Я упал под Барнаулом

– Ой,- обрадовалась Марисабель.
– Спасибо, это моя любимая про муми-троллей!

– И моя тоже. А я ещё 'Волшебную зиму' люблю, - признался Гавриил.
– И "Опасное лето". Я вообще всё про муми-троллей люблю...
– он помолчал, кашлянул и продолжил.
– Но вернёмся же к нашему разговору. Э-э-э... неужели вам не хочется быть благословенной во всех народах на земле?

– Ничуточки, - посуровела Марисабель.- Вообще, что, собственно, происходит?

– Видите ли, мы решились на вторую попытку,- начал Гавриил.
– В прошлый раз всё пошло не так и...

– "Не так" - это ещё мягко сказано!
– перебила его Марисабель.- Вы уж меня извините, но в прошлый раз у вас чёрте что получилось!

Гавриил болезненно поморщился:

– Прошу вас, не упоминайте всуе ... э-э-э... другое ведомство.

– Ну, хорошо, безобразие у вас вышло в прошлый раз. Суть от этого не меняется. Какая-то совершенно дикая история!
– продолжала возмущаться Марисабель.
– Какие-то терновые венцы, кресты, бичевания... Это же сплошные ужасы!

– Вот поэтому мы решили всё исправить. В этот раз будет по-другому. Мир изменился к лучшему. Мы тщательно подготовились. Учтены все ошибки.

– И вы выбрали меня? Что за странная фантазия? А ничего, что для девы у меня слишком много недостатков, например, четверо детей?

– В конце концов, общественные нормы морали заметно смягчились, было решено считать этот вопрос второстепенным.

– Спасибо, конечно, но всё-таки - почему я?

– Мы и сами того не ведаем!
– с волнением воскликнул Гавриил.
– Но все приметы, все тайные знаки указали на вас - звезда воссияет над Вашим домом! Мы перепроверяли, мы консультировались!
– Ангел развёл руками, демонстрируя полнейшее недоумение. Понизив голос, он признался: - Мы даже гуглили!

– Пхе-е-е!
– раздалось с верхушки забора. Уши Гавриила порозовели.

– Они гуглили… - задумчиво сказала Марисабель самой себе.
– О темпора, о морес... Знаете что, Гаврюша, мне скоро детей кормить, пойдёмте в дом, там и поговорим.
– Она заглянула в таз и вздохнула. Красивая мыльная пена исчезла, бриллиантики полопались, осталась только мутная сизая водица.
– Ну вот, бельё недостирано, и вода уже остыла.

– Это ничего, это я сейчас, - торопливо сказал Гавриил. Он окунул конец пальмовой ветви, которую всё ещё держал в руке, в таз и подержал его там с полминуты.
– Всё, готово!

Вода в тазу стала кристально голубой, простыни - белоснежными.

– Ничего себе!
– тонкие брови Марисабель высоко взлетели.
– Вы всемогущи?

Гавриил порозовел ещё больше.

– У меня многое не получается. Я, видите ли, недавно в ангелах. Никакого опыта. Честно говоря, я даже не понимаю, почему для этой почётной миссии не выбрали кого-то более сведущего. Разве что имена совпадают.

– А я думала, вы тот самый... ну, который тогда...

– Нет, я не тогда. То есть тогда - не я… - Гавриил запутался и замолчал.

Марисабель решила сменить тему.

– Давайте об этом позже, после обеда, а пока развесим бельё, чего ему в тазу прохлаждаться?

Вдвоём, в четыре руки, они быстро украсили верёвки между сараем и домом отлично выстиранным бельём. Простыни тут же надулись от гордости и стали похожи на паруса, наполненные ветром странствий и перемен. Марисабель поднесла край полотна к лицу, закрыла глаза - пахло кедром и ладаном.

Закончив, Марисабель и ангел пошли в дом. На крыльце они, не сговариваясь, оглянулись.

В бузине, где-то среди пышных желтовато-белых соцветий, неутомимо щебетал певчий воробушек - славка.

– "А знаешь",- с выражением читал Матвей, - "если подняться в воздух на много-много сот километров, небо там уже не голубое. Там, вверху, оно совсем черное, даже днем".

– Это правда, - сказал вдруг Гавриил. Марисабель посмотрела ему в лицо - оно было печальным. Фарфор потемнел, золото потускнело.

Собаки тихо сидели у ног детей и, склонив головы набок, тоже слушали Матвея.

2.

В доме было светло, прохладно и, несмотря на некоторый беспорядок, неожиданно уютно. Дощатые стены и потолок были белёными, распахнутые окна прикрывали подвязанные лентами ситцевые занавески в клетку, на громоздком исцарапанном ореховом комоде стояло жестяное ведёрко с полевыми цветами. Архаичный буфет был выкрашен в зеленовато-бирюзовый, филёнки молочного цвета были искусно расписаны букетиками лаванды и веточками люцерны. Над большим обеденным столом висела круглая кованая люстра сказочной красоты - плети чёрных роз обвивали тележное колесо. Гавриил засмотрелся на неё.

– Это Матюшин отец делал, - пояснила Марисабель.
– Он был очень хорошим кузнецом. На рождение сына выковал мне целый букет. Но однажды ему за шиворот попал горящий уголёк, он пытался его вытряхнуть, выбежал из кузни и больше его никто не видел...

Гавриил сочувственно помолчал и сказал:

– У вас очень мило. Немного напоминает Прованс.

– Вы заметили?
– обрадовалась Марисабель.
– Так и было задумано. Для обшарпанного, но с традициями дома нет ничего лучше, чем провансальский стиль,- засмеялась она.- А бабушкин буфет я сама расписывала.

– Очень хорошо получилось, - похвалил Гавриил.
– Картину, наверное, тоже Вы рисовали?
– он указал на висевший над диваном необрамлённый холст.

На картине нервными густыми мазками была изображёна южная марина - почти всё пространство холста занимала лазурная скатерть моря, пёстрая от разноцветных солнечных бликов, усеянная рыбацкими судёнышками, и только в левом нижнем углу стояло кривоватое блюдо золотого песка, на котором раскромсанной халвой лежали охристые скалы.

– Нет, ну что Вы, я так не могу. Это отец Марка писал, моего второго сына, он был очень талантливым художником. Больше всего любил рисовать море. Однажды поехал на этюды с друзьями; внезапно, при полном штиле поднялась гигантская волна и унесла с собой Маркушиного папу. Больше я от него известий не получала.

Гавриил снова предпочёл сочувственно промолчать.

Марисабель усадила ангела на диван, покрытый лоскутным одеялом, поставила перед ним стакан, бутылку минеральной воды, а сама принялась накрывать на стол.

– Я не пью, - поспешно сказал Гавриил.

– Это нынче у мужчин такая редкость, - заметила она.

– Вы не поняли. Я вообще не пью.

– Да всё я поняла, просто пошутила, - засмеялась Марисабель.

Ангел подумал и тоже рассмеялся.

Они принялись оживлённо обсуждать всяческие сторонние темы, житейские пустяки, погоду, дороговизну первой черешни и первую клубнику, и проскочили буквально в миллиметре от видов на урожай озимых, но благополучно избежали этого и внезапно перешли на книжную иллюстрацию: с Марисабель это случалось часто, она была из тех лесорубов, что продолжают валить деревья даже во сне. Она принесла и показала Гавриилу альбом с иллюстрациями Чарльза Робинсона к "Виндзорским проказницам", и ангелу всё очень понравилось. "Лёгкая рука" - отозвался он.