Я всё у тебя отниму

— Ева, — шепчу пересохшими губами. — Мы должны забрать Еву.

Лёня стискивает зубы и внимательно смотрит на меня.

— Хочешь снова встретиться с эти ублюдком? Может, сначала переведешь дух?

Кое-как я рассказываю, что дочь сейчас у родителей Андрея, и брат оживляется.

Возможно, у меня есть шанс забрать её?

А дальше уже разберусь.

Важнее всего то, что дочь окажется рядом со мной. Всё остальное — дело наживное. Я справлюсь: встану с колен, обязательно вернусь к нормальной жизни.

— Пойдём тогда… — Лёнька смотрит на наручные часы. — У меня сегодня ночная смена, предупрежу сменщика, что опоздаю немного.

Кажется, я успела немного успокоиться. Откуда-то взявшаяся икота не проходит, но это ничего. Всхлипываю время от времени, но уже не рыдаю и твёрдо держусь на ногах. Хотя какой там твёрдо? Меня до сих пор трясёт, лихорадит всю. Иду чисто на адреналине, надеясь, что скоро встречусь с дочкой.

Брат не выпускает из объятий, но ничего не говорит, не задаёт лишние вопросы, и я благодарна ему за заботу. Сейчас мне не до разговоров о поступке Андрея — не хочу даже думать об этом, потому что снова разревусь.

Ну вот… Подумала, и слёзы вновь скользнули по щекам.

Брат усаживает меня в машину, помогает пристегнуться, будто я маленькая и сама не справлюсь, а на меня сразу же уносят воспоминания. Машина напоминает мне о самых лучших временах, когда родители ещё были живы. Отец водил её когда-то, а потом она досталась брату.

Нельзя плакать!

Я должна успокоиться перед встречей с дочерью.

Ева ещё совсем маленькая, ей недавно исполнилось три, но она так тонко чувствует эмоции. Мне нужно держаться ради неё. Не хочу, чтобы моё состояние передалось маленькой крошке.

По пути к загородному дому Орловых я время от времени засыпаю, но подпрыгиваю от кошмаров, в которых вижу Андрея, целующегося с другой. В ушах звучат его угрозы, повторяются снова и снова мерзкие слова, брошенные в мой адрес.

Наконец, мы подъезжаем.

Снова охватывает паника.

Меня колотит, потому что понимаю, что разговаривать со мной свекровь не стала не просто так.

На что я рассчитывала, приехав сюда?

Они не отдадут мне дочь.

Мне придётся бороться, сражаться с семейкой Орлова, чтобы выцарапать своё маленькое счастье.

— Лёнь, ты посиди в машине, — прошу брата, зная, каким импульсивным он бывает.

Не хочу, чтобы он пострадал из-за меня и оказался за решёткой, а этой семейке хватит ума всё обыграть таким образом, чтобы обвинить Лёню.

— С ума сошла? Ты в лапы этих зверей одна не пойдёшь. Я с тобой. Больше не позволю довести тебя до такого состояния… — брат осекается, а я закусываю губу до терпкого металлического привкуса во рту.

Мы выходим из машины и направляемся к дому. Дурное предчувствие только усиливается. Или проблема в общем отвратительном состоянии?.. Наверное, я просто боюсь утратить последнюю надежду на встречу с дочерью.

На звонок из калитки выглядывает охранник.

— Степан Алексеевич, я за дочерью приехала, — говорю, стараясь скрыть дрожь в голосе.

Мужчина окидывает меня удивлённым, слегка шокированным взглядом.

Наверное, я выгляжу сейчас действительно ужасно? Я ведь даже не подумала посмотреть в зеркало. У меня раскалывается голова от рыданий, лицо распухло. Еще и в домашней одежде. В тапочках!

— Мне велели не пропускать вас.

— Как это не пропускать? — вмешивается Лёнька. — Тут дочь её находится. Это уголовное дело — удерживать чужого ребёнка!

Брат пытается протиснуться, но Степан Алексеевич — крепкий мужчина. Он перегораживает проход и не позволяет Лёне сделать даже шаг.

— Пустите! — рычит брат.

— Сказал: велено не пускать. С полицией придете — будет другой разговор.

Он намекает, что без полиции не получится?

Пульсация в висках усиливается. Меня снова тошнит. В глазах темнеет, и я только чудом удерживаюсь на ногах, а Лёнька тут же мчится ко мне и поддерживает.

— Вы не понимаете, что тут творится? — спрашивает брат, взяв меня под локоть.

— Я выполняю свою работу, — отчеканивает Степан Алексеевич.

И тут я слышу голос, от которого внутри поднимается волна отвращения.

— Стёпочка, вы не справляетесь со своей работой? — ехидным тоном спрашивает Антонина Георгиевна.

Она выплывает из дома, словно барышня из средневекового романа. Женщина держит осанку, горделиво вскинув голову. Она всегда ставила себя, как королеву, тем не менее раньше не показывала своё отвращение настолько сильно.

Антонина Георгиевна всегда улыбалась мне, вполне нормально общалась со мной, но резко повернулась спиной. Теперь свекровь смотрит презрительно и недовольно поджимает губы, будто не хочет иметь со мной ничего общего даже косвенно. Впрочем, чего я могла ждать от человека, который привык таким образом вести себя со всеми «неугодными»?

— Что ты здесь забыла? Марина, тебе Андрей уже всё сказал, — фыркает женщина. — Ты Еву не заберешь. Хочешь, вызывай полицию, только вот они тебе не помогут. Суд подобными делами занимается, а у тебя на него штанов не хватит. Любой судья встанет на сторону состоятельного отца, а не матери-оборванки. Посмотри на себя, на тебе уже бирка висит — «неудачница».

Свекровь говорит с таким довольным видом, словно она давно мечтала сказать эти слова. Ее голос звенит на высоких нотах, она почти подпрыгивает от радости, и у меня не остается никаких сомнений, что свекровь терпеть меня не могла. Ловко скрывала свои эмоции. Одно неясно: почему сдерживалась раньше, а теперь явила ядовитое нутро миру?

Смотрю на нее — Антонина Георгиевна победно улыбается, — а у меня внутри расползается пустота.

Не осталось сил на слёзы, сейчас даже на борьбу их нет, только жалостливо просить милостыню.

— Дайте мне увидеться с дочкой… Хотя бы просто посмотреть на неё, — прошу я осипшим голосом.

— Ещё чего вздумала! Еву ты не увидишь. В таком виде даже близко к девочке не подойдёшь. Ты свой шанс уже упустила. Надо было раньше думать, если так ребёнок дорог, как говоришь.

— Вы слишком жестоки. За что вы так со мной?

Не хочу, чтобы дочка оставалась с этой ядовитой змеёй, но понимаю, что иначе и не получится. Сейчас суд может встать на сторону Андрея, ведь у меня нет жилья, нет работы… У меня ничего нет, кроме безграничной любви к малышке.

Орлов точно наймёт лучших адвокатов и сделает всё, чтобы лишить меня родительских прав. И тогда я совсем не увижу дочь.

Разве жизнь меняется вот так — в одночасье?

Что я сделала неправильно, что должна проходить через все круги ада?

Сердце колотится.