Я жил в стране, где секса не было. Невыдуманная история жизни. Часть I

Улица наша была очень оживленной и я часто набирался ума, сидя на широком подоконнике, и разглядывая с третьего этажа, происходящее внизу, дожидаясь выходного дня. Во времена те родственники общались гораздо чаще, несмотря на удаленность их жилищ, и отсутствие личного транспорта, у подавляющего большинства населения. У мамы почти вся родня жила в поселке Первомайский, который уютно расположился между озером Средний Кабан, и бывшими Архиерейскими дачами, недалеко от дома бабули, и мы почти каждое воскресенье ездили к ним в гости. А родственники отца, сестра Соня и сводный его брат Анатолий, жили в таком же двухэтажном деревянном доме, в каком некоторое время проживали и мы, только стоял тот дом не на окраине, а почти в центре города, рядом с вокзалом и колхозным рынком.

Двор вокруг их дома был тихим, уютным, с большими вековыми тополями, со скамейками для отдыха, и песочницей для детей. Он граничил с территорией завода, на котором работал мой отец и трудилась его сестра. С одной стороны, вдоль забора, стоял ряд сараев, а с другой, двор примыкал к частному владению, и чтобы попасть в этот маленький уютный дворик, нужно было пройти узким коридором, вдоль высоких деревянных стен. Жили родные наши в маленьких комнатушках, но были и этому рады, все же своя крыша над головой, да и перспектива получения изолированной жилплощади была тогда реальной, квартиры давались бесплатно и безвозмездно за хорошую работу, подобающее поведение и в порядке очереди.

Как-то мы выбрались к этим родственникам в гости, а там, у дядьки Толи в сарае, я увидел велосипед, да не простой, а гоночный, с кривым рулем и тремя скоростями. Мне разрешили на нем покататься, вернее, его покатать, лишь бы я не мешал взрослым праздновать чей-то день рождения. Вывел я это чудное устройство на улицу, встал одной ногой на педаль, даже она была необыкновенная, с ремешком как стремя, взялся за руль, оттолкнулся от земли, и, как на самокате, покатился, еле удерживая равновесие. Долго длилось это катание с падениями, но я так сроднился с этим велосипедом, что не захотел с ним расставаться ни на секунду, но на мою просьбу отдать мне его в пользование, я получил категоричный отказ и совет подрасти. Это привело меня в такое бешенство, что мои громкие рыдания, наверняка, слышно было по всей округе. Я был до ужаса капризный и избалованный. На призывы мамы успокоить меня, отец сказал: «Пусть поорет, может он голос командирский вырабатывает». Странно, но после этих его слов, я перестал реветь. Опечаленный, обиженный и оскорбленный, я долго дулся и ни с кем не разговаривал, и лишь мечтал о велосипеде, пусть и не гоночном, но о своем.

В один из весенних апрельских дней 1961 года, я сидел один дома, и, скучая, смотрел в окно. Время подходило к полудню, по улице ездили машины, громыхали трамваи, ходили редкие прохожие, все как обычно, ничего интересного, и тут я увидел диковинную картину. По дороге ехала грузовая машина «Татра» без переднего правого колеса, оно лежало в кузове, а она ехала себе, не заваливаясь на бок, только покачивала усиками на крыльях. Я еще не перестал удивляться, как вдруг все исчезло. Какая-то тишина повисла в воздухе, через открытую форточку не доносились, ни шум машин, ни лязг трамваев, ни голоса прохожих. И вот, протяжно и низко завыли заводские гудки, жутковато стало. Со стороны заводов послышался какой-то непонятный шум. Я посмотрел в ту сторону и увидел, что оттуда движется людской поток, именно поток, заполнивший всю проезжую часть, хотя даже на демонстрации люди ходили по одной стороне улицы. Послышались крики «Ура!», прорывающиеся сквозь рев заводских сирен. Откуда-то появившийся гармонист стал играть на своем инструменте, неистово растягивая меха, люди запели, стали танцевать, веселиться. Я догадался включить радиоприемник, и только теперь все понял. Оказывается, полетел в космос первый человек, Юрий Гагарин, и это был наш, Советский человек! Я еще не во всем разобрался, но заразившись этим всеобщим энтузиазмом, выскочил на улицу, и начал беситься с нашей дворовой детворой, бегая и радостно подпрыгивая.

