Яд со взбитыми сливками

Лана запомнила страшный, отчаянно-обиженный крик алабая. Это было последнее, что она слышала перед тем, как отключиться.

И что теперь? Спать? Зная, что их в любом случае убьют? А эти слова гадюки о кислоте? Она шутила или… или здесь действительно так уничтожают тела?

Оставляя души несчастных детей маяться в этом подземелье.

Дикость какая-то! Начало двадцать первого века и — сырые казематы, кровавые эксперименты, детские органы, кислота…

Но самое страшное — запертые души маленьких страдальцев.

Лана ни минуты не сомневалась, что виденное ею в момент отключки не было бредом. Девушка потом расспросила Ирину, что происходило в камере, пока она валялась без сознания. И рассказ подруги в мельчайших деталях совпал с тем, что Лана видела.

Кроме солнечных зайчиков, конечно. Она и сама с момента возвращения в тело больше ни разу не встретила ни одного. И не слышала ничего.

Но запомнила обещание замученных малышей: «Мы поможем!»

А как помочь им? Как освободить несчастных, вынужденных снова и снова наблюдать за страданиями других детей, а потом встречать их перепуганные души…

Свет в каменном мешке, куда бросили Лану, как, впрочем, и в той, общей камере, был, разумеется, искусственным. И не выключался совсем, даже ночью. Похоже, освещение в подземелье было запитано на один рубильник.

Но спать эта тусклая лампочка мощностью от силы двадцать ватт не мешала. Спать мешали мысли. И звенящие от напряжения нервы. И предчувствие наползающей, как лава, беды.

Да, она слышала обещание Марата провести очередное виртуальное свидание завтра вечером, но верить слову этого подонка не стоило.

А была ведь еще и гадюка с кокетливым именем Амалия. И глумливое торжество, чернильной кляксой растекшееся в ее глазах, когда она поняла, с помощью чего можно манипулировать ненавистной пленницей.

Почему госпожа Федоренкова воспылала к Лане столь чистой незамутненной ненавистью, девушка не знала. Но, стоило директрисе появиться в одном с пленницей помещении, как волна удушливой злобы захлестывала Лану с головой.

Причем сейчас, после сеанса связи, степень гадючиной неприязни просто зашкаливала. Похоже, убойная по воздействию на дам внешность Кирилла плюс его слова о любви к Лане вызвали у госпожи Федоренковой обильное разлитие желчи. И взгляд, брошенный ею перед полетом на помеле, радужных перспектив пленнице не сулил.

Судя по всему, гадюка посвятит ночь составлению списка унижений и издевательств для Ланы на завтра.

А ведь есть еще и Ваня. Изувеченный, истекающий кровью Ваня, отважный и добрый мальчик. Нет, не мальчик — маленький мужчина, рискнувший ради мамы. И ради остальных женщин.

Ему срочно нужна медицинская помощь, ведь, как сказал этот амбал, помимо переломанных ребер, возможны повреждения внутренних органов. И ждать мальчик не может.

Ну и сколько аргументов ты еще придумаешь в пользу свежей, а главное — оригинальной мысли о том, что надо бежать отсюда? Ты бы лучше придумала, как это сделать!

Но ведь слепой Саша Смирнов смог? Причем бандиты до сих пор не понимают, как это у него получилось.

Теперь Лана знала — как. Мальчика вывели умершие здесь дети. А значит, они смогут проделать это снова. Правда, есть некоторое отличие — вряд ли Саша был заперт в подземелье. Хотя — кто знает.

И еще — как мальчик общался с душами? Она, Лана, видела Сережу и остальных в момент клинической смерти, когда ее собственная душа отделилась от тела. А сейчас — что делать сейчас? Как увидеть их снова?

Да, она образованная, трезвомыслящая, привыкшая основываться на материальных доказательствах и логических выводах бизнесвумен. Еще пару лет назад она более чем скептически относилась ко всяческим там магам, экстрасенсам и прочим ведунам и ведуньям, бившимся на экранах телевизоров и заполонившим своей рекламой газеты. Она и сейчас считает тех, кто маячит на телеэкранах, клоунами. Потому что обладатели реальной магической силы предпочитают держаться в тени.

Но потом в ее жизни появился Кирилл. И их связь на ментальном уровне, когда и ему, и ей снились одинаковые сны, физически ощущаемые сны.

А старец Никодим, буквально вытащивший Кирилла с того света, вернувший жизнь в полуразложившееся тело? [4] В глухой лесной чаще, в какой-то заброшенной охотничьей избушке, этот старик совершал странные обряды, которые захлебывающийся от безумной боли Кирилл толком не запомнил. Да, его поили и настоями трав из запасов деда Тихона, помощника Никодима (это он, кстати, подарил Кириллу щенка, сына своего алабая), но травы лишь поддерживали, закрепляли то, что творил старец.

4

См. роман Анны Ольховской «Страшнее пистолета».

Была еще и тихая библиотекарша Диночка Квятковская, проводившая ради обретения колдовского могущества кровавый магический ритуал, сопровождаемый человеческими жертвоприношениями [5] . Специальная экспертиза признала Диночку сумасшедшей, и суд отправил Квятковскую в закрытое психиатрическое заведение, где содержат психов-убийц. Но Лане почему-то казалось, что Дина вовсе не сумасшедшая. Уж очень много необъясненного осталось в той истории.

Именно поэтому свою встречу с душами замученных детей она не сочла галлюцинацией. И именно поэтому тихо проговорила, осматриваясь по сторонам:

5

См. роман Анны Ольховской «Лгунья-колдунья».

— Сережа, ты здесь?

Тишина. Пустая тишина.

— Как мне увидеть или хотя бы услышать тебя?

Показалось или волосы словно задел легкий сквознячок? И все.

Так, но ведь Саша услышал? Смог общаться? Думай, как это у него получилось, чем он отличается от тебя?

Тем, что он слепой. А значит, у него должны быть развиты другие чувства, с помощью которых мальчик ориентировался в пространстве.

Лана закрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях. Она — не физический объект сейчас, она — ментальная сущность, огонек в ночи. Она…

Не получалось. Громко, как-то истерически стучало сердце, шелестела кровь по венам, болели синяки, пекло ссадины. Физическое не желало уходить на второй план, оно привыкло быть как минимум на равных. А иногда — и главным. Когда Кирилл…

Так, стоп, голубушка! Вот куда сейчас тебя понесло, а? Ты о чем думать должна? Правильно, о духовном. Душу чистить, а ты? Чуть что — Кирилл! Везде и всюду — Кирилл!

— Просто я люблю его, вот и все, — грустно улыбнулась Лана, по-прежнему не открывая глаз.