Ядерная осень

– Давай этого в машину, – Глухой повернулся к Егору.

Его поставили на ноги. Ноги подгибались.

– Пеешкаравша кы, – четырехзубый, глотнув из фляги, прополоскал рот и плюнул вонючей жидкостью Егору в лицо.

Как его дотащили до «Урала», как довезли до лагеря банды Глухого и бросили на пол в ветхом бараке, он не помнил. Запомнилась только болтавшаяся на груди у Глухого блестящая рокерская бляшка с рельефным бычьим черепом – еще один символ власти отмороженного главаря.

В себя он пришел оттого, что какая-то маленькая девочка щекотала ему щеку прутиком от веника.

Странные ощущения. Его одновременно тошнило и жутко хотелось есть.

– Ты кто?

Она засмеялась и, не ответив, выбежала из барака.

– Это дочка поварихи, – пояснил хриплый голос сверху. – Ее не трогают.

Егор обвел взглядом барак. Тот сарай, в котором его держали в пионерском лагере, показался бы теперь как минимум четырехзвездочным отелем на фоне этого строения.

Врытые в земляной пол стеллажи, ставшие теперь нарами, стены из досок с щелями толщиной в палец и крыша, только в некоторых местах заслоняющая собой свинцовое стадо облаков.

Хотя последнее особой роли и не играло. Дождей не было давно. А если и начнется дождь, то скорее всего кислотный. И тут уж никакая, даже сплошная деревянная крыша не поможет.

Егор встал. Его повело.

– Лежи, дурак. На тот свет раньше времени хочешь? – Сверху закашлялись.

Обладателем хриплого голоса оказался не старик, как подумал Егор, а совсем даже наоборот – молодой парень. Выглядел он неважно. Изодранная в клочья рубаха почти совсем не прикрывала тело, и сквозь лоскуты виднелась впалая, вся покрытая шрамами и язвами грудь. На почерневшем лице резко выделялись белки выпученных, воспаленных глаз. На руках и ногах – следы от веревок, наручников или кандалов. Редкие черные зубы и отсутствие трех пальцев, отрезанное ухо.

Что с ними здесь делают? Что вообще здесь происходит? Ему стало страшно.

– Что, не нравлюсь? – Парень вновь закашлялся. – Просто я местный долгожитель. Обычно тут долго не живут, – его сосед протянул руку. – Ну, давай знакомиться. Илья.

– Егор. А почему долго не живут?

– Сам увидишь, – Илья махнул рукой. Опасливо озираясь, он прикрыл рот рукой и, сотрясаясь в беззвучном кашле, отвернулся к стене.

И Егор увидел. На противоположной стороне двора, метрах в тридцати от барака, забегали несколько человек. Ни того, кого называли Глухим, ни его церберов среди них не было. Эффектно подкатив на армейском внедорожнике, они появились позже, когда все было готово.

А до этого пятеро вломившихся в барак бандитов пинками вывели из него двенадцать зашуганных, сгорбившихся и дрожащих, но покорно волочащих ноги пленников. Вечером, вспоминая об этом, Егор думал – почему они не сопротивлялись? Почему они, как бараны, шли туда?

Отвели их недалеко. Сквозь огромные щели ему было видно, как тощий, бородатый тип бегал, размахивая руками, а два безостановочно ржущих над чем-то мужика с мотком веревки, поочередно привязывали каждого из двенадцати пленников к деревянным столбам, врытым вдоль опушки, метрах в пятидесяти от барака. Из разношерстного войска, вооруженного в основном старыми добрыми «АК-74», все тот же бородач по какому-то принципу отобрал двенадцать человек.

– Сейчас начнут, – прохрипел сверху Илья.

Стрелки выстроились в шеренгу, каждый напротив своей мишени. Бородач подходил к ним по очереди, что-то объяснял, поправлял, показывал, как стоять, как целиться.

Наконец инструктаж был закончен. Стреляли по очереди. Первым был довольно хлипкий мужичок в шапке-ушанке и телогрейке, которая была ему велика, и он постоянно подтягивал рукава к локтям. При стрельбе автомат в руках мужичка ходил ходуном.

