Я умер вчера
Шрифт:
– Значит, вы не верили в то, что она действительно снимает сглаз и порчу? – спросила ее Татьяна.
– Да вы что! Нет, конечно. Бредни это все.
Примерно то же самое сказали и родители Пашковой. Никаких других источников информации, более осведомленных, следствию обнаружить не удалось, поэтому было принято решение оперативным путем отработать клиентуру Инессы. Это дело тоже было непростым, ибо списки страждущих снять сглаз и вернуть супружескую гармонию, с фамилиями, адресами и телефонами, почему-то не были вывешены на самом видном месте. Пашкова вела записи, но беспорядочно и бестолково, вернее, так показалось оперативникам, нашедшим ее бумаги. Вероятно, какая-то система в этих записях была, но знать ее могла только сама погибшая. В записях подробно указывалась причина обращения, проблема, с которой пришел клиент, динамика его состояния (если были повторные обращения), но не было ни одного имени. Только буквы или загадочные псевдонимы. И двигаться можно было, только отталкиваясь от указанного в записях существа проблемы. Если, например, к Инессе приходила некая женщина и просила снять порчу с ее семьи, потому что в течение только
Раз в неделю Татьяне приносили сведения о результатах наблюдения за клиентами Инессы. Метод уже принес свои плоды, если первоначально по записям Пашковой были установлены четверо, то к сегодняшнему дню число отрабатываемых «сглаженных и порченых» достигло одиннадцати человек. Некоторые производили впечатление абсолютно нормальных людей, но были и такие, чье поведение вызывало большие подозрения по части их психического здоровья. К этим персонажам внимание было более пристальное, хотя, если признаться честно, возможности делать эту работу добросовестно и тщательно просто не было. Откуда взять столько людей? Какая-то колдунья Инесса – это вам не депутат Готовчиц. И дело на контроле у министра не стоит.
Следователь Образцова не обольщалась насчет работы оперативников и «наружников», она хорошо понимала все их сложности, но все равно надеялась, что где-нибудь когда-нибудь что-нибудь вылезет. Надо только уметь ждать. А разрешение на продление срока следствия она всегда получит. Сегодня же, заглянув в дело, она вспомнила, что еще не получила сведений за минувшую неделю. Поколебавшись, Татьяна сняла телефонную трубку и позвонила оперативникам, которые вместе с ней работали по убийству Пашковой. Оперативники без тени смущения в голосе извинились и обещали представить справку завтра утром.
«Ну, завтра так завтра», – подумала Татьяна и занялась делом, по которому в камере сидели шестеро мошенников.
На другой день перед ней положили очередные сведения о клиентах колдуньи Инессы. Прочитав справку, Татьяна задумчиво повертела в руках ручку, открутила колпачок, убедилась в том, что паста в стержне почти закончилась, поискала в столе новый стержень и аккуратно заменила старый. Очень любопытно! Среди клиентов Пашковой установлена некая гражданка Лутова, и позавчера, в воскресенье, ее квартиру посетил не кто иной, как сам господин Уланов Александр Юрьевич, ведущий программы «Лицо без грима». Тот самый Уланов, на передачу к которому Настя Каменская недавно «сватала» Татьяну. А директор программы и корреспондент погибли при взрыве автомашины… Не многовато ли трупов вокруг господина Уланова? Правда, из трех трупов два совсем близко, а третий, честно признаться, далековато, связи никакой не видно, но все-таки, все-таки…
«Все равно надо что-то делать по убийству Пашковой, чего сиднем-то сидеть», – решила Татьяна. И позвонила Насте.
– Ты знаешь, я тут подумала над твоим предложением насчет «Лица без грима».
– Ну и?..
– Я, пожалуй, соглашусь, если тебе это действительно надо.
– Таня, если ты делаешь это только ради меня, то не стоит, – возразила Настя. – Ира права, лишние волнения тебе ни к чему, а общение с Улановым может принести только стресс и ничего приятного.
Татьяна рассмеялась в трубку.
