Якорёк
Шрифт:
Они ввалились шумно и нахраписто - школьный приятель Саня и его деревообрабатывающий станок. Сестрёнка же вошла в мою берлогу без единого звука, и я обалдел. Если Тверь населяют такие нимфы, брошу всё к чёртовой бабушке и уеду в Тверь.
– Леночка, знакомься, это Алексей, - с обезьяньей ужимкой, призванной изображать галантность, представил меня Саня.
– Лёха, это наша Леночка. Прошу любить и жаловать.
Елена Прекрасная - а иначе я не мог её назвать, ибо пошлая "Леночка" не вязалась со столь совершенным обликом, - уверенно переступила порог и одарила меня улыбкой. Жилки и нервы мои задрожали от жаркой истомы. Я знал такие улыбки. Они доброжелательны и воздушны, но на втором плане, там, где-то за кадром, то ли от лёгкого движения одним уголком губ, то
Елена, облачённая в облегающие чёрные джинсы и чёрную кофточку, стянула с макушки резинку, и её пепельные скандинавские волосы рассыпались серебром по плечам.
– Мясо!
– констатировала она, покрутив носиком.
– Обожаю мясо!
Надо ли говорить, что после этих слов, я пластом лежал у её ног. Это был какой-то огонь! Мясо - плоть убиенного животного - таит в себе не просто белки и жиры. В мясе кровь и пламя, в мясе страсть и сила. Девушку, жующую капустный лист, хочется погладить по мягкой шёрстке. Девушку, вонзающую крепкие зубы в кусок отбивной, хочется как следует прожарить. Впрочем, такая барышня и сама кого хочешь отжарит.
Когда закончился виски, я обнаружил, что дверь спальни плотно закрыта, а из-за двери доносятся недвусмысленные ахи и охи. Саня стругал свою швабру, и племянница Буратино податливо скрипела. Елена, изящно закуривая и вскидывая тонкое прозрачное запястье, подняла на меня небесно-голубые очи. Если бы она банально подсела поближе и провела острыми коготками по моей ноге, момент был бы испорчен: подобное развитие сюжета я переживал много раз, и сюжет оказывался одноразовым. Но моя саламандра, источая магический жар, докурила сигарету, подрагивая тем самым развратным уголком губ, что взвинтил меня, как пружину, затем встала и, подхватив бутыль текилы, кивнула:
– Пойдём. Прокатимся.
Заинтригованный, я покорно пошёл за Еленой. Во дворе, несмотря на поздний час, у подъезда клубилась толпа мужиков и подростков, и было от чего: прямо у входной двери поблёскивал заморским невиданным шиком жёлтый спортивный Феррари. Любитель парковать драндулеты прямо у двери наши задиристые соседи обычно карали спущенным колесом или царапиной на весь борт. Но перед мощным битурбированным красавцем народ застыл в благоговейном молчании. Парни почтительно расступились перед нами и кто-то завистливо прошелестел:
– Ни хрена себе, Лёха...
На кольцевую Елена вырулила флегматично-спокойно и столь же флегматично проехала первый километр. Но потом меня вдавило в кресло и я ощутил себя космонавтом, прощающимся с матушкой-Землёй. Я считал, что люблю быстро ездить, но, как оказалось, доселе не знал, что это такое. Мы мчались, резко и уверенно перестраиваясь между тихоходами (тихоходы шли, подозреваю, где-то под сто пятьдесят) и впервые осознал причину визга всех моих барышень, которых я некогда укатывал, раскручивая на секс.
– Открой!
– приказала валькирия, показывая на текилу..
– Мы убьёмся, - проговорил я, старась унять дрожь в голосе.
– Боишься?
Зажав руль между коленями на ровном участке дороги, Елена сама распечатала огненный напиток и влила в себя дозу пламени.
– Теперь ты!
Посчитав, что умирать лучше пьяным, я опустошил почти пол-бутылки, Когда в животном восторге от алкоголя, скорости и красивой спутницы, я оторвался от горлышка, меня ожидал новый сюрприз: Елена сидела полностью обнажённой, а я, развесивший нижнюю челюсть почти до пола, пытался сообразить, как это ей удалось на лету. Размышлял я недолго и спустя миг последовал её примеру.
