Я вернусь в твою жизнь

*Доброе утро, сеньора Василина. Я уже покидаю пасмурный Петербург и возвращаюсь в солнечную Валенсию. Жаль, что ты не со мной, но я улетаю с твоим неземным образом в фантазиях. И уверен, скоро они станут реальностью. Марио.

Ловлю себя на том, что улыбаюсь сообщению. Мне слишком больно сейчас, сеньор Кортес, и я пока не могу ответить тебе теми же ожиданиями. Злобный зверёк сидит рядом и рычит, когда читаю это сообщение, вот-вот в ногу вцепится своими острыми как бритва зубами. Но может позже… Когда я снова смогу дышать.

“Vuelo sin nubes, Senor cortes. Saluda al sol de Valencia” – отправляю ему сообщение и убираю телефон в сумку.

*Безоблачного полёта, сеньор Кортес. Передавайте привет солнцу Валенсии.

Выхожу из номера собранной и спокойной, настроившись и глазом не моргнуть при встрече лицом к лицу. И зверька пинаю в угол. Выбрался из клетки – сиди, хотя бы, тихо!

Семёна в номере уже нет, там горничная снимает постельное бельё.

– Здравствуйте, – улыбается мне. – Вас ждут внизу, такси приехало.

– Спасибо, – киваю и выхожу.

Спускаюсь на лифте и через холл иду на улицу. Такси стоит у входа, а водитель забирает у меня чемодан и кладёт в багажник. Семён стоит у открытой двери рядом с водителем.

– Доброе утро, – кивает мне без улыбки, но взгляд его прожигает. Тяжёлый, острый, будто обвиняющий. Будто это я виновата, что он вчера сорвался сам и меня в пропасть столкнул. Только сам выкарабкался, а меня мокрым пятном на камнях оставил.

– Доброе, – киваю в ответ и сажусь на заднее сиденье.

Колени будто ослабели. Это всё нервы. Мышцы бёдер тянет после вчерашнего. Пульс неровный.

– Чек секретарь должна была выслать, – говорит нейтральным тоном, пока водитель присаживается за руль и пристёгивается.

– Всё пришло. Благодарю.

Я ему отвечаю, а у самой какое-то странное двоякое чувство появляется. Возникает порыв ответить, что пусть эти деньги оставит себе.

Но потом одёргиваю себя. Какого чёрта? Я их заработала. За переводную работу, а не за секс. Так что в задницу дурацкие неудобные мысли.

Не знаю, как мне хватает выдержки спокойно пройти регистрацию в аэропорту и расположиться в салоне самолёта. Тут же включаю аудиокнигу в наушниках и максимально эмоционально отгораживаюсь.

Всего три часа, Василина. Всего три часа.

По прилёту мы выходим из самолёта и направляемся к терминалам. И уже в зале я собираюсь пойти в нужную мне сторону, когда Семён останавливает меня, придержав рукой за локоть.

– Василина…

– Мама! – слышу родной голос совсем рядом и вздрагиваю. Нет-нет, только не сейчас! – Мамуля!

Настя бросает руку моей сестры и, прихрамывая, торопиться на встречу. Бежать она не может, но спешит, как получается, лучезарно улыбаясь.

– Стася! – поворачиваюсь к ней, порываясь навстречу, но понимаю, что мужские пальцы всё ещё сжимают ткань моего жакета.

– Мне нужно идти, Семён, – высвобождаю руку у застывшего восковой фигурой Радича и убегаю к дочери.

10

– Вась, это же… – округляет глаза Люда, когда садимся в машину.

– Знаю.

– Нет, подожди, – она мотает головой. – Я думала, что показалось, но ведь это…

– Да, Люд, это он, – злюсь, но понимаю, что сестра ни в чём не виновата, а потому смотрю на неё с извинением за повышенный тон. – Я… я не знала, что Римма работает на Семёна. Сама была в шоке.

– Бедная моя Васечка, – Люда сжимает мою руку, а я прикусываю губы.

– Мам, у тебя что-то болит? – встревоженно сводит бровки Настя, беспокойно ёрзая в автокресле на заднем сидении.

– Нет, солнышко, – успокаиваю её. – Тётя Люда…

– Решила, что мама голодна, – вставляет сестра. – Так что всё хорошо, мышонок, вот сейчас заберём Сашку из школы и заедем в пиццерию.

– Ура! Мне, пожалуйста, “Четыре сыра”. И кусочек мармеладной.

– Вот же разбаловалась, – качаю головой.

Люда улыбается, но вижу, что взгляд её внимательный и проницательный, когда мельком смотрит на меня, остановившись перед светофором в ожидании зелёного.

– И что теперь делать, Вась? – спрашивает, когда Настя надевает свои любимые розовые наушники с кошачьими ушками. – Он же Стаську увидел.

– Да что делать… ничего, Люд, – отвечаю, а у самой внутри подрагивает. – Больше пяти лет прошло, мало ли где я и с кем.

– Вася, ты шутишь? Я сейчас это очень чётко увидела, стоило взглянуть на твоего мажора: Стася – его ксерокопия.

– Да ладно, – привожу последний аргумент, а у самой уверенности ноль целых, ноль десятых. – Глазки у неё голубенькие. Мои.

– Ага, и всё. А так вылитый папочка, – сестра недовольно сигналит подрезавшему нас придурку перед поворотом.

– Люда, – снова сердито смотрю на сестру, и теперь уже заслуженно, – Стаська – моя. Точка. Никаких папочек. Ты знаешь, что я пыталась связаться и чем это закончилось. Хотел бы знать – узнал. Ему было не нужно. Думаю, и сейчас не особенно. Так что давай тему свернём.

– Как скажешь, – пожимает плечами Люда и сворачивает на школьную парковку.

Мы идём за Сашкой, встречаем его, когда учительница выводит весь класс к забору.

– Привет, тётя Вася, – улыбается племянник. – А я сегодня по чтению пять получил, и по рисованию. Хочешь, рисунок покажу?

– Конечно хочу!

Саша достаёт из портфеля альбом и разворачивает. На странице изображён большой разноцветный луг с цветами, бабочками и какими-то жучками. Огромное количество мелких, очень мастерски, как для второклассника, прорисованных деталей. У Саши талант, это очевидно. Люда как раз подумывает отдать его в школу искусств. Волнуется, что нагрузка на глаза будет, но Аслан её уверяет, что Сашкиному зрению ничего не грозит. Не более, чем любому ребёнку со здоровым зрением.

И в такие моменты, как сейчас, рассматривая его рисунки, я понимаю, что тогда не зря наступила себе на горло и не швырнула деньги Радичам обратно. Их грязные деньги, всученные мне на аборт, сослужили доброе дело.

Мы усаживаем детей в машину и едем в пиццерию, как и обещали. Сашка и Стася болтают, двоюродный брат рассказывает моей дочери с важным видом о том, что быть школьником – это большая ответственность, и что если она не хочет опозориться, когда пойдёт в школу, то ей стоит перестать пачкаться во время еды.