Йагиня. Тайный Дар

– А Дема? Они ж близнецы! – осенило меня.

– Не близнецы, а двойняшки, – спокойно поправила баба Рая, и подумала вслух, – Впрочем, с Никодемом пока не все ясно… Сама знаешь, мальчики развиваются медленнее девочек. Но может так статься, что дар целителя пробудится и у него!

Да уж! Эти боевой маг и некромантка однозначно войдут в историю! Прямо гордость разбирает за таких феноменальных братишку и сестренку!

– Ой! Бабули! Йожка! Ведь нельзя, чтобы о ней узнали в империи!

– Вот тебе и «ой»! – согласились бабули, одинаково кивая и одинаково хмуря брови.

– Ей теперь и в школу нельзя, понимаешь? А ну как о даре целительницы проведают?

– В деревенской школе? Это вряд ли!

– В деревенской – пожалуй, да, – согласились бабули, однако что-то в их тоне заставило меня насторожиться.

– Только сегодня Йожка с утра своими планами поделилась: они с Никодемом собираются вместе в Штольград учиться. А после того, как закончат школу экстерном – в Стольград, – пояснила баба Раифа.

В Штольград – это да. Это опасно. Это не в нашей глуши. Не дай боги, ее там кто из магов заметит. А заметят, как пить дать, заметят. Мала Йожка еще, чтобы силу свою контролировать. Вспоминаю вчерашнюю курицу. Или все-таки это была индейка? Баба Стефа, как будто прочитав мои мысли, добила:

– Одно такое выступление в Штольграде, и не дай Макошь… А если Йожка не только поднимет какой обед, да заодно и подлечит его – больше мы ее не увидим…

– Значит, пусть сидят дома оба! Хотя бы год еще. А там что-нибудь придумаем!

– По крайней мере, пока княжеский чародей поблизости, им точно не стоит высовываться.

– И тебе тоже, внучка, – добавила баба Рая.

***

Ужин прошел в тихой, семейной обстановке.

А что Йожка до полусмерти напугала кота Маркиза ожившим чучелом белой крысы с красными бусинками вместо глаз – так нечего было засыпать на полу, сам виноват, чай не первый день в доме лесных ведуний живет.

Да и Демка сегодня радовал: всего лишь только заговорил столовый нож, который после того вообразил себя не меньше, чем Мечом Света и начал задирать нос перед другими столовыми приборами. Да только заговор этот сложный – самой удивительно, как он у братишки получился вообще, в общем, к радости домовых, вскоре сам развеялся.

Мы с бабулями, пожалуй, были подозрительно веселы, но детям, судя по всему, было не до нас. Бабули сказали, что сестренка пока не подозревает о пробудившемся даре целительницы, она еще не так опытна, чтобы различать разную природу своих потоков силы, но от зорких бабкиных глаз это укрыться не могло. Да и я, пристально вглядевшись в ауру Йожки волшебным, истинным зрением, увидела среди множества оттенков стального серого редкие красные, похожие на капельки крови, отливающие всеми оттенками алого, переливы. Точно, растет будущая целительница-некромантка.

Ничего, нам главное сейчас княжескому чародею на глаза раньше времени не попасться, да отвод глаз на ее ауру поставить, а там, будем надеяться, ребенок научится маскироваться самостоятельно. Тому, что ребята в школу не пойдут, никто из соседей не удивится: любой чародейский Дом имеет право на домашнее образование отпрысков.

К слову, я в школу ходила только несколько последних классов – и то, в основном на экзамены, которые для меня были точно семечки. Спасибо вбитому бабками чуть ли не в буквальном смысле в голову сызмальства заклинанию запоминания: теперь достаточно один раз прочитать необходимый материал – и вот уже я никогда его не забуду.

Речь, конечно, идет о простейшем материале, в который входит программа, что нашей сельской школы, что школы в Штольграде. С заговорами оно сложней: тут мало просто запомнить,– надо понять, впитать в себя, и даже несколько раз пропустить через себя волшебную энергию, а еще постоянно нарабатывать опыт в плетении заклинаний и прочее. Самая сложная пока для меня – волшба рун, потому что ни одна руна не отражает процесс, только явление, чего мой ум понять никак не способен.

Отужинав, баба Стефа прилегла отдохнуть, видимо, не подводит меня внутреннее чутье – действительно, ночью позовут к Аньшанке. Впрочем, я даже немного благодарна за это столичному чародею: роды принимать каждый раз робею – и не потому, что сама девица – чай, насмотрелась и на кобылиц и жеребцов, и на домашнюю скотину, и первые роды в своей жизни я принимала у коровы Маньки в Нижних Выселках. Тогда, правда, случился парадокс – корова отелилась близнецами, и бабки, конечно, прекрасно знали заранее о сложном случае – все равно отправили меня в одиночку, не сомневаясь в том, что справлюсь.

И справилась! Глядя на эти несоразмерные тела на длинных ножках и умилительным выражением на мордочках, заглянув в полные благодарности глаза Маньки, я впервые, можно сказать почувствовала свою сопричастность к магии жизни – к целительству.

Одно дело вправлять вывихи, лечить ожоги, избавлять от похмелья и заговаривать больные зубы, и совсем другое – увидеть, как жизнь, которая только что была одна – раздваивается, а то и расстраивается. И при этом ее не становится ни больше, ни меньше!

Одна и та же Жизнь смотрит на меня глазами благодарной мамаши и удивленными глазенками новорожденных чад! С тех пор я стала видеть нечто большее в глазах каждого человека, каждого встречного существа. С еще большим трепетом стала относиться ко всему живому, и еще лучше поняла своих бабуль – как они, каждая по своему национальная героиня, не пожелали для себя роскоши большого города и дивных дальних стран за океаном, а предпочли тихую, размеренную жизнь в качестве обычных деревенских целительниц.

Для ведуньи нет разницы, кто перед тобой – его светлейшество князь, или обычный деревенский мужик, чистокровный жеребец или трехцветная мурка – из каждых глаз смотрит на мир сама Жизнь! Сама Жизнь смотрит на себя же саму, любуется собой, а бывает и остается недовольной… Чудны дела твои, дивная Макошь!

Я помню, что тогда, первый раз, оставшись наедине с Манькой, в хлеву, делала все совершенно правильно, сама удивляясь тому, что действия мои, которые имели место первый раз, каким-то чудом как будто доведены до автоматизма.

Я как будто наблюдала за тем, что сама же делаю, из-за своего плеча, удивляясь тому, что ни разу даже не замешкалась. С тех пор я принимала роды еще несколько раз – и не только у животных. Заглянув в мои глаза утром, когда вернулась домой, усталая, как песиглавец знает что, но счастливая, бабули довольно переглянулись и сказали, что я готова помогать людям.

Но всеж есть во мне какая-то неуверенность в себе, в своих силах. Заглянув по-настоящему в глаза Самой Жизни, возвращаясь к этому в мыслях, я всегда робею, боюсь сплоховать, подвести Ее. Бабули смеются, говорят, что это пройдет, а мне все же каждый раз немного боязно, когда иду к роженице.