Я украла ребенка

— Где Манюня?

— Я отнесу тебя в спальню, и принесу ее.

— Пообещай мне!

— Обещаю. Они с Валентиной Петровной в гостиной.

— Откуда ты знаешь?

— Видеонаблюдение показало. Тась, помолчи секунду.

Андрей быстро взбежал вверх по дубовой лестнице, зашел в спальню и положил меня бережно на кровать, начиная раздевать.

Пальто он бросил на пол, тужа полетела моя обувь и одежда. Он ничего не оставил, не слушал моих вялых протестов, лишь подал тонкую ночную сорочку, и проследил, что бы я не вставая одела её.

— Я сейчас приду.

Правой ладонью он дотронулся до моей, скорее всего посиневшей после крепкой пощечины Камиля, щеки, и мне показалось, что выругался сквозь зубы.

Я чувствовала себя полностью разбитой. Если в тот день, когда умерла сестра, я должна была держаться ради малышки, то сейчас расклеилась. Андрей был рядом. Он заботится обо мне и о Машеньке.

Андрей. Я пахла теперь его парфюмом.

Пошёл дождь, он барабанил по крыше. Основной свет Андрей не включал, только прикроватный светильник, и когда вернулся, спросил, оставить его на ночь.

— Оставь. Я хочу её видеть!

Малышка пускала пузыри с забавно высовывала язык. Валентина Петровна одела на нее желтые ползунки с жирафами и такую же распашонку. Андрей положил ее рядом со мной, а я принялась гладить крошечную головку, целовать пушистую макушку и водить пальцами по контурам нарисованных на детской одежке жирафов.

Он лег рядом. Андрей переоделся, сходил в душ, и лег позади меня, крепко обнимая и меня и малышку.

Глава 48

Андрей

Анатолию и Николаю досталось конечно крепко. Я поставил на уши вообще всю службу охраны университета и личную охрану!

Герман отхватил по первое число, стоило ему только появиться мне на глаза!

Тася пропала, и мне стало резко нечем дышать. Месяц иллюзорной семейной жизни поплыл перед глазами и в мгновение ока исчез без следа.

Я не сомневался, что к похищению моей жены причастен Басалгин, осталось только найти этого гребаного мафиози и прихлопнуть.

— Ты никого прихлопывать не будешь прямо перед предвыборной кампанией! — Герман без перерыва отвечал на телефонные звонки, потом попытался отвести меня в сторону, где никто не мог нас услышать. — Заруби себе на носу, Туманов! Главное — выборы!

— Главное — это моя жена!

Валентину Петровну и ребенка очень хорошо охраняли. Я сразу же, как пропала Тася отправил к дому еще двадцать человек, но вот за собственной супругой недосмотрел.

Большой проблемой, ко всему прочему, стали и журналисты, снующие по округе и норовящие сделать побольше кадров разъяренного депутата!

— А ты не думал, что она сбежала? Что Басалгин и не причем тут? Бросила на тебя ребенка, встретилась с дружками и поехала на Байкал курить трубку Мира и познавать себя? Что за слепая вера в её порядочность, Андрюх?

Герман быстро понял мой настрой. И слава Богу, потому что еще хоть слово плохое про Тасю, и я бы снова ему врезал. Журналисты были бы в полном восторге!

Я знал её всю. От кончиков пальцев до макушки! Моя Тася.

Все внутри теплело от одного звука её имени. Кто-кто, но она не может меня предать! Эта девочка — самое честное создание на всем белом свете. Она честная и сильная. А еще — она чиста и невинна была до того, как стать моей женой, и я никогда бы не подумал, что это станет таким важным фактом для меня.

Тася любит нашу дочь. Девочку, к которой я тоже привык.

Тася любит меня. Любит ли? Достаточно ли прошло времени, что бы полюбила?

Она зашла в университетский холл — маленькая и сломленная, и я не смог побороть вспыхнувшую в груди злобу. Больше никто не посмеет её у меня забрать! Я никому не позволю! Если надо — придушу собственными руками, и плевать на выборы!

***

Красное пятно на Таськиной щеке к утру превратилось лиловый синяк, который не давал мне покоя.

Ребенок проснулся первым, закопошился, но так как моя жена напрочь отказалась перекладывать её в колыбельку, Маша спала с нами.

Она лежала и смотрела прямо на меня, выглядывающего из-за светлых волос её матери.

Мать и отец, вот кем мы стали так неожиданно. Проснулись ли у меня уже отцовские чувства?

Я протянул к маленькому человеку руку и осторожно погладил по головке. Девочка сразу же встрепенулась и фыркнула.

— Доброе утро. — сказал я, не будучи полностью уверенным, что она меня понимает. — Давай дадим нашей маме поспать?

Пальчики путались в Тасиных волосах, нужно было распутать, что бы не разбудить.

Надо же. Еще совсем недавно я был один, как бирюк, и вот теперь у меня есть семья — они обе.

Я поцеловал Тасю в висок, погладил, не желая в действительности вставать с кровати и разжимать объятий, но младенцу нужен был уход, а еще ему нужно было кормиться.

Взять с первого раза нормально Машу у меня не получилось, но девочка стерпела мою неловкость и даже не заревела, она просто смотрела своими большими глазами, цвет которых пока трудно было разобрать.

— Мама наша вчера попала в передрягу. Знаешь, и это я виноват. Но больше я подобной ошибки не допущу, так что не волнуйся.

Мне казалось, что она вот вот может вывалиться у меня из рук, поэтому я шел, одним глазом смотрел себе под ноги, а другим следил за копошащимся младенцем, прижатым к моей груди.

Нечто крошечное, теплое. Даже просто держать её было приятно.

Я хорошо относился к детям, просто возможности попрактиковаться в уходе за ними у меня раньше не было.

— Понимаю, что мамины руки нежнее, но ты уж потерпи, хорошо?

На пороге я обернулся и посмотрел на спящую Таську — тоже маленькая, свернувшаяся калачиком и завернувшаяся с головой в большое одеяло.

— Я буду о вас заботиться. Знаешь, Маш, сначала так твоя мама решила, она пришла ко мне и полностью доверилась, хотя ей и было очень страшно. Теперь мы вернулись к тому откуда пришли, и надеюсь она поступит точно так же — доверится и все расскажет.

На кухне я положил девочку в раскладывающийся в горизонтальное положение детский стульчик, пристегнул ремнями безопасности, будто не кормить собирался, а в космос запускать, и начал готовить детское питание.

Когда у нас родятся с Тасей еще дети, возможно, она захочет сама их кормить? Перед глазами замелькали картинки слегка округлившейся и поправившейся девушки с еще одним младенцем, которого она прикладывает к своей полной, налившейся молоком груди. А повзрослевшая, беленькая Маша бегает вокруг и щебечет на своем детском языке.