Та-та-та – и пылевой фонтанчик у ног «живой мишени» быстро сдуло ветром.

– Едрит твою. Свинец, что я тебе говорил? – подскочивший к неумехе бородач зло щелкнул переводчиком огня на его автомате. – Одиночными, дубина, одиночными. И не целься по полтора часа. Выдохнул, прицелился и жми. Давай еще.

Во второй раз у Свинца получилось лучше.

Полная женщина, распятая на столбе, крутанувшись почти на триста шестьдесят градусов, истошно завыла. Пуля ей попала куда-то в бедро.

– Ядрена-матрена, – снова завопил своим фальцетом бородач, – кто так привязывает? Гнилой, ты, что ль? Еще раз так привяжешь, самого к столбу поставлю. – Он прихватил веревкой начинающую оседать женщину еще в нескольких местах. – Поехали.

С третьего раза Свинец попал в голову. Остальные стреляли лучше, и через двадцать минут все было кончено. Как только первым же выстрелом (из егоровского, кстати, «бенелли») цыганистого типа парень попал в живот последнему из привязанных к столбам, Илья неожиданно прытко соскочил с нар и рванул к выходу.

– Ну вот, теперь и наш черед. Пора.

За ним выскочили еще несколько человек. Трое, вместе с Ильей, побежали прямиком к столбам, а еще трое скрылись за углом. Буквально через минуту они вернулись оттуда с лопатами. Перерезавший к этому времени веревки бородач вместе с теми, кто их привязывал, покуривая, наблюдали за тем, как «похоронная команда» носит трупы к расположенному неподалеку овражку.

– Быстрее, быстрее. Щас я вас рядом с ними положу, лодыри.

До вечера в бараке стояла мертвая тишина. Егору казалось, что все это происходит не с ним. Или с ним, но в каком-то кошмарном сне. Вот сейчас он ущипнет себя…

– Вставай, – его чем-то с силой ударили в бок, – ишь, разлегся, как на пляжу.

Он и вправду заснул. Невыспавшиеся, злые с похмелья охранники пинками загоняли в барак свежую партию «живых мишеней».

Светлело. Егор приник к щели в дощатой стене. Он не собирался, как скотина, идти на бойню. Для себя он уже решил, если не успеет сбежать и его поведут, как вчерашних в тир, просто так он им не дастся. Он сжал в кармане гвоздь, вырванный из гнилой доски под нарами.

– Чего уставился? Топай. – Лысый, похожий на скинхеда подросток нетерпеливо барабанил пальцами по прикладу висевшего у него за спиной дробовика.

Егор попал во вторую на сегодня партию «живых мишеней».

Во рту пересохло, ноги предательски дрожали, и обильно выступивший на лбу пот заливал глаза. Нащупав в кармане гвоздь, он замахнулся и ударил «скинхеда» в шею. Удар получился слабым – еще бы, он не ел уже двое суток. Да и побои сил не прибавили. Лысый завизжал, а Егор тем временем рванулся к углу барака, надеясь успеть добежать до леса прежде, чем его подстрелят. Но, откуда ни возьмись, перед ним вырос вчерашний здоровяк.

Хрясь. И правая рука, сжимающая гвоздь, повисла плетью. Следующим ударом приклада ему наверняка бы раскроили голову, но подбежавший «скинхед», держась за шею, проверещал:

– Нет! Он мой! Я завтра его! Сам!

Его швырнули на пол, и расплывающуюся в глазах от боли картинку дощатой стены барака кто-то выключил носком грязного кирзового сапога.

На этот раз все обставили с помпой. На импровизированную «гостевую трибуну», состоящую из опрокинутого рефрижератора и нескольких бетонных плит, собралось все местное население, свободное от хозяйственных и полевых работ. В программу культмассового мероприятия, помимо обычных стрельб из легкого стрелкового оружия, были включены: стрельба из пулемета, метание гранат, а по случаю «гвоздя» программы – стрельбы из «РПГ» были подогнаны два «пазика» и «буханка» с проломленной чем-то крышей.