Яков Брюс – московский колдун

Плотный ужин состоял из большого количества самых изысканных яств, разнообразных водок, наливок и замечательных вин, привезённых из далёкой богатой Европы. Длился он уже пару часов и все гости были уже во хмелю.

Наконец, хлебосольный хозяин поднялся из-за стола. Оторвал сильно пьяных дворян от не в меру обильной еды и питья. Проводил их во флигель, пристроенный сбоку к огромному господскому дому. Пожелал всем спокойного сна и, оставив вельмож на попечение слуг, направился в свой кабинет.

Следом за ним пошёл его личный механик по имени Прохор. Он подождал, пока абсолютно трезвый владелец имения сядет за очень большой двух тумбовый стол, украшенный глубокой резьбой по бокам. Достанет из плоской коробки любимую пенковую трубку, привезённую купцами из Турции. Плотно набьёт её табаком и с наслажденьем раскурит.

Господин не любил когда его отрывали от столь важного действа. Прохор знал о нелепой причуде Якова Брюса и стоял, молча, как статуя. Лишь после того, как густое облако дыма поднялось к потолку, расписанному батальными сценами, слуга поклонился, и тихо сказал:

– В людской я столкнулся с холопами, что укладывали пьяных гостей по кроватям. Они попросили вам передать, что прибывший с вельможами, молодой человек, положил глаз на вашу сенную девушку Настю.

– Который из них? – устало буркнул хозяин.

– Тот, что спросил Вас за ужином: – «Почему она не улыбнулась гостям, когда подавала еду и напитки?» – а затем, приставал к ней с вопросами: – «От чего, она всё время молчит?»

– Это тот несдержанный франт, которого зовут Николай? – уточнил Яков Брюс.

– Да, сын большого вельможи, что имеет усадьбу в пяти верстах к северо-западу от вашего дома. – ответил слуга и опять поклонился.

Нужно сказать, что Прохор был необычным холопом, а «придворным» механиком Якова Брюса. Господин относился к нему не так, как ко всем остальным крепостным, которых считал за говорящих двуногих животных. Он ценил «золотые руки» умельца и делал ему небольшие поблажки. Например, разрешил не кланяться «в пояс», каждый раз, когда тот подходил к господину.

– Достаточно, если ты будешь сгибаться чуть-чуть, на манер тех движений, что делают в посвященной Голландии. Но не так, как перед ровней себе, а словно простой ученик перед мастером цеха. – сказал как-то раз Яков Брюс и показал нужное положение корпуса и головы своего «дорогого» помощника.

Так с тех пор и пошло в этом замечательном доме. Даже когда к господину приезжали большие вельможи – бароны, маркизы и графы, Яков Брюс не одёргивал Прохора и не настаивал на очень глубоком, до пола, приветствии.

Услышав механика, Яков Брюс недовольно нахмурился. Он не любил, когда его вынуждали расстаться с теми холопами, что даровал ему Петр I за верную службу. Он привык сам решать судьбу всех своих крепостных.

Захочет – помилует, захочет – накажет, а коли придёт в голову какая-то блажь, так и велит запороть до потери сознания. А то и вовсе, сослать в рудники на Урал, на недавно открытые железоделательные заводы Демидова.

– «К сожалении, сей брандахлыст Николай является отпрыском одного из тех лизоблюдов, что ныне крутятся возле трона царя». – размышлял Яков Брюс: – «Теперь они находятся в особой фаворе, и смогут устроить мне такие докуки, что и придумать нельзя. Так что, отказать молодому хлыщу будет ох, как не просто. Тем более, что он, негодяй, приметил таки девку Настасью.

Столь красивую, веселую девушку особенно жаль отдавать в похотливые, жадные руки извращённого франта. Она ведь и впрямь весьма хороша. Было бы больше свободного времени, так и сам бы ей с наслажденьем занялся. Да всё никак недосуг. Дела, да дела.

Плюс ко всему, не хочется сильно расстраивать жену Маргариту из-за какой-то нелепой интрижки. Если решу вдруг пощупать симпатичных девиц, так всё можно сделать, пока находишься подальше от дома. Например, в какой-то поездке, по порученью царя.

Но продать Настасью молодому дворянину тоже никак не возможно. Ведь этот барчук потешится с ней пару недель, да и сошлёт, куда-нибудь подальше от глаз. Отправит такую красавицу работницей в поле, или заставит грести навоз за коровами на скотном дворе. А чтобы не было видно греха, который может возникнуть от связи с холопкой, отдаст её замуж за самого последнего пьяницу».

– С сим молодым человеком, а побеседую утром, за завтраком. – сказал, наконец, Яков Брюс: – Ты же найди поскорее Настасью и приведи ко мне в кабинет.

Прохор угрюмо кивнул. Повернулся и с тяжёлою думой на сердце пошёл искать бедную девушку. Что задумал хозяин, слуга догадаться не мог. То ли хочет помочь несчастной служанке? Толи, сам решил с ней переспать, пока не досталась другому? Так сказать, снять с неё пыльцу девичьей невинности.

Кто их этих господ разберёт? Вроде бы сильно учёные. Все, как и мы, христиане, а ведут себя с крепостными, словно басурмане какие и обходятся с нами, как с бессловесным скотом.

– «Как бы то ни было, а приказ господина должно исполнить». – уныло подумал придворный механик: – «Иначе сам попадёшь в такой переплёт, что помилуй нас Господи. Могут, отправить в регулярную армию на срок в четверть века. Сослать на строительство нового города, что задумал воздвигнуть наш царь где-то в Балтийских болотах, а то и просто забить плетьми на конюшне».

Прохор направился в ту половину огромного дома, в которой обитала прислуга. Там двинулся на женскую часть, где жили юные сенные девушки. Нашёл несчастную Настю и проводил её туда, куда приказали. Вошёл с ней в полутёмный кабинет господина и, ожидая команды, застыл у высоких дверей, как солдат на посту.

Яков Брюс взглянул на слугу. Небрежно махнул левой рукой и строго добавил: – Покамест свободен. Будешь нужен, тебя позовут. – сам подошёл к испуганной девушке и приказал: – Встань у стола, возле света…

Повинуясь приказу хозяина, Прохор слегка, на голландский манер, поклонился и шагнул за порог. Закрыл за собой тяжёлую прочную створку и что было в комнате дальше, он уже больше не слышал. Сделать, что-либо механик не мог. Поэтому, печально вздохнул и отправился спать. Всё равно, всё будет по промыслу Бога.

Утром он встал, как и все остальные холопы – ни свет, ни заря. Сбегал во двор, где стояла уборная для крепостных. Сделал всё, как обычно. Вымыл руки со щёлоком, а после умылся холодной водой из колодца. Вернулся в свою небольшую коморку. Взял остро заточенный нож и, глядя в осколок разбитого зеркала, чисто побрился.

Его господин не любил бородатых или, как он всегда говорил – «мохнорылых» людей. Так что, «придворный» механик должен был выглядеть на «европейский манер» и повсюду блистать голым, как коленка лицом. Сначала было весьма непривычно отличаться от всех остальных подневольных крестьян. Ну, а потом, ничего, потихоньку привык.