Я умер вчера

– Как это нет? А где она?

– На свидании.

– С этим «Бентли-Континенталем»?

– С ним самым. Поезжай, Стасов, и ни о чем не беспокойся.

Ей предстоял долгий одинокий вечер, каких давно уже не случалось в ее жизни. Там, в Питере, у Ирины постоянно бывали какие-нибудь романы, и вечерами она частенько убегала то на свидание, то к подругам. Но с тех пор, как они переехали в Москву, Ира обычно сидела по вечерам дома. А если ее не было, то был Стасов.

Что ж, семейного ужина сегодня не получится, Стасова, наверное, покормит Маргарита, и он вернется сытым, Ира же поужинает в обществе своего «Бентли». Татьяна открыла холодильник, вытащила, в соответствии с данными утром указаниями родственницы, блинчики с творогом и банку сметаны. Поставив на огонь сковороду, она налила в ковшик топленого молока, которое очень любила, и отрезала большой кусок мягкого бородинского хлеба. Ира еще велела, кажется, съесть салат из капусты, но это Татьяна решила проигнорировать. Капуста подождет до завтра.

Покончив с ужином, она вернулась к записям Пашковой. Читала их подряд, совершенно бесцельно, надеясь на то, что какое-то слово или фраза бросится в глаза. Не случайно ведь мысль «записи – ключи» появилась в голове, что-то в памяти сохранилось и подает сигнал.

За окном начало смеркаться, когда Татьяна нашла то, что искала. Записи Пашковой о человеке, по-видимому, художнике или скульпторе, который хотел избавиться от навязчивого образа сломанной руки. «Жалобы на то, что без этого образа произведение, на его взгляд, не выглядит законченным, а все критики в один голос утверждают, что он уже излишний, что это повтор. Р. и сам понимает, что повторяется, но не может испытать творческого удовлетворения, пока не воплотит образ. Первый сеанс – общее знакомство и погружение до событий трехлетней давности. Результата нет. Второй сеанс – погружение примерно на 10 – 12 лет. Похоже, была суицидальная попытка, которую Р. отрицает. Третий сеанс – суицидальная попытка подтвердилась, но Р. по-прежнему ее отрицает. Пока не пойму, почему, двигаться дальше нельзя».

«Р.» в записях Пашковой означало «Рафаэль» – именно это имя дала она неведомому клиенту для «контакта с высшими силами», именно это имя стояло сверху на листе с записями.

Тяжело поднявшись с мягкого дивана и придерживая одной рукой плед, который так и норовил соскользнуть с плеч, Татьяна подошла к книжным полкам. Где-то здесь стоят книги по искусству и альбомы с репродукциями. Она точно помнила, что в этих альбомах видела картины, в которых присутствовал образ «сломанной руки». Поиски увенчались успехом. Вот они, репродукции картин художника Фролова. Да, смысл его жалоб теперь Татьяне понятен. Действительно, в каждой картине либо изломанная ветка дерева, либо безжизненно повисшая рука, либо цветы со сломанными стеблями. Хоть в мелочи, но пресловутый образ обязательно есть.

Значит, Фролов. Народный художник России, личность известная. И ходил к банальной колдунье? Что-то не вяжется. Хотя творческие личности – люди неординарные, богемные, и поступки их непредсказуемы. Ведь есть же модные художники и поэты, которые зарабатывают очень много, а носят не костюмы от Кардена, а старые, затертые джинсы и свитера с порванными локтями. И вовсе не от скупости, а потому что они «так самоощущаются».

Она посмотрела на часы – справки наводить уже поздно, одиннадцатый час. Ладно, Фролов никуда не денется до завтра. Аккуратно собрав разбросанные по столу записи в большой коричневый конверт, Татьяна достала толстую папку с рукописью недописанной книги. Пора браться за ум и работать над повестью. А она даже не помнит, что написано в начале. Надо все перечитать и садиться дописывать.

Стасов вернулся около полуночи, и был он непривычно молчаливым и притихшим.

– Как Лиля? – спросила Татьяна, глядя, как он снимает костюм и вешает его в шкаф.

– Ничего.

– Больше не плачет?

– Плачет. Таня, мне нужно с тобой поговорить.

– Какие проблемы? – усмехнулась она. – Мы и так разговариваем. Ты хочешь сообщить мне что-то малоприятное?

– Ничего особенного. Понимаешь… Лиля просит, чтобы я в июне поехал с ней к морю. Я пытался ей объяснить, что не хочу тебя оставлять, что ты не очень хорошо себя чувствуешь, что тебе скоро рожать, но она твердит одно и то же: ты меня больше не любишь, ты теперь будешь любить того ребенка, которого родит тетя Таня. Она так плачет… Сердце разрывается.

