Я. Тебя. Заставлю

– Судья, который рассматривает мои дела.

– А, – Леонидас пару секунд изучает Богданова, хмурится. – Я его знаю. – Добавляет громко: – Кирилл Платонович! Доброе утро! – и спешит наперерез Кириллу.

– Эй, что ты делаешь! Не надо! – шиплю я вслед, но поздно. Богданов договаривает по телефону и бросает взгляд на Леонидаса, потом на меня, где его глаза привычно задерживаются чуть дольше, чем следовало бы. На лице отражается лёгкая степень неприязни. Я чувствую, как мои щёки заливает краска.

Глава 4

У меня есть целых два часа, чтобы обдумать ситуацию. Всё это время я сижу в коридорчике у кабинета, в котором проходят заседания, и периодически перебрасываюсь сообщениями с клиентом. Мой кофе давно закончился, но я постоянно забываю об этом и раз за разом подношу пустой стаканчик к губам, пытаясь сделать глоток. Уйти никуда не могу, так как суд может начаться в любой момент.

«Лада Алексеевна, не томите!» – приходит сообщение от клиента.

«Всё еще ждём», – пишу я в ответ. Богданов опаздывает на целых два часа! Это уму непостижимо! Я чувствую злость и полное бессилие. Он может легко промариновать меня и остальных юристов до самого вечера.

Не знаю, о чём Леонидас говорил с Кириллом в течение пары минут, но они периодически бросали на меня серьёзные взгляды. А когда я направилась в их сторону, Кирилл вручил собеседнику свою зажигалку и под предлогом, что очень спешит, покинул нашу милую компанию.

– О чём вы говорили? – спросила я у Лёни.

– Да так, – задумчиво ответил тот, поглаживая подбородок и провожая глазами Богданова. – Не важно.

Во время ожидания не получается расслабиться и поторчать, например, в социальных сетях. Моя спина идеально прямая, колени стиснуты, а пальцы напряжены. Ежесекундная боевая готовность. Я думаю о том, как сильно Богданов изменился за эти годы. Не то чтобы я его хорошо знала раньше – мы виделись-то только в здании суда, – но он никогда не казался мне равнодушным. Но и сильным тоже не казался. Заурядным зубрилой – да, но никак не влиятельным человеком, знающим себе цену. У него даже походка изменилась. И сшитый на заказ костюм сидит на фигуре идеально. Может ли назначение полностью поменять человека?

Не хочу показаться поверхностной и зацикленной на внешности, но если бы в то время он выглядел так же, как сейчас, я бы не стала ему настолько откровенно строить глазки. Я бы расценивала его серьёзно. И я бы никогда не поступила с ним так, как поступила.

– Прошу встать! – объявляет секретарь, и мы с юристом оппонента поднимаемся, встречая соизволившего всё же появиться Богданова. Тот проходит мимо быстрым шагом и занимает своё кресло. Я пялюсь на кусочек его галстука и белоснежный ворот рубашки, выглядывающие из-под чёрной ткани. Мне та-ак непривычно видеть его в черной мантии! Он молод, но зелёным не смотрится. Напротив, я бы дала ему лет тридцать шесть.

Председательствующий объявляет:

– Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста.

И я плюхаюсь на свой стул, потому что мои колени снова начинают дрожать. Мне нужна эта работа. Я просто обязана переломить ситуацию в свою пользу!

Заседание проходит по стандартному сценарию: сначала выступает юрист истца, потом я.

– Представитель ответчика, – обращается ко мне Богданов. Смотрит прямо, немного хмурится. От его строгого низкого голоса у меня во рту пересыхает. Триггерит, триггерит! Я снова вижу перед глазами того тощего помощника, которого однажды грубо высмеяла при всех. Моргаю, прогоняя видение. – Поясните по существу заявленного ходатайства, – говорит он мне. Пауза затягивается, он повторяет прерывисто: – Чуть быстрее. Если можно. Пожалуйста.

