Яблоки даром

— Ну…

Тётя Женя улыбалась:

— Я, как цветы увидала, сразу твою Татьяну вспомнила. Бери, под окном посадишь. Можно бы и на могилку, да не перезимует там. На зиму надо хризантему в горшок и домой.

Отец недоверчиво покачал головой, прокашлялся, но полностью справиться с чувствами не сумел, и голос прозвучал надтреснуто:

— Сколько я тебе должен за цветы?

Соседка замахала руками:

— С ума сошёл? Ничего не надо! Кружку воды дай — жарко, а мне ещё этой вражине, Фёдоровне, спички нести, — она мотнула головой в сторону дома «заклятой подруги».

Алёна решилась выглянуть:

— Тёть-Жень, пойдём обедать с нами?

— Нет, нет, — замахала она веснушчатыми руками, усаживаясь на ступеньку и снимая шляпку с растрепавшихся пегих кудряшек, — водички только!

За кружкой воды отец с тётей Женей просидели часа два. Успели обсудить всё от урожая и погоды до политики и общих родственников в дальней деревне. Алёна немного послушала и ушла готовить помидоры на засолку. Вернулась на веранду, чтобы взять из шкафа стеклянные банки и услышала за дощатой стенкой приглушённый тёти-Женин голос:

— Спасибо тебе, сосед, за беседу. С людьми на станции хоть и интересно, а всё ж не то, чужие они и есть чужие. А тут прямо душу отвела! И про Саньку своего выговорилась. Полегчало.

Алёна сквозь тюлевую шторку наблюдала, как тётя Женя встала, подобрала со ступеньки шляпу и пошла прочь, волоча за собой сумку-тележку. На повороте у калитки сумка подпрыгнула, из неё выпала какая-то картонка. Алёна думала, отец окликнет свою собеседницу, но тот уже ушёл с крыльца.

Подобранную картонку Алёна оставила на крыльце. Решила, что отнесёт хозяйке попозже.

Поставив перед отцом заново подогретые щи, она полушутя-полувсерьёз предложила:

— Пап, может, вам с Евгенией Степановной пожениться? На сколько она тебя старше, лет на пять?

Отец аж поперхнулся:

— Ты что, дочь, сдурела?

— Уж очень беседы у вас душевные! — засмеялась Алёна.

— Это ж Степановна, она любого заговорит! Не-ет, мы так, по-соседски…

Вечером Алёна высадила на клумбу лимонную хризантему. Заботливо, как мама когда-то, срезала сломанные листья, полила. Посидела рядышком, вдыхая нежный аромат. Сумерки уже сгустились тенями по углам, легли росой на траву. В светлом небе прорезался тонкий месяц.

Дура она, дура. Что-то там плела про личное пространство, про советских людей. Ей бы и самой сейчас поговорить по душам. Выплеснуть накипевшее, поплакать, чтобы полегчало, как тёте Жене. Но не привыкла. Всё в себе. Вот и сидит тут, роняет слезинки на хризантему, будто на мамино плечо.

Возвращаясь с отцом с лужайки, прозвенела цепью коза. Алёна пошла закрыть за ними калитку. Подобрала с крыльца картонку и в который раз прочла выведенные синим фломастером буквы: «Яблоки даром».