Я убью тебя, любимая

– Брось, Николай Иванович! – уверенно заявил мужчина. – Отдых за границей на курорте тем и хорош, что не надо все время докладываться домой о том, как отдыхаешь. Не тирань жену. Пусть наслаждается отдыхом. И от тебя отдохнет. Зато вернется соскучившаяся, отдохнувшая, довольная. И поедет у вас семейная жизнь как по заново смазанным рельсам. Куда она у тебя улетела, в Таиланд? В каком городе?

– Паттайя.

– Ну, это многое объясняет, – засмеялся визитер. – Паттайя – это вам не подмосковный дом отдыха, это даже по меркам Юго-Восточной Азии величина. Кто хоть раз бывал в Таиланде, знает этот город. Это один из самых популярных курортов. Я и то там два раза бывал. Не скажу, что уж такой заядлый турист, но впечатлений получил, домой было не увезти. Знаешь, чем он славится? Своими барами, танцами гоу-гоу и шоу трансвеститов.

Рукатов посмотрел на гостя с недоумением и даже как-то многозначительно откинулся на спинку своего рабочего кресла, словно брезговал слушать такое.

– Ты не делай большие глаза, – махнул рукой гость. – Там помимо мужчин и женщин легкого поведения есть и более подходящие для семейного отдыха занятия и развлечения. И состояние пляжей, говорят, за последние годы улучшилось, только они все еще не дотягивают до стандартов остального Таиланда. Грязновато там на пляжах, и многие просто купаются в бассейнах отеля, а в океане только тогда, когда их вывозят на острова.

– Спасибо за лекцию, – проворчал Рукатов.

– Не переживай, жена два дня не сообщала о себе? Это нормально. Завтра обязательно объявится. Не пытайся звонить, не мешай людям отдыхать.

Глава 2

– Утро великого сыщика! – воскликнул Крячко, вешая зонт на вешалку-стойку у входа.

Гуров сидел на своем любимом диване напротив окна с дымящейся чашкой кофе и созерцал блики восходящего солнца на стеклах многоэтажек Большой Якиманки.

– Полотно, достойное кисти не менее великого Венецианова, – продолжил Крячко, засунув руки в карманы брюк и разглядывая напарника.

– Почему Венецианова? – осведомился Гуров, величественно шевельнув бровью. – Более поздние портретисты не в состоянии передать все величие моего образа?

– Видишь ли, Лев Иванович, – рассмеялся Крячко, проходя к своему столу, – Венецианов не только великий портретист, он считается основоположником сюжетного стиля в портретном искусстве. А тут такой ракурс, такой колорит. Известный сыщик на своем диване! Мыслитель от сыскного дела.

– Ты где нахватался таких познаний в области живописи? – Гуров снова стал самим собой и откинулся на спинку дивана, согнав с лица наигранное величие.

– Родственники приезжали, в Третьяковку водил. Почерпнул, так сказать.

– Понятно. Только мне кажется, что Венецианов рисовал в основном женщин.

– Да ты что? – изобразил Крячко несказанное удивление, одновременно собирая в папку необходимые для планерки бумаги.

Офицеры Главного управления уголовного розыска собирались на утреннюю планерку в кабинете генерала Орлова. Кто-то приходил сосредоточенный, кто-то зевал во весь рот, предвкушая скорый отдых после ночного дежурства. Молодые офицеры бурно обсуждали какое-то событие. Крячко, войдя в кабинет, сразу оказывался в центре внимания. Ровное доброжелательное отношение к коллегам, ироничный склад ума, бурная фантазия и неистребимое чувство юмора всегда пользовались успехом в коллективе. К Крячко обращались по поводу подарков к юбилеям и по другим поводам. Никто, кроме него, не мог быстро придумать оригинального по форме и сути поздравления. Крячко всегда и все про всех знал, все обо всех помнил, у него всегда был готов, к слову, свежий анекдот и не избитая к возникшей ситуации байка.

