Я умру завтра

«Разве отец мог чего-то опасаться, да так, чтобы не сдержать чувств? Нет, невозможно! Наверное, я просто чего-то не знаю», — размышляла Силана.

И всё же ответа не было. Никто не отзывал её, никто ничего не объяснял и даже не обращал внимания. Она могла лишь стоять, прижавшись к стене, наблюдать за происходящим вокруг и с трудом подавлять недоумение.

В это время архонт отдавал короткие резкие приказы, которые тут же спешили исполнить либо передать тому, кто должен исполнить. Каждый старался действовать максимально быстро, нутром ощущая тяжёлую обстановку. Воздух, казалось, стал твёрдым и грубым, с трудом вмещаясь в лёгкие.

Силана дышала через раз, постоянно замирая и вслушиваясь в грубый и хриплый отцовский голос. Такой, который возникает у людей, что изо всех сил сдерживают слёзы.

Она провела в тронном зале почти всю ночь. Лишь утром, когда солнце с трудом начало проникать сквозь плотные дождевые тучи, на неё обратили внимание. Но, увы, не с целью что-то рассказать. Гвардейцы отца вели её по улице, полной торопливо бегающих людей. В основном тут были солдаты, но попадалось немало слуг, крестьян, горожан и жрецов. Всё-таки крепость нужно кому-то обслуживать, прибирать, ремонтировать, кормить гарнизон, отпускать грехи, следить за нуждами магов и инсуриев…

Девушка наблюдала, как люди возводят на улицах баррикады, очевидно не веря, что стены защитят их надолго. Силана видела, как спешно собирают припасы, перетаскивая их на дальние склады, а взамен, ближе к месту будущих боевых действий, тащат ядра и порох.

Внезапно она осознала, что видит не только взрослых, но и одетых в тряпьё детей, которые суматошно носились под чужими ногами, пока растерянные матери спешно их ловили.

«Конечно, ведь многие солдаты приехали сюда с семьями, — подумала девушка. — И каждый пытается что-то сделать. Каждый… хоть что-то… — Себя Силана ощущала на редкость бесполезной, отчего была подавлена. — А я не могу сделать ничего. Я не сион, не владею личным инсурием и даже не маг», — билась мысль в её голове. Она думала о своём будущем. Возможном будущем. Как ей исполнилось бы шестнадцать и она бы доказала — скорее всего, — что не носит проклятье магии, то начала бы процедуры алхимического укрепления тела, доводя его до идеальной кондиции. Ох, как же она ещё месяц назад — когда слухи о вторжении Империи достигли пика — уговаривала отца на начало работы с магами-целителями! Но всё впустую. Тураниус оказался непреклонен и во всём придерживался традиций, обязывающих тратить драгоценные субстанции, артефакты и силы короткоживущих волшебников лишь на тех, кто точно не подвержен «магической порче».

Хоть Триединство не смешивало магию с грязью, как Двуликий (но при этом Империя не чурается использовать колдунов!), но относилась к волшебству как к болезни, от которой нет лечения. Что бы и кто бы ни пробовал, это всегда оканчивалось крахом. Пробудивший в себе магию умирал через два года, однако… двух лет жизни казалось достаточно, чтобы развить инфраструктуру до текущего уровня.

«Особенно у нас, где почти все маги отправляются на обучение производственному колдовству, создавая шедевры инсуриев, величайшие артефакты, почтовые шкатулки и алхимические экстракты».

Этим Монхарб и был известен, ведь выбрал своё направление, столетиями развивая собственные школы и накапливая знания. Что уж, они были единственным известным Силане местом, где магов обучали не два месяца, как принято в той же Империи или Сайнадском царстве, а полноценные полгода!

«Обучение длиной в четверть оставшейся жизни, — думала девушка, — но зато и результат выше всяких похвал…»

Чёрные тучи наконец-то разразились дождём, хоть и пока совсем небольшим. Казалось, будто это ветер сдувает с листьев капли, до того он выглядел мелким и несерьёзным. Однако мощь ливня росла, отчего влага проникала во все места: в крепкие кожаные сапоги, под вычурные тонкие и очень дорогие доспехи, под расписанную рунами одежду и шёлковую рубашку. Силана видела, как владельцы инсуриев поднимают шлемы, пряча лица от воды, как солдаты зачехляют ружья и мушкеты, а их офицеры проверяют бочки с порохом, дабы он не промок. Канониры таким же образом прикрывают пушки, бестолково суетясь вдоль звездообразных крепостных стен.