А народ все прибывал и прибывал. Столько людей, столько ликования и восторга одновременно, столько общей радости, просто фантастика! Я больше никогда и нигде ничего подобного не видел. Веселье продолжалось до самого позднего вечера, но уже во дворах и квартирах. Какая была гордость за нашу страну у нашего народа, какая была сплоченность! Долго еще не утихала эйфория от этого события. Та радость была массовая, общая, а через год у меня появилась своя, единоличная. Осуществилась моя мечта, мне купили велосипед.

Как-то, в конце недели, я услышал разговор родителей. Отец спросил: «Ну что, сделаем парню подарок?», я замер от неожиданности, затих, прислушался. Внутри легонько защемило, затрепетало сердечко, волнение подступило комком к горлу, оказывается и такое бывает. Мама сказала: «Хорошо, купим в воскресенье». И вот же оно счастье! Вот! Мы поехали в центр на такси. Машина «Волга», большая, удобная. Я сидел на переднем сиденье-диване, между водителем и отцом, смотрел на прозрачный голубой выпуклый прибор, стрелка показывала 80. Вот это скорость! Тогда было можно. Красота! Приехали в центр, зашли в магазин «Спорткульттовары» на улице Баумана. Зал большой, велосипедов тьма, но мне-то нужен только один, мой «школьник», и вот он в упаковке. На раме насос, к сиденью прикреплена сумочка с гаечными ключами, руль в бумажной обертке, повернут вдоль рамы пахнущей свежей краской, педали развернуты внутрь, впечатляющий вид нового. Я с замиранием сердца, стоял и держал его, пока мама оплачивала покупку. Купили. На трамвае доехали до парка Горького, дальше решили прогуляться пешком. Вышли из трамвая, и взгляд мой упал на унылое здание из красного кирпича, стоящее слева, от входа в Парк Культуры и Отдыха. Это была инфекционная больница.

Сразу же прожгли нехорошие воспоминания, как меня туда привезли полгода тому назад, как раздели, помыли в ванной, и подселили в комнату с шестью койками, к таким же несчастными. У меня обнаружили болезнь под названием желтуха, но не понятно было, где, и главное как, я мог ее подцепить, я же не ходил в детский сад, в этот клуб малолеток. Без родителей, в чужой компании, в гнетущей белоснежной палате, было страшно. Но, как ни странно, я не ревел, и, сжав зубы, перетерпел все болезненные процедуры. Процедуры перетерпел, а вот страх перед уколами, и всем остальным медицинским, поселился во мне на всю оставшуюся жизнь. Я отвернулся от этого зловещего вида дома и пошел за родителями. Неприятные воспоминания мигом сменились на счастливую реальность.

От парка шел тротуар, вдоль которого росли молодые стройные деревца. Отец задумал научить меня кататься, закрепил педали на место, снял обертку с рамы, отрегулировал руль. Сел я на своего конька-горбунка, папа придержал его за сиденье, тихонько подтолкнул, и я поехал. Нет, не поехал, я полетел, слегка виляя рулем от волнения и неумения и задыхаясь от восторга, далеко укатил, остановился, подождал родителей. Урок повторился несколько раз, и к дому я уже подъезжал настоящим велогонщиком. Ну а потом, за пятиэтажками, вдоль лесополосы, идущей параллельно железной дороге, по асфальту, шедшему под уклон от улицы Попова до улицы 8 Марта, были акробатические этюды, езда без рук, и попытки ездить, сидя на руле задом наперед. Мне удалось этому научиться, так я и гонял практически с утра до вечера. Но вот беда, самое счастливое лето на «школьнике» перед школой, пролетело мгновенно.

Наступала осень. Листья на деревьях начинали желтеть и тихонько опадать. В садике двора, где любили сидеть старушки нашего дома, вместо сплошного зеленого стали появляться другие яркие цвета осени. Было еще довольно тепло, и чередуясь с пасмурными дождливыми деньками, выдавались солнечные дни. Начиналось бабье лето, и заканчивалось наше мужское, беззаботное.