– Настенька, дорогая моя, человек, который может заставить меня волноваться, еще не родился. Меня голыми руками не возьмешь, я и не таких, как Уланов, обламывала. Не забывай, у меня почти пятнадцать лет следовательского стажа, и я уже давно не девочка. Кроме того, я прикинула по деньгам и поняла, что действительно нуждаюсь в рекламе. Конечно, с потиражными выплатами я связываться не стану, себе дороже, но если твой приятель Дорогань начнет пробивать идею создания фильма, мое участие в программе пойдет ему на пользу, а сам фильм, в свою очередь, пойдет на пользу моим издателям, и в конечном итоге – мне самой. Я просто подниму свой гонорар.
– Так я могу передать Дороганю, что ты согласна?
– Можешь.
– А как насчет сценария?
– Нет. Тут я не отступлю.
– Ладно, – весело сказала Настя, – я подожду, пока ты еще что-нибудь прикинешь по деньгам. Надежда умирает последней.
Конечно, дело об убийстве колдуньи Инны Пашковой велось из рук вон плохо. Вяло велось оно, медленно, с перерывами. Но, с другой стороны, сами посудите, господа хорошие, как еще оно могло вестись? У следователя Образцовой в производстве одновременно находится восемнадцать дел. Это ей еще повезло, у некоторых и до тридцати случается. Теперь прикиньте, сколько часов в сутках. Прикинули? Минус на сон, на дорогу от дома до работы и обратно, на прием пищи и некоторые прочие мелочи, включая регулярное посещение женской консультации. Остается не более десяти часов в рабочий день. Выходит, по полчаса на одно уголовное дело в день. И много вы за полчаса наработаете? Это в идеале. А по жизни если посмотреть, то вы подозреваемого на допрос вызвали, два часа с ним промучились – и вот вам, пожалуйста, израсходовали норму времени, полагающуюся на четыре уголовных дела. Понятно, что никто рабочий день на кусочки
не делит и по тридцать минут каждым делом не занимается, а отсюда и выходит, что до некоторых дел просто руки не доходят. Не то что по нескольку дней, а неделями. И дело об убийстве Инны Пашковой было именно таким. Положа руку на сердце Татьяну Образцову куда больше волновали обворованные и обманутые люди, доверившие мошенникам свои последние сбережения, нежели сомнительная колдунья, обещающая снять сглаз и порчу и вернуть супругам взаимопонимание и любовь.Но теперь, когда в деле об убийстве мелькнул, пусть пока и в отдалении, Александр Уланов, в Татьяне что-то проснулось. То ли совестно ей стало за волокиту, то ли интерес появился, то ли еще что, но она взялась за работу. И первым делом велела оперативникам разыскать бывших сокурсников Пашковой по медицинскому институту. Давно нужно было это сделать, если по уму-то. Инна закончила институт шесть лет назад, и через три дня перед Татьяной лежал список людей, с которыми можно было побеседовать. Еще через день оперативники положили перед ней новый список, куда короче предыдущего. Из всех сокурсников Пашковой, которые ныне находились в Москве и были доступны контакту, отчетливо помнили Инну только пятеро, из них всего двое могли сказать о ней чуть больше, чем просто «красивая такая девчонка, но жутко нелюдимая». Вот с этими двоими Татьяна и решила побеседовать.