Гуров прошел на свое место, здороваясь за руку с коллегами и обмениваясь кивками. Как обычно, напарник застрял еще на середине комнаты. Лев услышал, как Крячко рассказывает кому-то о художниках. Снова прозвучала фамилия Венецианова, теперь уже применительно к какой-то истории, связанной с молоденькой и хорошенькой смотрительницей музея, которая имела место не так давно в жизни самого Крячко. Гуров улыбнулся и покачал головой. Неисправимый балагур. Вошедший генерал Орлов одним своим присутствием прекратил все вольные хождения по кабинету и весь посторонний шум. Офицеры быстро заняли свои места за длинным столом для совещаний.

Началось обычное утро Управления. Доклады по вчерашним заданиям и делам «на контроле», отчеты. Планы работы на следующий день, планы работы по конкретным делам. Командировки, отчеты о командировках. Обзоры наиболее важных происшествий по стране, громких дел. Отдельно – по Москве и Питеру. Отдельно – по особо опасным преступлениям. Задания, задания, задания. Офицеры быстро писали в своих ежедневниках, приглушенно обменивались информацией, обещали подготовить то или иное.

И вот долгожданное разрешение всем быть свободными. Задвигали креслами, зашуршали ботинками по ковру кабинета. Заядлые курильщики с вожделением начинали похлопывать себя по карманам, где лежали пачки с сигаретами. Наступало время утренней «пятиминутки». Возвращаясь с совещания от генерала, кто-то шел в курилку, кто-то выпить чашечку кофе или чая, прежде чем приступить к текущим делам. Те, кому предстояло срочно уезжать, с сожалением разводили руками.

– Гуров, Крячко! – раздался вдруг голос Орлова, склонившегося над бумагами за своим столом. – Задержитесь-ка, ребята.

Сыщики переглянулись и вернулись к столу шефа, усевшись за приставной столик. Когда Орлов вот так просил задержаться после планерки, это чаще всего означало какое-то особое задание или поручение, которое по каким-то причинам Орлову не хотелось давать при всех. Иногда, правда, очень редко, Петр Николаевич предлагал старым друзьям собраться вместе, посидеть как-нибудь вечерком, вспомнить молодость, выпить.

Генерал отложил бумаги и поднял глаза на сыщиков. Гуров сразу понял, что речь пойдет не о предложении посидеть, повспоминать. Орлов был собран, немного даже угрюм, значит, дело не совсем приятное.

– Так, ребята, – наконец заговорил он, – дело есть одно. Не скажу, что очень важное, но сделать его надо.

– Ясно, – хмыкнул Крячко. – Некое задание с «верхов» нарисовалось?

– Ну да, – кивнул Орлов. – В ином случае я бы заговорил об этом при всех на планерке. Дело щекотливое, желательно его не особенно афишировать.

– В стенах министерства? – с сомнением спросил Гуров. – Я полагаю, Петр, нам не предстоит со Станиславом ничего предосудительного, что нарушало бы закон?

– Перестань, Лев Иванович! – поморщился генерал. – Что ты все сарказмом исходишь?

Он поднялся и прошелся по кабинету, заложив руки за спину. Сыщики молча наблюдали за шефом. Надо подождать, когда он созреет, тогда и будет изложена суть задания. Как всегда четко, аргументированно.

– Я тебя понимаю, Гуров, – снова заговорил Орлов. – У тебя неприязнь ко всем делам и делишкам, которые кто-то «наверху» пытается выпятить как более важные, нежели дела, касающиеся простых смертных. Ты привык работать так, что для тебя все равны на этом свете и перед законом. Правильно. Тебе повезло, что тебе дали за эти десятилетия сформировать себе такой имидж. Сначала по молодости лет смотрели сквозь пальцы на твою позицию, потом с начальством тебе повезло, что прикрывало тебя, потом сам стал матерым сыщиком, и тебе стало прощаться некое свободомыслие.

– История жизни, – хмыкнул Крячко. – Петр, кончай, давай уже к делу.

– Я бы перешел. – Орлов вернулся к столу и уселся в кресло, глядя сыщикам в глаза. – Перешел бы, если бы мне самому не было поперек горла такое отношение. Но… мы с вами носим погоны, а людям в погонах положено выполнять приказы.

– Вот и отдал бы сразу, – проворчал Гуров. – Мы же понимаем, что это и тебе надо. Неужели не поможем? Так что там стряслось?

– У одного высокопоставленного чиновника пропали жена и дочь.