Я выбираю...
Шрифт:
Ванька никогда не дарил мне цветов, не водил в рестораны или клубы. Мы в кино-то были раза три от силы. Обычно просто гуляли по городу или шли к кому-нибудь из нас домой. И обоих это устраивало.
Через месяц после знакомства, он авторитетно заявил, что должен познакомиться с моими родителями. Чему я ужасно удивилась.
— Лиза, я планирую проводить с тобой всё возможное время, — разжёвывал он мне «очевидную» вещь. — Твои родители должны знать, с кем и где пропадает их дочь, чтобы не волноваться.
Я тогда не стала ему пояснять, что мои родители до сих пор в шоке уже просто от того, что я каждую ночь дома ночую.
Если
— Лиза, ты беременна?! — испугалась тогда мама. А папа лишь угрожающе заиграл желваками.
— Да нет же! — возмутилась я.
— Тогда зачем? — сурово уточнил отец. — Что ты натворила?
А мне стало неудобно за то, насколько я умудрилась отдалиться от родителей, раз в такой вещи как знакомство с парнем, они сазу же видят подвох.
— Ну… Просто он считает это правильным.
Уже следующим вечером мы собрались все вместе на нашей маленькой кухне. Родители напряжённо молчали, то ли смущаясь, то ли опасаясь нового гостя. А брат с сестрой с выпученными от интереса глазами разглядывала моего «Жениха».
— Он на телёнка похож! — зашептала мне на ухо Дашка, за что получила от меня болезненный толчок в бок.
Я тоже нервничала, все ногти тогда себе искусала.
Одному Ваньке было хоть бы что. Сидел и улыбался.
С его мамой я познакомилась через неделю. Ваня привёл меня к себе в квартиру и с порога закричал:
— Мама, это Лиза! И она со мной.
Для Ольги Николаевны этого оказалась достаточно, чтобы в дальнейшем каждый раз встречать меня с неподдельным радушием и искренней любовью в глазах. Иногда мне казалось, что они оба какие-то блаженные.
У нас не было особой динамики отношений. Жили одним моментом и тем, что в нём было. Даже привыкать сильно друг к другу не пришлось. Мне нравилось, что с Ваней было так просто, не надо было никем претворяться или ждать каких-то условий.
Мы даже впервые переспали без всяких договорённостей. Два месяца проходили, прогуляли, прообнимались, процеловались… А потом я поняла, что сижу у него дома на диване и сама же очень активно лезу ему под футболку.
Лежали на диване и целовались, путаясь в том, где чьи руки-ноги. А потом я губами полезла в ворот его футболки, Ваня сначала зашипел, а потом отстранился от меня.
— Лиз, я потом не смогу остановиться.
— И не останавливайся, — пожала я плечами. Было забавно наблюдать за тем, как покрасневший Ванька смотрит на меня голодными глазами.
— Ты уверена? — уточнил он.
— Да.
Тогда он меня опять поцеловал. Но уже как-то совсем иначе. Очень нежно и проникновенно, будто хотел коснуться самого основания моей души. Стало ясно, что между нами уже не игра. Уложил меня на спину, одной рукой придерживая мою голову. Долго ласкал, шептал какие-то нежности, заставляя всё моё тело буквально плавиться в его руках.
Уже когда начал расстёгивать мои джинсы, я сбившимся дыханием позвала его.
— Вань… У меня… ещё никогда…
— Я знаю, маленький, знаю.
Его голос словно убаюкивал меня, уводя за собой куда-то далеко-далеко.
— Хочешь остановимся? — предложил он осипшим голосом.
— Нет, — простонала
я, кусая Ваню в плечо.Потом было одновременно и больно, и упоительно хорошо. Оба раз за разом проваливались в пропасть, разлетаясь на кусочки от удовольствия.
Сколько потом у нас с ним было этих моментов, когда после учёбы мы бежали к нему домой и растворялись в наших ощущениях. Затем приходилось разбегаться дальше по делам. При этом он всегда находил время проводить меня. Не потому что не доверял, просто ему было так спокойней — знать, что я безопасности. Отчего-то считал, что я без него в какую-то беду вляпаюсь.
Глава 16
Все время кто-то на пути,
Подойти и сказать — не знаю.
Слова не найти,
Я совсем тебя не понимаю.
(с) Слот
Иногда мне кажется, что Ваня знал всё наперёд. Или хотя бы просто предчувствовал.
Первые предвестники катастрофы появились почти год спустя после нашего знакомства. В тот день я была без настроения, даже с сестрой поцапалась, хотя уже давно этого не делала. То ли Дашка подросла, то ли я сама спокойней стала. Мы даже отношения теперь выясняли беззлобно, так, в полсилы, скорее по привычке, чем по необходимости. Но тогда меня переклинило.
— Даша, убери свой свинарник, — попросила я её, окидывая недовольным взглядом стол, поверхность которого была безжалостно завалина всякой фигнёй.
— А ты мне не указывай, — меланхолично бросила она. Сестра лежала на кровати, читая какой-то подростковый журнал и болтая ногами.
— Хочу и буду указывать, — вообще-то это был наш типичный диалог, и я могла вполне предсказать его продолжение.
— Ты мне не мать. Роди себе детей, а потом и указывай им, что делать, — отмахнулась от меня Дарья.
Слышала эту фразу сотни раз и уже давно научилась на неё не реагировать. Поэтому моя бурная реакция оказалась неожиданной для нас обоих.
— Что ты сказала?!
— Детей сказала…
— Ты охренела совсем, мне такое говорить!? — недослушав её, взвилась я.
Даша даже не сразу поняла, что произошло, лишь посмотрела на меня удивлённо. Я подскочила к ней, схватила журнал и швырнула его куда-то за дверь.
— Я сказала — убрала!
Был скандал. Впервые в жизни я довела её до слёз. Когда прибежала мама, мы уже вовсю таскали друг друга за волосы. Она еле растащила нас по углам, после чего металась между попытками успокоить Дашку и вразумить меня.
А во мне уже тогда полыхала слепая ярость. Вроде понимала, что не права, но ничего не могла с собой поделать. Было в Дашкиных словах что-то такое, что буквально разорвало всё моё нутро.
— Лиза, извинись перед ней! — требовала от меня мама. — Ты что творишь? Она же твоя сестра! Успокойся немедленно.
Я лишь гневно поджимала губы, а потом и вовсе, вылетела из дому. Как и пять лет назад неслась по дворам, пожираемая своими эмоциями. Только тогда я ревела, а теперь паниковала и от этого злилась. Не сразу поняла, куда несут меня ноги. Лишь когда села в маршрутку, начала смотреть в окно, поняла, что еду в центр, на квартиру парней. Привычка. Сколько раз я скрывалась у них дома, прячась от своих печалей и сомнений? Вот только сегодня меня там никто не ждал, а квартира уже была не наша. Злость, душившая меня изнутри, вдруг стала сменяться печалью и всепоглащающей пустотой.