Я вспоминаю...
Шрифт:
Врачи рекомендовали ему не спешить с выпиской из стационара. Если уж ему во что бы то ни стало нужно выбраться из больничной палаты, он может, не выезжая из Цюриха, переехать в гостиницу неподалеку от клиники, в которой в случае надобности могут быть проведены необходимые процедуры. Однако он стоял на своем — «упрямый, как бык», по отзывам окружающих. В конце концов удалось достичь компромисса; он заключался в том, что Феллини может возвратиться в Италию, но не в Рим, а в Римини, тихий курортный городок на побережье Адриатики приблизительно в сотне миль к югу от Венеции. В обитель своего детства.
Возвращение в родные пенаты не отвечало ожиданиям I Феллини; напротив, разительный контраст между маленьким
«Я думаю о цирке, дававшем представления в городе, когда я был совсем мал. Возможно, и цирк-то был небольшой, но мне он казался громадным. В то время я считал, что все взрослые — высокие по определению. Ведь он так важен, тот момент в жизни, когда открываешь для себя что-то новое. Быть может, и моя влюбленность в кино, раскрывшаяся, когда я впервые перешагнул порог «Фульгора», где моей настоящей семьей стали братья Маркс, таит в себе нечто общее с моим отказом повзрослеть».
Эту тревогу отчасти скрашивало пребывание в самых роскошных апартаментах местного «Гранд-отеля», где к услугам выздоравливающего были расторопные коридорные и всеобщее преклонение перед мировой знаменитостью — роскошь, которая в небольших дозах не казалась ему чересчур обременительной.
Пробыв несколько дней в Римини, Джульетта возвратилась в Рим — сделать самые неотложные из накопившихся дел. Помимо всего прочего, ее собственное здоровье требовало консультации с врачами. Феллини вызвался было сопровождать ее, но это строго-настрого запретили пользовавшие его доктора. Его не без труда уговорили дождаться жены в Римини, мотивируя тем, что его дивиденды в глазах продюсеров вряд ли возрастут, если последние и вездесущие фоторепортеры увидят его на римских улицах в таком состоянии.
Впрочем, для Джульетты не было секретом, что Федерико, какие бы заверения и обеты он ни давал, всегда добьется желаемого. Она не сомневалась: стоит ему попасть в Рим, и он уже ни за что не вернется в Римини. Она хорошо изучила своего мужа и, в частности, ту особую избирательность его памяти, которая касалась обещаний, даваемых из соображений тактической выгоды.
Отбывая в Рим, она была уверена, что покидает мужа всего на несколько дней. К сожалению, это оказалось не так. Вообще с определенного момента все в жизни Федерико и Джульетты пошло кувырком.
В пору отрочества «Гранд-отель» воплощал для Феллини нечто сказочное, недоступное, невообразимое. Скажи ему кто-нибудь, он ни в жизнь не поверил бы, что придет день и он сам станет в нем почетным именитым гостем, принимать которого в своих стенах будет честью для обслуживающего персонала. Ему запомнилось, как еще в 30-е его гнал прочь от подъезда обряженный в ливрею швейцар. И уж наверняка не поверил бы, что ему, даннику тяжелой болезни, не принесет ни малейшей радости ни роскошь апартаментов «Гранд-отеля», ни даже оперативность некогда восхищавших его горничных и коридорных.
В отсутствие Джульетты с Феллини, сидевшим в своем комфортабельном номере, случился инсульт. Он свалился на пол, не в силах повысить голос, чтобы позвать на помощь, и на недоступно большом расстоянии от телефонного аппарата. Беспомощный и недвижимый, хоть и не утративший до конца сознания, он пролежал так не меньше трех четвертей часа, пока его не обнаружила горничная, зашедшая в комнату сменить белье.
Феллини тут же доставили в городскую больницу, где ему вновь представилась возможность шутить и паясничать к вящему удовольствию медсестер, представителей прессы да и самого себя. Однако в глубине души он воспринял случившееся как поистине ужасающее знамение: ведь
бич семьи опустился на его голову там же, где не так давно от той же болезни скончался его брат Рикардо.В больнице он принял причастие.
Доктора оценили его состояние как тяжелое, но не представляющее угрозы для жизни. Его заверили, что с ходом времени и при условии правильной терапии функции его организма могут полностью восстановиться. Но даже при самом неблагоприятном развитии событий: если двигательную способность парализованных руки и ноги нормализовать не удастся, — он сможет вести активный образ жизни, пусть не вставая с инвалидной коляски. Так видели его ожидаемое будущее врачи; у самого же Феллини было на этот счет принципиально иное мнение. Его первой реакцией было: лучше умереть, чем остаться инвалидом; главное — не утратить достоинства. Ему рекомендовали переехать на излечение в Феррару, где находится прославившаяся на всю страну своими методами терапии сердечно-сосудистых заболеваний больница Сан-Джорджо — та самая, где в 1985 году от того же недуга лечился Микеланджело Антониони.
Скрепя сердце Феллини согласился, хотя и не видел, как пребывание в Ферраре ускорит его возвращение в Рим. А Рим режиссер по-прежнему считал единственным местом на земле, в котором он смог бы возродиться к полноценной жизни и работе.
В больнице Сан-Джорджо Феллини прошел курс лечения, и его настроение заметно улучшилось, когда ему позволили поставить в палате телефон. Никогда не имевший обыкновения безостановочно разговаривать по телефону, он, однако, видел теперь в этом атрибуте современной цивилизации единственную нить, связывающую его с Римом. Он беспрекословно выполнял предписания медиков. Делал прописанные ему утомительные упражнения. Даже смотрел телевизионные передачи.
Правда, теперь он избегал прогуливаться по больничному парку — после того, как на дереве обнаружили фоторепортера, вознамерившегося снять его сидящим в инвалидной коляске. Нет, повторял Феллини, всматриваться в жизнь «сидя в коляске» — чей угодно, но только не его удел.
«Это просто невыносимо: мозг работает как прежде, даже быстрее, а тело отказывается повиноваться его командам. Такое впечатление, что ты заперт в чьем-то чужом теле. Насколько я понимаю, теперь я — один из тех, кто объявлен в розыск. Никак не могу отыскать самого себя».
Когда я услышала в телефонной трубке его голос (в тот момент он еще не утратил веры в то, что сможет вернуться к работе), я почувствовала в его интонации некоторое облегчение. Он сказал, что ощущает некую свободу — ту самую, что открывается человеку, когда самое страшное, что с ним может произойти, оказывается уже позади. И попросил, хотя в этом не было необходимости, никому не сообщать, где он находится.
Рядом с ним в Ферраре не было Джульетты, но вовсе не оттого, что ей не хотелось быть рядом с ним. Реальность была иной — и горькой: ее без шума госпитализировали в Риме. Для прессы сделали объявление, что всему виной — нервное истощение, вызванное длительным перенапряжением в ходе происшедших драматических событий. Однако истина заключалась в другом: врачи объявили, что у нее рак — неоперабельная опухоль мозга.
В начале 1993 года, на следующее утро после церемонии присуждения «Оскаров», при встрече в отеле «Беверли-Хилтон» Феллини сказал мне буквально следующее: «Я не могу представить себе жизни без Джульетты».
Сама Джульетта однозначно заявила докторам: если ее состояние безнадежно, она предпочитает не знать об этом. Религиозная до глубины души, она предпочитала молиться- и надеяться на лучшее.
Когда Феллини узнал, что положение Джульетты критическое и оно уже не является для нее секретом, он твердо заявил: для него вопрос жизненной необходимости — навестить ее в римской клинике. Поколебать этого решения не могло ничто.