Ты и так слишком многое сделал для меня.

– Для вас всех, – спокойно уточняет он и протягивает руку. – Тогда пока?

– Прощай. И спасибо за все. Не отклоняйся от плана!

Выхожу на улицу, накидываю капюшон и залезаю в машину. Черный ворон тяжело взмахивает крыльями и садится впереди на сухое дерево, смотрит на меня.

– Встретиться, говоришь, – усмехаюсь я и поворачиваю ключ в замке зажигания.

Фролова Елизавета Викторовна подходит к ноутбуку, сжимая в руке флэшку. Двадцать минут назад почтальон доставил ей странное послание. На клочке бумаги написано: «Мама, мне плохо. Спаси меня. Я страдаю за то, что ты сделала». Внизу подпись – «Санитар».

Она дрожащей рукой включает компьютер, вставляет в разъем носитель, запускает программу. Женщина минут пять смотрит запись с каменным выражением лица, затем безмолвно поднимается и, сделав два шага, падает в обморок.

Глава XLIV

Не все то золото, что блестит.

Русская поговорка

Тучи наливаются свинцом и опускаются все ниже, начинает моросить дождь. Автомобиль шуршит шинами по мокрому асфальту, иногда въезжает в лужи, поднимая из-под колес фонтаны брызг. Люди, сгорбившись, куда-то бредут – каждый по своим делам. Все вокруг словно череда кадров черно-белого кино. Чем ближе я подъезжаю к кабаку, тем больше хмурится погода и тем беспокойнее становится у меня на душе. Машина тормозит. Порыв ветра поднимает с земли нечто черное, похожее на так хорошо знакомого мне ворона. Нет, всего лишь полиэтиленовый пакет. Сижу и похрустываю пальцами. А так ли уж мне нужно встречаться с этой странной девицей и с ее крылатым приятелем? Что-то подсказывает, что нужно, а что-то, напротив, шепчет: «Беги!». Я гляжу в зеркало заднего вида: на пассажирском сидении расположились рядышком Петр и мой зверь.

– Одумайся, – говорит первый.

Римлянин усмехается, подается вперед и склоняется над моим ухом.

– Сам подумай, где был этот проповедник, когда он был тебе нужен? А я был с тобой всегда.

– А ведь он прав, Петр, – перевожу взгляд на священника. – Почему ты оставил меня в трудный момент?

Петр пытается что-то возразить, но легионер лишь взмахивает рукой, словно стирает его, и Петр растворяется.

– Слабым доверять нельзя, Максим. Слабые предают. Я был с тобой все время, я помогал тебе все эти годы. Разве я пичкал тебя при этом какими-то нравоучениями? А он? Ты вспомни: когда ему было нужно, он был не так уж и добр к людям. Пойдем, нас уже ждут. Пойдем.

Вода стекает ручьями по лобовому стеклу, дождь усиливается. Серые оттенки, окрасившие город, становятся еще более мрачными и угрюмыми.

– Пойдем, Максим.

– А может, это ты прикидывался Петром, когда тебе это было нужно?

– Брось. Разве я могу?

Я смотрю на этого мрачного война и в глубине души понимаю, что может. Мои фантазии всесильны: я их не контролирую, это они контролируют меня. Мне нужен был повод, и я получал его, и неважно, кто мне его предоставлял – Петр или этот римлянин. Они оба служили мне, когда мне это было выгодно. В зависимости от ситуации плохой превращался в доброго и наоборот. Они подыгрывали мне, а я им. Странно получается. Интересно, а кто тогда более реален? Они или я? А может, и вовсе нас всех троих не существует? Обильный дождь барабанит по железному кузову автомобиля.

– Пойдем, Максим.

А он прав. Идти нужно, хотя и не хочется. Выхожу из автомобиля, забегаю под навес. У входа стоит толстяк. Он льстиво улыбается мне, забавно щуря маленькие свинячьи глазки. Когда я подхожу ближе, он с поклоном открывает передо мной дверь.

– Прошу, мил человек, прошу. Вас давно уже дожидаются, – при каждом движении его второй и третий подбородки вздрагивают, будто холодец.

