Я все еще князь. Книга XXI

Быстро набрав номер, он услышал:

— Ваше величество, я в курсе происходящего. Горький уже позвонил. Я выезжаю в КИИМ, — быстро отрапортовал Чехов. — Дункан находится в моем московском учреждении. Боюсь, даже если бы она находилась при Саше, последствия были бы теми же.

— Отчет! Предоставить мне отчет! Неважно тобой он будет сделан или твоими подчиненными! Мне нужны данные! Я выезжаю в Широково.

И царь отключился.

Дела резко сделали разворот на сто восемьдесят градусов. Если недружелюбные страны узнают о том, что Есенин выбыл из гонки, это может послужить новым толчком к атакам на границе. Все же Есенин был одним из сдерживающих факторов некоторых стран, чтобы не начать войну с Российской Империей.

Но сейчас надо как можно быстрее понять ситуацию. Вот только все факторы говорили о том, что в ближайшее время один из сильных козырей Империи выбыл из игры. И скорее всего надолго.

Романов вышел из кабинета и направился прямиком к жене. Надо было сообщить, что у него срочные дела, и ближайшие пару дней ему придется все скинуть на нее.

Как раз в это же время из дверей покоев царицы вышла Екатерина.

— О, папа, а ты чего тут делаешь? — хитро улыбнулась она, но быстро убрала гримасу, увидев серьезное лицо отца.

Мимолетная мысль промелькнула в голове Петра.

— Катя, собирай вещи. Хочешь в Широково? У тебя десять минут.

— Чего? — выпучила она глаза. — Мне нужен минимум час!

— Десять минут! — чуть громче, чем хотел, произнес царь и вошел в покои царицы.

Катя же секунду стояла с открытым ртом. Однако у нее была отличная черта — быстро соображать. В следующую секунду она сорвалась с места и побежала к себе собирать рюкзак.

Ничего больше уже не успеть.

* * *

КИИМ.

Примерно это же время.

Горький стоял в подвале института. В одной из тех комнат, куда студентам вход закрыт. Тут хранилось много секретов, и сейчас директор с большим интересом смотрел на два из них.

В помещении было две маголитовых клетки. В одной из них плавал Захар, погруженный в полупрозрачную вязкую субстанцию. А во второй, прикованный к маголитовому трону, Александр Есенин. Оба были без сознания.

Рядом с директором стояли Белозеров и Старостелецкий. Никто не проронил и слова. Все трое только наблюдали за двумя заключенными.

— Ну и кто, по вашему мнению, из них самый опасный? — спросил Горький.

— Я бы поставил на этого человека, — ткнул пальцем в Захара профессор Старостелецкий.

— Хм… По моему выбор очевиден, — пожал плечами Белозеров и ткнул пальцем в Есенина. — Но как бы то ни было, сейчас у нас в институте, возможно, две самые опасные силы. И нам надо что-то с ними делать.

— Безусловно, — кивнул директор. — Но сперва поднимемся.

И как только они вышли из помещения, тут же натолкнулись на трех мужчин в одинаковой форме.

— Добрый день, — поклонился человек в центре, — Алексей Максимович, Валерьян Валерьевич, Василий Клавдиевич. Думаю, не стоит говорить, зачем мы тут?

— Безусловно, — кивнул директор и попросил спутников оставить его наедине с Первым тайным отделом.

Как только они с агентом вернулись в комнату заключенных, тот продолжил:

— Мы заберем приспешника хаоса и Александра Есенина, чтобы…

— Это вряд ли, — раздался голос у них за спиной.

Все резко обернулись. Никто не почувствовал приближения постороннего, что делало его опасным.

В дверном проеме стоял глава рода Есениных, Сергей Александрович.

— Это мой сын, и я забираю его с собой, — бесцеремонно он пошел к клетке.

— Боюсь. Мы не можем вам этого позволить. Его состояние нестабильно как никогда, и он будет находиться…

Есенин-старший остановился на полпути и повернулся к трем агентам.

— Он будет находиться дома. В родных стенах! Кто как не Есенины знает, что с ним делать в такой ситуации? Вы же просто будете держать его в состоянии сна.

— Таков приказ царя! — и агенты преградили путь.

— Вот как? Мне царь дал тридцать минут, — и сделал пару шагов вперед.

— Тридцать минут… — агент посмотрел на часы.

— У меня есть еще две минуты, — произнес Сергей Александрович. — Я в своем праве.

Агенты переглянулись и, кивнув друг другу, расступились.

Есенин-старший подошел к Горькому и вытянул руку.

— Леша, дай ключи, — спокойно произнес он, однако в помещении повисла напряженная атмосфера.

— Сережа… — вздохнул Горький. — Твой сын сейчас опасен. Мы сможем его вылечить. Оставь его нам.

— Если не отдашь, я заставлю тебя это сделать, — глядя в глаза Горькому, произнес Есенин. — Не заставляй меня возвращаться в старые времена.

Агенты не понимали, что происходит, но на всякий случай напряглись.

Директор вздохнул, достал из кармана ключи и передал Есенину-старшему.

Тот открыл клетку, повесил на шею сыну какой-то странный амулет и отцепил его от трона. Затем закинул Александр на плечо и пошел к выходу.

— Сережа, мы пытаемся тебе помочь, не отказывайся! — сказал ему в спину Горький.

— Это дела моего рода. С этого момента забота об Александре Есенине лежит строго на моих плечах! Это официальное заявление! — после чего он вышел из помещения.

Агенты подошли к клетке с Захаром. Горький вручил им ключи и подождал, пока они достанут субстанцию с Захаром внутри. Он проводил их до выхода, где стояли несколько военных машин без опознавательных знаков. Они загрузили туда тело и уехали в неизвестном направлении.

* * *

Два часа спустя, после возвращения Михаила в КИИМ.

Маша, как только узнала, что в КИИМ доставили Мишу, ни секунды не медля, сорвалась и приехала в институт.

Оказалось, что за это время к институту подъехало много государственных машин. Тут и транспорт Есениных, и Нахимовых, Фанеровых, и Трубецких с Бердышевыми. Также и государственные военные машины. И все стояли у входа. Никого на территорию не пропускали.