Якудза из другого мира. Том XII

Оиве только этого и надо было. Приставить к генералу надсмотрщика, который будет каждую секунду ждать промаха, чтобы занять его место… Душа комиссара Мацуды была уже пятнадцатой душой по счету, которая в будущем станет генералом с подобным надсмотрщиком. Оива тщательно готовила своё вторжение в мир живых!

— Тогда поклонись мне настолько глубоко, чтобы я смогла поверить в чистоту твоих помыслов и намерений! — повелительно произнесла владычица Дзигоку.

— Да, госпожа, — душа Сэтору тут же бухнулась на колени, упершись лбом в поверхность островка. — Я целиком и полностью принадлежу вам и вашей воле.

— Червяк, — процедила душа комиссара.

Душа Сэтору никак на это не отреагировала. Ну что же, подобный расклад был весьма на руку Оиве. Она получила двух мстительных духов-онрё, которые вольются в основной удар. И эти два духа ненавидят хинина, что их в некоторой степени объединяет.

Эх, знали бы они, что в них самих при жизни текла частичка крови этого белобрысого поганца… Но, пусть лучше не знают о том, что может заставить задуматься. Пусть лучше будут преданны и верны. Пусть ненавидят хинина, ведь ненависть порой объединяет лучше, чем любовь.

Оива улыбнулась и благосклонно кивнула:

— Я верю вам, мои доблестные воины. Скоро, совсем скоро мы вступим в мир живых. И мы покажем, чего стоят воины Дзигоку всем этим изнеженным людишкам.

— А особенно одному белобрысому хинину, — процедила душа комиссара.

— Ну, мы можем показать всем хининам, что есть в мире живых, — подмигнула Оива, а потом снова показала ослепительно белые зубки. — Господа, я не смею вас задерживать. Благодарю вас за честь, которую вы мне оказали, вступив в ряды армии победителей.

В ответ две души поклонились без лишних напоминаний. После этого они оглянулись по сторонам, словно постарались запомнить как можно больше деталей, и нырнули обратно в свою привычную среду — к миллионам душ, жаждущим своего часа и взирающих с тоской на плывущий в вышине островок повелительницы Дзигоку.

Никто из этих душ не видел, как на руках Оивы появились два младенца, один с черными, как смоль, волосами, а вот волосы второго отливали белизной. Эти младенцы спали, посасывая пальцы. Оива улыбнулась, глядя на них:

— Ну вот, мои хорошие, скоро, совсем скоро вы познакомитесь с папой…

* * *

В светлый павильон чайного домика богини солнца Аматэрасу с поклоном вошел Нурарихён. Старик с очень большой головой находился в учтивом поклоне достаточно долго, чтобы выказать своё уважение. Богиня поклонилась в ответ и пригласила жестом повелителя ёкаев на соседнюю подушку перед чайным столиком:

— Рада видеть вас, великий и мудрый Нурарихён. Позвольте угостить вас чаем?

— Буду счастлив принять тяван из рук блистательной богини, — учтиво ответил Нурарихён и мягко присел на указанное место.

Дальше шло таинство чайной церемонии. Оно не нарушалось лишними словами, а было исполнено изящными движениями богини солнца. Играла негромкая музыка. Чирикали веселые птицы, скачущие по стеблям виноградных лоз.

Нурарихёну предстал шанс оглядеться по сторонам. Давненько боги не приглашали повелителя ёкаев для совместного распития напитков. В павильоне богини солнца было минимальное количество вещей. Стены свивались из виноградных лоз, вверху образуя подобие плотной крыши, но пропускающие сквозь себя достаточное количество света. Пол же представлял собой покров мягкой травы, на которую можно ступать без боязни сломать стебли — трава почти сразу же распрямлялась.

Небольшой костерок потрескивал под чайником. Вскоре закипела вода. Богиня заварила чай и с поклоном передала тяван Нурарихёну. Тот отведал и закатил глаза от удовольствия. Всё-таки не зря говорят, что чай пришел с небес — вкус был поистине изумителен.

Дальше пришла очередь второй заварки, при которой уже можно было говорить, не нарушая таинства церемонии. Сначала повелитель ёкаев и богиня солнца поговорили о пустяках, которые ничего не значили, но имел значение сам разговор. Нельзя было сразу переходить к делам, чтобы не показаться невежливым.

Наконец, богиня решила озвучить цель приглашения повелителя ёкаев:

— Мудрый Нурарихён, я поистине озабочена тем, что сейчас происходит в мире живых.

— Вы имеете в виду растущее напряжение и постоянно вспыхивающие войны? — спросил Нурарихён.

— Вы прозорливы, мудрый Нурарихён.

— Могу сказать в ответ, что люди всегда воевали. Вся их история — это череда битв, разрушений и созиданий. Не было ни одного года, чтобы где-то не вспыхивали конфликты. Ведь это люди, а они по природе своей агрессивны.

— Но ведь раньше было не в таких масштабах…

— Чем больше людей становится на планете, тем больше их умирает, — философски пожал плечами повелитель ёкаев. — Это принцип жизни.

— Однако, сейчас готовится нечто иное. Вы слышали, что повелительница Дзигоку хочет прорваться в мир живых?

— Один раз Эмма, бывший повелитель Дзигоку, уже попытался это сделать. Но тогда у него ничего не получилось…

— И во многом это ваша заслуга. Ведь он опирался на ваших слуг…

— Да, но… Я понял в какой-то момент, что люди достойны того, чтобы жить.

— Скажите, а понять вам помог один беловолосый молодой человек с татуировкой веточки сакуры на щеке?

— Вы тоже знаете его, — мягко улыбнулся Нурарихён.

— Знаю. И знаю, что сейчас он помогает Оиве снова истончить грань между мирами…

— Да? Он жив? Насколько я помню, человеческий век недолог, а наша встреча была давно по людским меркам.

— Он жив. Он служит Оиве и является Идущим во тьму. И ему остается сделать последний шаг, чтобы Тьма пришла в мир живых.

— Так почему бы нам не пресечь этот шаг? — спросил повелитель ёкаев. — Не станет Идущего и некому будет шагать.

— Всё не так просто, — вздохнула Аматэрасу. — С этим человеком связано пророчество. И оно гласит, что именно он нарушит привычный ход истории. Что будут большие жертвы и разрушения, но пророчество не говорит о том, что на месте разрушений появится новый мир. Улучшенный, освобожденный от прежней грязи. А как это сделает молодой человек с татуировкой на щеке — об этом не говорится. Возможно, это как раз сделает его смерть. А возможно, его жизнь.

— Так что же нам делать, богиня солнца? — спросил Нурарихён. — Оставить его в покое и просто наблюдать?