Языком и руками я несколько раз ублажил мою воинственную душечку, после чего мы поменялись местами, заехав на технологическую стоянку. Елена дала мне время пообвыкнуться за штурвалом и в благодарность за моё старание, сотворила со мной нечто бомбическое. От её ласк
просто разрывало изнутри; не знаю, какой автоматический участок мозга вёл меня тогда на обычных моих ста тридцати километрах в час, зато после полного опустошения я взмыл в небо и выжал максимум из гордого суперкара. Любопытно, откуда у Елены автомобиль стоимостью в три моих квартиры?Когда мы вернулись домой, логово было покинуто. От Сани и его подруги остались лишь скомканные полотенца в ванной и накуренная кухня. Умиротворяюще журчала посудомойка, в которую кто-то из гостей сгрудил следы нашего шабаша. Я умилился сему факту, но ещё больше умиления вызвала картина спящей в моей постели Елены в обнимку с любимым доберманом.
– Шкипер, гулять, - вполголоса произнёс я.
Пёс, не поднимая головы, лениво приподнял брови, потом деланно зевнул. Может, Саня не только прибрался, но и выгулял собаку, пока мы испепеляли шинами трассу? Высказав мысленный респект дружку, я прилёг рядом и до рассвета любовался двумя грациозными созданиями: Еленой и Шкипером. Они были удивительно схожи в своей грациозности и дремлющей силе.
Гостья, прожившая со мной и Шкипером, пять долгих дней, научила столь удивительным вещам, что под конец недели, разодранный в клочья жизнью на износ, осунувшийся от недосыпа и излишеств, одурманенный списком возможностей, о которых ранее просто не подозревал, я просто уснул на рабочем месте. Впечатлённый шеф дал мне денёк для поправки здоровья. Я поспешил домой, предвкушая целый день сумасшествия с Еленой, но когда нетерпеливо толкнул входную дверь, нашёл, что в доме звенит старческая тишина, нарушаемая лишь тиканьем электронных часов над зеркалом. Я и не знал, что они тикают.
День, отпущенный на поправку здоровья, был потрачен на поправку здоровья. Спиртное убрано под замок в потайной шкафчик стенки, чипсы и сухарики с вонючим вяленым кальмаром безжалостно выброшены в помойное ведро. Жирную свиную шею мы успели сожрать, и я вдруг размечтался о кефирчике. Более всего повезло собаке - я до одури гулял с доберманом, выветривая воспоминания о странной гостье с божественным именем Елена.
В субботу, прежде чем двинуть в супермаркет, я долго разгуливал по дворам, петляя со Шкипером между кустов и деревьев. Огородами и козьими тропами мы вышли на пустырёк, раскинувшийся на склоне виадука. Там я швырял легконогому питомцу мячик, тот носился, повизгивая от восторга. Я почти оттаял, расслабился. На пустыре не бывает людей - сверху шум и выхлопные газы, снизу грязь и строительный мусор. Откуда взялись женщина с пацаном лет пяти, я так и не понял. Они прошли мимо нас по траве, я придержал Шкипера, чтобы тот не пугал мальчонку. Парочка прошла, пацан обернулся и, таращась на меня, споткнулся, рухнув в траву. Мать подняла его за шкирку, и мальчишка громко спросил:
– Мам, а дядя урод?
– Нет, - сказала женщина.
– У дяди просто большая родинка на лице.
– А почему она фиолетовая?
Настроение разом ухнуло вниз. Я не стал подбадривать себя: сплюнув и с ненавистью глянув на простодушное дитя, пошкандыбал домой. Пора за покупками.
В магазине, как всегда, гудел людской улей. Никто от меня не шарахался, но и никто не задержал взгляд дольше секунды. Почесав ненавистное пятно - пламенеющий невус на половину лица, из-за которого выгляжу форменным марсианином - я вышел на центральную аллею с клетками скидочного барахла. В одном таком контейнере увлечённо копался народ: шла фантастическая распродажа спортинвентаря и тренировочных костюмов. Беспечные граждане, побросав свои тележки, рылись в шмотках, мячах и ракетках, чем я и воспользовался. Выбрав на глазок самую наполненную телегу, я откатил её и побежал прочь. Просвистев десяток отделов, нырнул в узкий проход между трёхлитровыми банками сока и огромными холодильниками с разливным пивом. За ними есть касса, где не выдают пакеты. Хозяйка той кассы - толстая высокая баба с обликом статуи Свободы. Баба скучает и, кажется, грустит, из-за того, что покупатели обходят её стороной. Несмотря на мой сиреневый невус, мне она искренне рада. Она неловко елозит, сканируя товары, и чересчур громко объявляет цену.