Он явно очень торопится. Ещё бы! Нужно нагнать почти половину рабочего дня! Поднимаюсь и начинаю объяснять. Всё чётко и по сути: я готовилась, но он прерывает на полуслове:

– Процессуальный документ я уже читал, можете ли вы добавить что-то новое? – и выжидательно смотрит на меня. Он помнит, я знаю. Он всё прекрасно помнит и ненавидит меня за те слова. Клянусь, его глаза в этот момент темнеют. Там будто черти затаились, притихли в яркой зелени и тоже смотрят, выжидают. Сглатываю.

– У меня нет сомнений в том, что суд ознакомился с ходатайством, однако предполагаю: сегодняшнее дело далеко не единственное, которое рассматривает суд. В связи с этим я решила освежить существенные аспекты, – произношу речь официально, но при этом смотрю ему в глаза. Пристально смотрю. Хочется прижать руку к груди, так сильно колотится сердце. Я хочу пробудить того хорошего парня, который звал меня на свидание. Хочу, чтобы он простил меня.

– Ваши предположения впредь оставляйте при себе. Суд на память пока не жаловался, – цедит сухо.

Суду стоит пожаловаться на отсутствие воспитания.

– Тогда я полностью поддерживаю позицию, изложенную письменно, – присаживаюсь.

В этот момент с места подскакивает юрист истца:

– А у меня дополнения есть! – и начинает тараторить.

Суть дела это не меняет, но плохо то, что последнее слово за оппонентом. А я вроде как… сдалась раньше времени. У меня глаза болят от того, как круто я их закатываю, но мои старания остаются без внимания.

Богданов выслушивает комментарии, на это у него есть и время, и терпение. После чего назначает новую дату слушания, что тоже плохо, так как промедление будет стоить моему клиенту денег. Всё должно было решиться сегодня.

У меня действительно серьёзный конфликт с судьёй, и вот оно первое испытание самостоятельной жизни – разобраться с ним как можно скорее.

Честно говоря, я просто в бешенстве. Выхожу в коридор и довольно резко прощаюсь с вражеским юристом, хоть он лично мне ничего плохого не сделал. Я должна научиться держать эмоции при себе. А Леонидас в данный момент мчится по идеальной трассе вдоль бирюзового моря навстречу солнечной Анапе, солёному воздуху, цветным коктейлям в прибрежных барах и белоснежным простыням в отеле. Я могла бы сидеть рядом с ним, есть купленный на заправке маффин с изюмом или черникой и ни о чём не беспокоиться.

Не сегодня. Если однажды я и стану безвольной слабачкой, то не сегодня. Мы ещё поборемся. Не верю, что ситуация безнадёжная.

Во сколько там заканчивается рабочий день у судьи Богданова?

Глава 5

Кирилл

Моё собственное тело пыталось меня убить. И ладно, будь это печень, её месть хотя бы была объяснима: в студенчестве я не особенно с ней церемонился. Но печень моя в идеале, чего не скажешь о… яйцах. Такой вот фильм ужасов, правда, это был не фильм.

Осознать диагноз было сложно, смириться – ещё того хуже. Никогда раньше не задумывался на данную тему, а потом пришлось услышать от врача, что рак яичек – один из самых молодых. Средний возраст заболевших – сорок лет, но случаи встречаются и у пятнадцатилетних пацанов. Хорошие новости: при ранней диагностике и благодаря вовремя проведённому лечению процент выздоровления близится к девяносто пяти.

Можно сказать, мне повезло: всё только началось, ещё даже симптомов не было. Повезло… Ненавижу это слово. Многие в больнице повторяли его с ободряющей улыбкой, я научился не реагировать.

Я ж не просто так попёрся на диагностику. Когда тебе двадцать пять, ты здоров, полон сил и энергии, эрекция по первому щелчку и ничего не беспокоит – к урологу просто так не записываешься. Моему отцу диагностировали третью, последнюю стадию.

Молния не бьёт в одно дерево дважды? Увы.

Он настоял на том, чтобы я тоже проверился. И потребовал поклясться ему, что буду проходить эту грёбаную диагностику каждые пять лет. Я долго отказывался категорически, но он буквально заставил меня, и я послушался из уважения к его тяжелому состоянию. Но выстрелило сразу же.