Я заберу тебя с собой
Шрифт:
— Нет, спасибо. Мне пора домой, уже поздно.
— Мне тоже. Очень поздно. Ну, увидимся в школе в понедельник.
— Ладно. — Пьетро повернулся.
Но Флора спросила, прежде чем он ушел:
— Скажи, кто тебя воспитал таким вежливым?
— Родители, — ответил Пьетро и скрылся за полками с макаронами.
ШЕСТЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ…
18 июня
Глория пыталась поднять его. Но Пьетро не слушался.
Он
— Меня оставили, — повторял он. — Меня оставили. Она мне обещала. Почему? Почему?
— Пьетро, ну же, вставай. Пойдем.
— Отстань от меня! — Он резко оттолкнул ее, но потом поднялся и вытер ладонью слезы.
Одноклассники молча смотрели на него. В их опущенных глазах и сжатых губах Пьетро уловил долю сочувствия и еще больше смущения.
Один оказался самым смелым, он подошел и похлопал его по плечу. Вся толпа зашевелилась, его трогали, выражали сочувствие. «Не переживай. Фигня…» «Да они просто козлы». «Мне жаль». «Это несправедливо».
Пьетро кивал и хлюпал носом.
А потом ему было видение. Некто, одетый как его отец, входит в курятник и вместо того, чтобы выбрать самую жирную курицу (которую и следовало выбрать), хватает первого попавшегося цыпленка и удовлетворенно говорит: «Ощиплем его», и все петухи и курочки грустят о нем, но только потому, что знают: рано или поздно их ждет та же участь.
Бомба, упавшая с неба, попала прямо в Пьетро Морони и разорвала его на тысячу кусочков.
«Сегодня это случилось со мной. Но рано или поздно случится с вами, будьте уверены».
— Пойдем! — уговаривала Глория.
Пьетро направился к выходу.
— Да, я хочу выйти. Тут слишком жарко.
У дверей стоял Итало. В голубой рубашке, слишком короткой и слишком узкой. Пуговицы выпирали на пузе, сильно растягивая петли. Под мышками красовались темные пятна. Он покачивал круглой головой, лоснящейся от пота.
— Это неправильно. Если выгнали тебя, должны были выгнать и Пьерини, и Ронку, и Баччи. Настоящее свинство, — сказал он похоронным голосом.
Пьетро не удостоил его взглядом и вышел, за ним следовала Глория, отгонявшая надоедливых одноклассников рьяно, как настоящий телохранитель. Она единственная заботилась не о себе, а о других.
А солнце, находившееся в миллионах километров от детских трагедий, жгло двор, дорогу, столики в баре и все остальное.
Пьетро спустился по лестнице, вышел за ворота и, ни на кого не глядя, сел на велосипед и уехал.
«Да куда же он провалился?» Глория пошла за рюкзаком, а вернувшись обнаружила, что Пьетро исчез. Она попыталась догнать его на велосипеде, но не увидела его на дороге.
Тогда она поехала к Дому под фикусом, но его и там не оказалось. Миммо, голый по пояс, возился в сарае с мотоциклом. Глория спросила, не видел ли он брата, но Миммо ответил «нет» и продолжал откручивать болты.
«Где он может быть?»
Глория поехала в город, надеясь, что он там. Нет. Тогда она вернулась.
Воздух был неподвижен, от жары не продохнуть. Ни души. И только веселое чириканье воробьев
и стрекот цикад отличали Искьяно от какого-нибудь техасского города-призрака. Мотороллеры и мотоциклы стояли у стен. Столбики и ограждения начали уходить в асфальт, размякший, как масло. Решетки магазинов полуопущены. Ставни закрыты. Приборные доски автомобилей покрыты светлым картоном. Люди попрятались по домам. Те, у кого имелся кондиционер, плевали на жару, остальным приходилось туго.Глория слезла с велосипеда у «Стейшн-бара». Велика Пьетро у стойки не было.
«Как же, придет он сюда!»
Она смертельно устала и жутко хотела в туалет. Она вошла в бар. От работавшего на полную мощность кондиционера пот на ней сразу остыл. Купив баночку кока-колы, она села под зонтик на улице.
Она беспокоилась. Очень беспокоилась. Пьетро впервые не подождал ее. А раз он так сделал, значит, ему очень плохо. А он в таком состоянии может сделать что-нибудь дурное.
«Например повеситься».
А вдруг и вправду?
Она в газете прочитала. В Милане один мальчик, которого оставили на второй год, от отчаяния бросился с пятого этажа, но не умер и поэтому дополз до лифта, а за ним тянулся кровавый след, и он поехал на седьмой этаж и бросился оттуда вниз; на этот раз, к счастью, он умер.
Пьетро способен покончить с собой?
Да.
Но почему ему, черт возьми, так важно, чтобы его перевели? Если бы ее оставили на второй год, ей бы, конечно, было плохо, но она не стала бы из этого делать трагедию. А для Пьетро всегда была так важна школа. Он слишком много о ней думал. И разочаровавшись, мог сильно расстроиться.
«Где он может быть? Ну конечно! Дура, как ты раньше не догадалась?»
Залпом допив кока-колу, она опять вскочила в седло.
Велосипед Пьетро был спрятан в зарослях за сеткой, отделявшей лагуну от дороги.
«Вот я тебя и нашла!» Торжествующая Глория спрятала свой велосипед рядом с велосипедом Пьетро, зашла за большой дуб и подняла край сетки так, чтобы проползти на животе в узкий лаз. Оказавшись по ту сторону, она вернула сетку на место. Проходить за нее было строжайше запрещено.
«А если тебя поймает охрана Фонда дикой природы, тебе достанется».
Глория огляделась последний раз по сторонам и скрылась в густой зелени.
Первые двести метров по узкой тропинке, петлявшей среди камыша и высокого тростника, можно было пройти, но по мере того как она заходила дальше в болото, идти становилось все труднее, туфли погружались в густую зеленую жижу, а потом топь побеждала и совсем поглощала тропу.
В неподвижном воздухе стоял горький и вместе с тем сладковатый удушливый запах. Это гнили в теплой застойной жиже водные растения.
Облака комаров, мошек, москитов роились вокруг Глории и пили ее сладкую кровь. К тому же вокруг слышалось много неприятных звуков. Навязчивое гудение шершней и ос. И разные шорохи, быстрое подозрительное шуршание, шелест в тростнике. Бульканье воды. Тоскливые крики цапель.
Адское место.
Почему Пьетро его так любит?
«Потому что он чокнутый».