«Весь Карсо-Анс погружён в работу. Кроме меня», — ударила её очередная мысль.

Силана ощутила озноб. Холодная вода добралась до её молодого тела, остужая и вызывая дрожь. Девушка невольно обхватила себя руками, но через какое-то время осознала, что все вокруг подумают, будто она трясётся от страха, отчего силой воли заставила себя прекратить.

Через какое-то время гвардейцы передали её другому патрулю, а сами направились по своим делам. И Силана вновь шла, хоть уже и за другим отрядом. Пусть волосы и голова, благодаря зачарованному шлему, оставались сухими, она ощущала, как от холода лицо немеет всё сильнее и сильнее, а пальцы, которые непроизвольно сжимались в кулаки, болезненно ныли.

Вскоре они добрались до казарм, расположенных неподалёку от стен, где Силана сразу уселась возле огня, пытаясь согреться. Помещение было очень старым, хоть и регулярно ремонтировалось. Неподалёку была построена большая пристройка для хранения офицерских инсуриев, предпочитающих иметь своё снаряжение под боком, а не на отдельном складе.

Мутные светильники, казалось, больше сгущали тьму по краям комнаты, чем действительно освещали окружающее пространство, отчего взгляд девушки с трудом различал детали обстановки вокруг. Однако, как только она протянула руки к огню, дверь снова открылась, впуская новую порцию людей, среди которых был и архонт. Её отец.

Лицо Тураниуса продолжало нести отпечаток растерянности и тревоги, что неизменно пугало Силану. Открыв было рот, она так и не придумала, что сказать, отчего лишь отвела глаза, уставившись на пламя очага, которое медленно пожирало деревянные поленья.

— Каждый человек когда-нибудь сталкивается с непреодолимыми обстоятельствами, — произнёс мужчина, подсаживаясь рядом, а потом мотнул головой, отпуская гвардию, которая вышла наружу, чтобы не мешать отцу и дочери. — Обстоятельствами, которые оказываются сильнее него, — дополнил он.

Силана продолжала смотреть в огонь, не поднимая глаз.

— Ты обязана понять это, — архонт дёрнул рукой, будто хотел положить её девушке на плечо, но так и не решился. — Чтобы потом, когда станешь управлять городом вместо меня, была готова и не впадала в отчаяние.

— Я никогда не стану управлять Монхарбом, отец! — выкрикнула она, даже не успев хотя бы обдумать собственных слов. — Мы все умрём в этой кре!..

Их взгляды пересеклись, отчего девушка оборвала саму себя. В глазах мужчины Силана видела любовь и заботу, желание пожертвовать всем, лишь бы уберечь, спасти, сохранить. Это заставило её замолчать столь же верно, как и пощёчина.

— В мире множество глупцов, Силана, которые представляют мужество весьма просто и поверхностно, крайне размыто и обобщённо, — начал говорить Тураниус. — Они считают, что главное — это важно надуть щёки, выпятить грудь, притвориться, что всё хорошо, и озвучивать громкие лозунги. Эти люди не осознают, что в их душе постоянно идёт схватка, смеются над ней. Но когда отчаяние и страх овладевают ими — что, в конце концов, случается с каждым из нас, — им не хватает смелости признаться, попросить помощи. И поэтому они ломаются.

Девушка ощутила, как от этих слов словно бы распрямляется невидимая пружина в её груди. Будто бы некая тяжесть, которая незримо давила, внезапно исчезла. Холод, ранее ломивший её тело, кости и пальцы, развеялся, сменяясь теплом. Силана осознала, что смелость отца горела не как обжигающее пламя, а как спокойный очаг. Что она согревала, а не жгла.

— Ты тоже одна из таких глупцов, Силана? — взгляд Тураниуса показывал, что этот вопрос не был праздным упрёком, а действительно требовал ответа.