Я вхожу внутрь. В кабаке нет ни единой души. Звучит пианино, знакомая мелодия – «Лунная соната» Бетховена. Сдвигаю в сторону преградивший мне путь черный занавес и замираю: передо мной огромная комната, по всему периметру горят свечи, по центру стоит большой стол, за ним сидит человек в плаще из черной кожи, его ладонь покоится на рукояти трости, выполненной в виде золотого черепа. Стол ломится от всевозможных яств, но незнакомец не проявляет к ним никакого интереса. Он поглощен игрой: склонившись над шахматной доской, он внимательно рассматривает расставленные перед ним черные фигуры. Неподалеку от него стоит еще один незнакомый мне человек, в шикарном костюме, крепкого телосложения, приятной наружности, словно сошедший с картины древнего византийского художника. По правую руку от шахматиста расположилась Татьяна с бокалом вина, одетая в вечернее платье насыщенно-красного цвета. Меня привлекает чье-то чавканье. Обернувшись на него, замечаю, как из стоящего на полу огромного таза, опустившись на четвереньки, жрет какое-то существо, отдаленно напоминающее человека, да и то, в основном, благодаря одежде – драной фуфайке и старым треникам. На секунду существо прерывает свою отвратительную трапезу, и его голова приподнимается вверх и поворачивается на сто восемьдесят градусов. Он смотрит на меня, раскрыв пасть, а в ней три ряда острых акульих зубов, между которыми застряли куски мяса. Один глаз чудища угольно-черный, другой – кроваво-красный. Не понимаю, снится мне все это или происходит на самом деле. Я уже забыл, когда в последний раз испытывал чувство страха, но от этого места даже у меня по коже бегут мурашки, а спина покрывается холодной испариной.

– Его зовут Авера. Не бойся, проходи, он тебя не тронет, – спокойно произносит шахматист, по всей видимости, главный из них.

Он говорит это так, будто в углу находится не странный полузверь-получеловек, а его верный пес, сидящий на цепи возле будки. После этих слов тварь расплывается в безобразной улыбке и снова ныряет в свою миску. Замечаю, что из таза торчат человеческие конечности. Уже жалею, что вообще приперся сюда, послушав эту сучку с ангельским личиком, которая тем временем с ехидной улыбочкой смотрит на меня и потягивает вино.

– Иногда первое впечатление обманчиво, – человек в кожаном плаще поворачивается ко мне и указывает на стул рядом с собой. – Прошу, Максим, присаживайся. Я ждал тебя.

– Да неужели?

– Рад тебя приветствовать, – незнакомец встает с места и протягивает мне руку. – Меня зовут Анатас.

– Максим, – усмехаясь, жму его ладонь.

– Тебя смешит мое имя?

– Чудное, я раньше не слыхал таких. Извини, не хотел обидеть.

– Ничего, я давно привык к такой реакции. Люди всегда странно воспринимают то, что не укладывается в их привычные представления, будь то необычные имена, нестандартное поведение или еще что-либо в таком духе. Присаживайся, – Анатас занимает место напротив меня. – Итак, с Аверой я тебя уже познакомил. Он сейчас занят трапезой. Но это и к лучшему, поскольку характер у него стал просто отвратительный.

– Вы кормите его человечиной?

– А почему бы и нет? Ты же кормил собак тем же самым? Что в этом плохого? Тем более, разве то были люди? Словом, не обращай внимания!

– Легко сказать, – я все же еще раз мельком оборачиваюсь в сторону этого странного и пугающего существа. Не каждый раз видишь такое.

– С Татьяной ты тоже знаком. Она, так сказать, свет моей души. Как дочь мне. Ты ведь еще не забыл отцовских чувств? Вижу, что не забыл. Особенно, судя по тому, как ты ухаживаешь за местом захоронения. Привязанность и верность даже после смерти всегда вызывали у меня уважение. А вон того скромного человека, который стоит за моей спиной, ты пока еще не знаешь – это Абигор, мой посланник.

– Да у вас тут знатная компания подобралась, как я погляжу, – кашлянув в кулак, тихо произношу я.

Для себя я уже нашел подходящее объяснение: наверное, я просто сплю в машине. Опять мое больное воображение не на шутку разыгралось. Но мне не привыкать. Я безумен, и я это знаю. Вот только почему этот Анатас, будь он не ладен, смотрит на меня и улыбается, будто слышит все, о чем я сейчас думаю. Страшно быть сумасшедшим и понимать это. Гораздо проще быть просто дураком и ни о чем не беспокоиться. Хотя, кто знает?

– Ты играешь в шахматы?

– Фигуры двигать умею.

– Вот и прекрасно. Прошу.

Я с опаской смотрю на доску, где друг напротив друга стоят две армии – светлых и темных, потом перевожу взгляд на этого странного человека. Мне достались белые, и это означает что первый ход за мной. Двигаю вперед пешку.

– Она сказала, что ты можешь дать ответы.

– Это зависит от вопросов, на которые ты хочешь их получить. Я, конечно, многое знаю, – Анатас отрывает взгляд от игры, – но я же не Господь Бог.