Наступил торжественный день 1-го сентября, для кого-то торжественный, для меня тревожный. Я пошел с мамой в школу, было одновременно и любопытно, и боязно. Зайдя в школьный двор, я еще больше напрягся, столько там было народа. Нас построили на торжественную линейку. Все ученики были одеты в одинаковую школьную форму, строго, нарядно, аккуратно, все чинно, благородно. Мальчишки-первоклашки подстрижены под модель чубчик, это когда всю голову брили, и только впереди, оставляли небольшой чуб, наверное, для того, чтобы за него можно было таскать непослушных. А вот девчонки, те щеголяли в форме с белыми передниками и с бантами на головах. Первый урок, волнительный. Знакомство с учительницей, с ребятами. Нас попросили что-нибудь нарисовать, я естественно, выдал шедевр, изобразив автофургон с водителем и надписью на борту: «ХЛЕП», видимо в памяти засели очереди за хлебом и сахаром. Меня приняли за Хлебникова, а в классе, действительно, был мальчик с такой фамилией, но я опроверг это нелепое предположение, с гордостью назвав свою настоящую фамилию.

Знакомство закончилось, начались ученические будни. Школа – дом, дом – школа, чистописание, правописание, домашнее задание, на «побегать на улице» оставалось совсем мало времени. Но даже это малое время я старался использовать с максимальной пользой. Рядом с нашим домом находилось строительное училище, и было бы несерьезно нам, мальчишкам, не лазить на территорию, полакомиться кислыми ягодами барбарисками, которые росли вдоль дорожек, как кустарниковые изгороди. А уж не забраться на учебный строительный кран, полюбоваться окрестностями, чтобы потом, успешно и безболезненно, удрать от сторожа, никак нельзя было. Это же сколько волнения, совмещенного с весельем, испытываешь, когда убегаешь от дядьки, который гонится за тобой с прутиком, кричащий, что отхлещет тебя, как сидорову козу, а сам почему-то улыбается, и прихрамывает. Это в рабочие дни, по вечерам, а по воскресениям, если мы не ездили по гостям, я околачивался около гаража главного инженера завода, где работал отец. Он и его начальник иногда ремонтировали автомашину «Волга» каким-то странным инструментом, издающим стеклянный звон. Хотя и были они из разных подъездов, но, несмотря на это, они были друзьями. На этом автомобиле мы изредка ездили за грибами, а однажды мы поехали в лес с директором завода на его американском фронтовом вездеходе марки «Додж». Очень она меня тогда впечатлила, машина эта, большая такая, серьезная, жаль, что удалось прокатиться на ней всего лишь раз. Мне так хотелось научиться водить машину, но для этого нужно было расти и хорошо учиться, что я и делал.

В школу мне приходилось ходить через широкую дорогу, да еще обходить половину школьной территории, это далеко. И я решил найти путь короче, и нашел, через забор, правда, путь этот до школы оказался намного длиннее и растянулся на две недели. Мой пытливый ум и неуемная энергия привели к маленькой такой проблеме, я сломал ногу. Я боялся опоздать на урок и, чтобы не терять время, решил перебраться через забор. Подошел к нему, осмотрел: забор как забор, железобетонный, из двух частей. Нижняя сплошная плита была вставлена в пазы между бетонными столбами, на ней покоилась узкая, ажурная. Я перекинул на территорию школы портфель, и сумку со второй обувью, забрался на верхнюю плиту, и тут же почувствовал, что что-то пошло не так. Я начал падать, да не один, а с плитой, на которой сидел. Видимо, от старости или плохой установки верхняя держалась не очень хорошо, но я-то этого не знал, обидно было, я ведь почти перелез. Упали мы одновременно, я на землю, плита на меня. Я не сразу почувствовал боль, и только когда освободил ногу, ощутил, как заныла щиколотка. Стало больно, мне бы домой, но надо было идти в школу, ничего не поделаешь, дисциплина. Прихрамывая, я доплелся до класса, рассказал все учительнице, но почему-то мои слова о больной ноге не вызвали у нее доверия. Скрипя зубами от боли, досидел до конца уроков. Как я допрыгал до дома в семилетнем возрасте, с раздробленной, сильно ноющей распухшей ногой, через широченную улицу, до сих пор не понимаю, но как-то допрыгал.