Якудза

Виктор медленно перетек из положения на корточках в положение сидя.

— Значит, рассказать тебе, какого хрена мне здесь надо, — с расстановкой произнес он. — Замечательно.

Рука человека едва заметно шевельнулась, и лежащий рядом с ним второй матрас словно сам собой резко прыгнул к Виктору.

— Только футон сначала под задницу подстели, а то яйца простудишь, — посоветовал собеседник.

— Спасибо тебе, душевный человек, — еле слышно проворчал Виктор себе под нос, заворачиваясь в матрас-футон, похожий на толстое одеяло. После чего в позе окуклившегося тутового шелкопряда пристроился к стене напротив собеседника. — Где ж ты раньше был такой добрый?

— Раньше дела были поважнее, — сказал человек. — Уж не обессудь.

«Ишь ты, услышал, — подивился Виктор, не решаясь уже высказываться вслух. — „Дела поважнее были“, ага. А теперь, значит, можно и хернёй заняться».

— Можно и так сказать, — произнес человек.

— Ты что, мысли читаешь? — не выдержал Виктор.

— А чего их читать, — все тем же голосом без интонаций сказал человек. — У тебя ж все на лице написано.

— Зато твое лицо почему-то всегда в тени, — буркнул Виктор.

— Привычка, — усмехнулся человек.

В том месте, где у затененного лица должны были быть губы, на секунду приоткрылась едва заметная черная щель. — Этому здесь тоже учат. Хотя… сомневаюсь, что с тобой случится приступ безудержного восторга, если ты увидишь мое лицо.

Серая щель снова слегка шевельнулась.

— Очень надо, — проворчал Виктор. — Ты лучше скажи, мы тут надолго обосновались?

— А ты куда-то торопишься? — поинтересовался человек…

Когда Виктор стал владельцем магазина и у него появилось некоторое количество свободного времени, он неожиданно обнаружил в себе любовь к чтению. В принципе эта любовь имелась всегда, но жизнь складывалась так, что постоянно было не до того. А тут, что называется, «прибило».

Он начал читать все подряд, вначале подбирая книги абсолютно бессистемно. То, что не нравилось, отбрасывал после первых страниц, то, что нравилось, — дочитывал до конца. Позже стал более разборчивым, выискивая книги понравившихся ранее авторов или строго на интересующую тему. Япония, Китай и боевые искусства Востока пришли несколько позже. Вместе с навязчивым напоминанием о предложении заняться ими всерьез и надолго.

До этого же как-то один знакомый порекомендовал ему «Алису в стране чудес». Сначала Виктор отбрыкивался, мол, сказок я еще не читал, делать больше нечего. Но знакомый настоял, и Виктор из принципа дочитал этот бред до конца. Дочитал, плюнул, отбросил подальше в пыльный угол, представляя, что он выскажет назавтра тому знакомому… и задумался.

На предмет того, а как бы он себя вел, забрось его судьба в тот дурдом заместо Алисы.

Нарисовались две альтернативы. Первое — трёхнуться с ходу крышей. И второе — не заморачиваться, не рефлексировать, принимать реальность такой, какая она есть. Потому что глупо плыть против течения — толку ноль, только из сил выбьешься. А ежели расслабиться и положить на все с пробором — глядишь, и вынесет куда-нибудь в места, где окружающий дурдом не так очевиден.

Виктор расслабился и бросил ленивый взгляд в сторону затененной реинкарнации японо-чеширского кота. Только сейчас, слегка отогревшись в коконе из на удивление теплого восточного матраса-одеяла, называемого футоном, он понял, насколько сильно замерз.

Рядом с ним валялся чудом уцелевший кусок вчерашней змеи, серьезно помятый каменной плитой, но еще вполне годный к употреблению. Виктор выпростал руку из кокона, зацепил едва гнущимися пальцами шмат полураздавленного мяса и запихал себе в рот.

— Не-а, — промычал он, с аппетитом жуя холодную змеятину. — Времени навалом.

Человек у стены снова усмехнулся.

Виктор подумал, что он, наверно, окажется очень обаятельным, когда морду из тени вытащит. Типа Афанасия, упокой кто-нибудь его душу. Они все обаятельные на редкость, люди из «своей жизни». Что Стас, что Афанасий, что местами затененный тип, сидящий напротив. Только те обаятельные померли, а этот жив пока, щерится…

Солнце лениво перевалилось через край каменной трубы, растворив оранжевым лучом тень на лице человека.

Нижняя челюсть Виктора двинулась еще раз-другой, по инерции перемалывая мясо многострадальной рептилии, — и, остановившись, медленно отвисла книзу.

У человека напротив не было лица.

Вернее, лицо-то у него было. Но оно было… ненастоящим. Словно кто-то содрал с него кожу и, вылепив из презервативной резины точную копию кожного покрова, натянул ее на голый череп.

Возможно, этот эффект был бы менее заметным на несколько большем расстоянии, но Виктор сидел в пяти метрах от собеседника, освещенного яркими лучами только что проснувшегося солнца.

Резиновые губы человека скривились в жуткое подобие улыбки.

— Ты жуй, не отвлекайся, — посоветовал он. — Змея хабу весьма полезная для организма тварь. Конечно, в случае, когда ты ее грызешь, а не она тебя.

Виктор по инерции повиновался. Дожевал кусок, проглотил и с усилием отвел взгляд в сторону. Жуткое ощущение. Словно со статуей из музея восковых фигур разговариваешь.

«Стас с Афоней померли, а этот… зомби, что ли?..» — пришла в голову не очень связная мысль.

— Ты не ответил на вопрос, — жестко сказал человек, перестав ухмыляться.

— Это ты о чем? — машинально спросил Виктор, еще не пришедший в себя от увиденного.

— О том, кто ты такой и какого хрена тебе здесь надо.

Голос человека странным образом распространился по помещению. Словно глухие каменные стены, многократно приняв и отразив звуки такого же глухого голоса, перемешались с ним в тяжелую, однородную массу, и вся эта масса вязко легла на плечи Виктора. И от этого жутковатого ощущения ему очень захотелось вжаться в пол, просочиться в щель между плитами, стать маленьким и незаметным…

Ощущение было мимолетным. Накатило-прошло. Но оставило воспоминание. И мысль о том, что бы могло быть с Виктором, продолжи человек давить голосом еще хотя бы с минуту.

Виктор тряхнул головой, отгоняя наваждение.

«Страна чудес, — напомнил он себе. — Хочешь выжить — плыви по течению. А лучше сам стань этим течением, если получится».

И рассказал всё.

Человек слушал не перебивая. И не двигаясь. Солнце уже прокатилось по небу на достаточно приличное расстояние, таща за собой унылые тени каменного мешка, а человек словно задеревенел там у стены в позе будды, неожиданно подстреленного из-за угла во время медитации.

Виктор замолчал.

Вокруг повисла абсолютная тишина, которую, казалось, при желании можно было потрогать руками.

Сложенная из древних глыб серого песчаника труба уходила слишком глубоко под землю, и какие-либо звуки сверху не достигали дна. Виктор слушал лишь собственное дыхание да легкий звон в ушах от давления крови на перегруженные эмоциями мозги.

Человек у противоположной стены, казалось, не дышал вовсе. Он сидел, прислонившись неестественно прямой спиной к древней каменной кладке и прикрыв веки, лишенные ресниц, морщин и едва заметных складочек, свойственных человеческому лицу.