Я захватываю замок
Шрифт:
И вдруг меня осенило.
— Но отца-то бросать нельзя, — убежденно сказала я. — Топаз… неважно, скучает он по тебе или нет, но такое потрясение сломит его окончательно. Разве неясно? Представь, что напишут биографы! «Не успел Мортмейн вступить в новую эпоху творческого расцвета, как хрупкое кружево его жизни разлетелось в клочья. Виной тому предательство натурщицы-жены. Никому теперь не узнать, чего лишился мир из-за легкомыслия никчемной женщины». И тебе, Топаз, тоже этого никогда не узнать! Если после твоего ухода отец не напишет ни строчки, ты до конца дней будешь терзаться — не из-за тебя ли?..
Топаз смотрела на меня
— Видишь, как неверно станут судить о тебе потомки? — гнула я. — А вот если ты пройдешь с ним путь до конца, то тебя назовут «ангелом с полотна Блейка, красавицей, которая ради Мортмейна пожертвовала своими неисчислимыми дарованиями — лишь бы вновь ожил его талант»!
Я замолчала. Не перегнула ли палку? Однако мачеха проглотила и это.
— Кассандра… милая… — взволнованно запинаясь, начала она. — Ты должна сама, сама написать его биографию!
— Непременно, обещаю, — заверила я ее. Вдруг Топаз задержится, хотя бы для того, чтобы вдохновлять меня? Впрочем, наверняка она считает себя мужской музой.
Тревожилась я напрасно. Низким, словно контрабас, голосом мачеха с чувством проговорила:
— Ты спасла меня от роковой ошибки. Спасибо, Кассандра, спасибо! — И, кинувшись меня обнимать, всем весом обрушилась мне на плечи. Чуть на пол не опрокинула.
Ох уж наша дорогая Топаз!.. Обвиняет миссис Коттон в коллекционировании знаменитостей, не замечая, что ее желание исполнять роль музы суть то же самое, только в иной форме. Причем первый вариант мне кажется честнее. У миссис Коттон интерес интеллектуальный (ладно, светско-интеллектуальный), а интеллектуализм любимой красавицы мачехи — сплошное притворство. Подлинная натура Топаз — жена-хозяйка, которая нас кормит, обшивает, моет-чистит-драит… До чего же в людях всего намешано! До чего они многогранны и прекрасны!
По пути вниз мачеха сказала, что домой поедет дней через десять, а может, через две недели — как только Макморрис закончит портрет. Я выразила радость и горячо ее поддержала в этом намерении. Правда, при ней мне будет трудно скрывать следы своих переживаний.
За разговором я совсем позабыла о грусти, но стоило спуститься в квартиру — и вот она! Словно меня и ждала.
Все уже разошлись по спальням. Под дверью Саймона золотилась тонкая полоска света. Целую ночь он будет спать так близко от меня… И на сердце почему-то стало еще тоскливее. Мысль о предстоящей утренней встрече меня не утешила. В сверкающей комнате за бальным залом я поняла: соседство с Саймоном еще болезненнее, чем разлука с ним.
Роуз сидела на кровати, ждала меня. До чего прелестно смотрелись ее яркие волосы на фоне белого бархатного изголовья!
— Я достала тебе ночную сорочку, — сказала она. — Из моего приданого.
Я поблагодарила ее и выразила надежду, что не порву столь воздушную на вид вещицу.
— Не страшно. У меня их много, — беспечно ответила сестра.
— Теперь можем и поговорить, — сказала я, недвусмысленно подразумевая: начинай!
У меня пропала всякая охота расспрашивать ее о чувствах к Саймону. Разумеется, она его любит, свадьбу не предотвратить, мой приезд в Лондон — просто глупость.
— Знаешь, мне сегодня не хочется разговаривать, — пробормотала она.
Странно! Совсем недавно ей как будто не терпелось что-то рассказать.
— Ладно, —
кивнула я, — у нас еще завтра уйма времени.Без тени энтузиазма она ответила, что подумала о том же, а затем попросила меня отнести розы на ночь в ванную. Ее взгляд упал на подписанную Саймоном карточку.
— А это выбрось в корзину для бумаг, — пренебрежительно и несколько раздраженно добавила она.
Мои мысли совершили новый вираж: а поговорить все-таки следует!
— Роуз, ты его не любишь!
Губы сестры изогнулись в ироничной усмешке.
— Не люблю, — коротко обронила она. — Досадно, правда?
Вот оно! То, на что я так надеялась! Однако мое сердце не возликовало, не забилось ускоренно от восторга. И радость меня не обуяла — меня обуял безудержный гнев. Какие страшные слова трепетали на кончике языка! Испугавшись саму себя, я просто стояла и смотрела на Роуз.
— Ну, скажи что-нибудь, — усмехнулась она.
— Почему ты солгала мне тем вечером, в день помолвки? — Спросить удалось спокойно, не повышая голоса.
— Я не лгала. Я и правда думала, будто люблю его. Когда он меня поцеловал… Ах, тебе не понять, ты слишком юна.
И все же я поняла. Если бы я не влюбилась в Саймона, то поцелуй Стивена, наверное, тоже сбил бы меня с толку. Тем более если бы я сама страстно желала влюбиться — как Роуз. Однако мой гнев не улегся.
— И давно ты разобралась в чувствах?
— Несколько недель назад. Вскоре после переезда в Лондон. Тут мы с Саймоном проводим вместе намного больше времени. Ну почему он так меня любит! Понимаешь, о чем я? Он не просто любит — он ждет ответной любви. Всякий раз, когда мы с ним рядом, я буквально кожей ощущаю эту безмолвную мольбу. Он умудряется увязывать любовь со всем: с погожим днем, с красивыми предметами, пейзажами, с музыкой… Мне порой хочется завизжать! Господи… я не собиралась тебе рассказывать. Нет, собиралась… Я знала, станет легче. Но несколько минут назад передумала, потому что это эгоистично. Прости… Ты просто вытянула из меня. Вижу, ты ужасно расстроена…
— Ничего, — пробормотала я. — Хочешь, я сама ему все объясню?
— Объяснишь ему? — Роуз ошеломленно подняла на меня глаза. — Ах, вот почему ты так расстроилась! Кассандра, милая, не волнуйся… Свадьбу отменять я не собираюсь.
— Нет, свадьбу ты отменишь, — твердо ответила я. — Нельзя совершать такую подлость.
— Почему вдруг «подлость»? Я не скрывала, что выйду за него в любом случае, независимо от чувств. И ты мне помогла, хотя и не знала, люблю я Саймона или нет.
— Я не понимала! Мне казалось это увлекательным… как эпизод из романа. Все было не по-настоящему!
И сказала я неправду. Меня всегда терзал червячок сомнений, но я старалась его не замечать. Да, мое горе послано мне в наказание…
— А результат твоей уловки вполне настоящий, — отрезала Роуз.
Осознание собственной вины немного смягчило злость на сестру. Усевшись на постель, я попыталась спокойно обосновать свою точку зрения.
— Роуз, ты же понимаешь, так нельзя… ради одежды, ванной, драгоценностей…
— Ты рассуждаешь, словно я действовала в своих интересах! — перебила она меня. — Знаешь, о чем я думала по ночам, лежа в этой кровати? «Зато сегодня они в замке сытно ели». Смотри, даже Элоиза прибавила в весе! А больше, чем о других, я думала о тебе. Представляла, что смогу для тебя сделать после замужества…