Расчет, однако, себя не оправдал. Оба свидетеля, точнее, свидетель и свидетельница, недавно разведенные муж и жена, никаких отношений с Пашковой после окончания института не поддерживали и ничего о ее судьбе не знали. Об институтских годах рассказывали охотно и подробно, но никакой интересной фактуры, кроме характеристики личности погибшей, не дали. Инна, по их словам, вовсе не была замкнутой и нелюдимой, просто делала вид, чтобы к ней не цеплялись. Она очень интересовалась мистикой, магией, учениями о духе и потусторонних силах, но поскольку в среде студентов-медиков это вызывало только иронию, девушка старалась скрывать свои пристрастия. С теми же, с кем дружила, она была веселой и общительной, любила танцевать, могла гулять всю ночь напролет, а утром являлась на занятия свежая и бодрая, без малейшего следа усталости и похмелья. Супруги-свидетели познакомились с Инной еще во время вступительных экзаменов и так втроем и прошли через все шесть лет обучения. Их роман вспыхнул, развивался и пришел к логическому завершению в виде свадьбы у Инны на глазах, но она никогда не мешала счастливым влюбленным, напротив, они так привыкли быть вместе, что без Инки вроде чего-то не хватало. Она была их наперсницей, если они ссорились, она «прикрывала» подругу перед родителями, когда та улучала возможность где-то остаться на ночь со своим возлюбленным, она давала им свои конспекты, когда они прогуливали лекции, убегая на чью-нибудь пустую квартиру или просто бродили по городу. Будущие супруги все время удивлялись тому, что у такой красавицы, какой была Инна Пашкова, нет никакого романа. Но Инна, судя по всему, от этого совершенно не страдала и не комплексовала. И только примерно на пятом курсе, когда она исчезла на несколько дней, а потом появилась и сказала, что делала аборт, они поняли, что какую-то сексуальную жизнь их подружка все-таки вела. И еще раз подивились ее скрытности.
– Вы не догадывались, с кем у нее был роман? – спросила Татьяна.
– Ну… Догадывались, конечно. Но точно не знали, Инна так и не сказала. Честно признаться, мы не очень-то присматривались.
– А почему Инне приходилось прикрывать вас, как вы сами выразились, от родителей?
– О, это Монтекки и Капулетти от медицины! Мы с Володей из медицинских семей, потомственные врачи. А наши предки были злейшими врагами. Мой отец в свое время зарубил диссертацию Володиной матери, потом между ними начались какие-то длительные дрязги вплоть до анонимок. Ни его, ни мои родители не допустили бы нашей свадьбы. А так мы вроде втроем гуляли, никаких романтических отношений. Мы же еще год после свадьбы от них скрывали, что поженились. Только когда я уже рожать собралась, пошли признаваться.
– И как, вас простили? – с любопытством спросила Образцова.
– Ну да, они простят! – в сердцах ответила свидетельница. – Знаете, как бывает: конфликт тянется так долго, что уже превращается в самоценность и начинает существовать как бы сам по себе, а не в головах враждующих сторон. Он существует и подчиняет себе их поведение, всю их жизнь. Нас выгнали с треском. Впрочем, как знать, может быть, они были правы. Наш брак все равно распался.
Татьяна понимала, как все произошло. Все очень просто. Трое молодых людей, две девушки и юноша, познакомились на вступительных экзаменах. Потом у юноши с одной из девушек сделался роман, но чтобы не тревожить родителей, куда удобнее гужеваться втроем. Двое влюбленных на самом деле полностью поглощены друг другом, им и дела нет до подружки, которой они прикрываются как ширмой и повсюду таскают за собой для отвода глаз. Инна же, судя по всему, на них за это не обижалась, они ведь тоже нужны были ей чисто номинально, просто чтобы не чувствовать себя совсем уж одинокой. Они были единственными на всем курсе, кто не смеялся над ней и над ее интересом к магии, и не потому, что разделяли этот интерес, а потому, что Инна была им, в сущности, совершенно безразлична. Какая разница, в самом деле, из шелка сделана ширма или из картона, лишь бы выполняла свою функцию и прикрывала от посторонних глаз. В данном случае – от родительских. Но и Инна имела свою выгоду, находясь рядом с ними. Никто не относился к ней как к дикарке, она принадлежала к клану, пусть крошечному, состоящему всего из трех человек, но клану, и в этом смысле была как все и могла не чувствовать себя изгоем. Рядом с ней были как бы друзья, и эти друзья не смеялись над ней. А после окончания института Инна стала не нужна, тайным супругам все равно пришлось легализоваться. И понятно поэтому, что они не проявили ни малейшего интереса к вопросу о том, а от кого же, собственно, Инна сделала на пятом курсе аборт. Ну сделала и сделала, подумаешь, большое дело.