– Так поезжай. Со мной ничего не случится, рожать я буду в конце июля или в начале августа, ты прекрасно можешь отдохнуть с Лилей месяца полтора. Стасов, не создавай проблем на ровном месте.

– Это еще не вся проблема.

– А что еще?

– Рита поедет с нами.

– Кто это придумал? – поинтересовалась Татьяна.

– Так хочет Лиля. Она очень просит, чтобы мы поехали все вместе.

– Прекрасно! Новая жена ждет ребенка, а муж едет отдыхать с бывшей супругой. Стасов, тебе самому не странно так ставить вопрос? Если ты поедешь с Лилей, я буду воспринимать это как должное, потому что Лиля – твоя дочь. Но, если ты при этом будешь проводить время с Маргаритой, я не уверена, что приду от этого в восторг.

Татьяна резко повернулась и вышла из комнаты, оставив Владислава одного. Через минуту он вышел к ней в коротком махровом халате.

– Танечка, ну пойми меня, ну не сердись, родная.

– Я не сержусь, – спокойно ответила она. – Лиля – твоя дочь, и ради ее душевного спокойствия можно приносить любые жертвы. Поезжай к морю, отдохни как следует. За мной Ира присмотрит.

– Нет, ты не так скажи. Я же вижу, что ты злишься. Ну Таня!

Она прижалась к нему, уткнувшись лицом в плечо, ласково поцеловала и погладила по затылку.

– Все, Стасов, вопрос решен. Ты поедешь с Лилей к морю. А будет ли при этом с вами Маргарита – значения не имеет. В конце концов, она мать Лили, а не только твоя бывшая жена.

– Дай слово, что ты не сердишься, – настаивал он.

– Я не сержусь. Выбрось это из головы. Иди спать.

– А ты?

– Я буду ждать Иру. Все равно не усну, пока она не вернется.

– Не обидишься, если я лягу? Я действительно чертовски вымотался за день.

– Ложись. Есть не хочешь?

– Нет, Ритка накормила, я же у них весь вечер просидел.

Стасов ушел в спальню, а Татьяна снова устроилась в гостиной с рукописью. Она успела прочитать почти половину, когда в дверном замке робко заклацал ключ. Вернулась Ира. Лицо ее сияло, руки с трудом удерживали очередной букет, на этот раз еще более роскошный, нежели предыдущий.

– Таня, ты не спишь? – спросила она громким шепотом, заглядывая в гостиную.

– Нет, – так же шепотом ответила Татьяна. – Как погуляла?

– Таня, я выхожу замуж, – выпалила Ира.

Татьяна быстро встала с дивана, по-прежнему кутаясь в плед, схватила родственницу за руку и потащила ее на кухню.

– Вот так, – сказала она вполголоса, плотно притворив дверь в спальню, чтобы не разбудить мужа. – А теперь излагай четко и последовательно.

Ира бросила букет на кухонный стол и забралась с ногами на мягкий угловой диванчик.

– Он сделал мне предложение. И я его приняла.

– Это славно, – улыбнулась Татьяна. – Может быть, нам уже пора с ним познакомиться? Кто он, чем занимается?

– Он президент банка, – сообщила Ирина и счастливо засмеялась. – Ты представляешь? Мне нужно было пережить сто двадцать пять неудачных романов с женатыми мужчинами и холостыми придурками, мне нужно было выплакать море слез и изгрызть сотню подушек, чтобы в конце концов найти прекрасного принца. Умного, красивого, богатого и разведенного. Господи, мне даже не верится, что это происходит со мной. Танюша, ты рада за меня?

– Конечно, родная. Если все так, как ты говоришь, то ты это заслужила. А помнишь, как ты не хотела переезжать в Москву? Хороша бы ты была, если бы я тебя послушалась. И когда свадьба?

– Ой, пока точно неизвестно, но скоро. Мы хотим сначала съездить куда-нибудь за границу, к океану. Он предлагает в Америку, в Майами. Говорит, что там роскошные курорты. Ты без меня не соскучишься?

– Это смотря когда ты собираешься плавать в океане.

– Мы хотим уехать где-то в начале июня, если получится. Он сказал, что с визами и билетами проблем не будет, это очень дорогая поездка, и желающих не так много. У него самого мультивиза на пять лет, а его американские партнеры пришлют приглашение мне как его невесте. Ой, Тань, неужели так бывает?