Яма

Позади него была маленькая дверка, ведущая во внешний вольер. Брут редко выходил туда. Он предпочитал темноту. Его изуродованную морду скрепили скобками, но пить было по-прежнему больно. Есть он вообще не мог. Он провел тут пять дней, судя по тому, как разгорался и угасал солнечный свет в дверном проеме.

Время от времени приходили люди. Люди смотрели на него, что-то писали на доске, висящей на дверце клетки. Дважды в день люди в белых халатах делали ему уколы, предварительно отловив его петлей на длинном стальном шесте. Он рычал и огрызался. Это было скорее раздражение, чем подлинная ярость. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое.

Он очнулся здесь после той ночи в яме.

И часть его по-прежнему осталась там.

Почему я все еще дышу?

Брут знал, что такое пистолеты. Он знал, как они выглядят, понимал, что они опасны, привык распознавать запах оружейного масла и горькую вонь порохового дыма. Он видел десятки застреленных собак. Некоторых убивали быстро, некоторых — для забавы. Однако пистолет, из которого в него стреляли на ринге, издал странное шипение, от которого свело мышцы и выгнуло горбом спину.

И он остался жив.

Это бесило и нервировало его куда сильнее, чем все остальное.

Его внимание привлекло шарканье резиновых подошв. Он не поднял головы, только скосил глаза. Для шеста и уколов было слишком рано.

— Он там, — сказал чей-то голос. — Служба отлова только что получила постановление суда. Всех собак сегодня должны усыпить. Этот тоже включен в список. Я слышал, что полиции пришлось применить электрошок, чтобы снять его с его собственного владельца. Так что я бы на вашем месте ни на что особо не рассчитывал.

Брут следил за тремя людьми, которые остановились перед его клеткой. Один был в сером комбинезоне, застегнутом на молнию. От него пахло дезинфекцией и табаком.

— Вот он. Вам повезло, что мы проверили его сканером и нашли тот старый чип. В базе данных сохранился ваш адрес и телефон. Так вы говорите, его украли с вашего двора?

— Да, два года тому назад, — сказал более высокий мужчина в черных ботинках и костюме.

Брут повел ухом. Голос был смутно знакомый...

— Его и его однопометницу, — продолжал мужчина. — Мы думали, что они сбежали во время грозы...

Брут приподнял голову. Между мужчинами протиснулся мальчик. Мальчик подошел к клетке. Брут встретился с ним глазами. Мальчик стал старше, выше ростом, отрастил длинные, неуклюжие руки и ноги, но запах его был знакомым, как старый носок. Когда он заглянул в темную клетку, первоначальная надежда на его лице сменилась ужасом.

Его голос прозвучал как испуганный всхлип:

— Бенни?!

Потрясенный Брут, не веря своим ушам, отполз подальше в глубь клетки и издал низкий предупреждающий рык. Он не хотел вспоминать... и особенно не хотел вспоминать этого. Это было слишком жестоко!

Мальчик оглянулся через плечо на высокого мужчину.

— Это же Бенни, да, папа?

— Думаю, да, — он указал пальцем, — вон, и белое пятно на правом ухе...

Голос у него дрогнул от ужаса.

— Что же они с ним сделали?!

Человек в комбинезоне покачал головой.

— Его сделали зверем. Превратили его в чудовище.

— И что, нет никакой надежды, что он снова станет таким, как раньше?

Человек в комбинезоне снова покачал головой и постучал по табличке на дверце.

— Всех собак осматривала зоопсихолог. Она пришла к выводу, что он безнадежен.

— Но, папа, ведь это же Бенни!..

Брут забился в самый дальний, самый темный угол и свернулся там клубком. Это имя было как удар бича.

Человек в комбинезоне достал из кармана ручку.

— Ну что ж, поскольку по закону вы по-прежнему являетесь его владельцами и не имеете отношения к организации собачьих боев, мы не имеем права его усыпить, пока вы не подпишете...

— Папа...

— Джейсон, Бенни прожил у нас два месяца!А у них он провел два года!

— Но ведь это же все равно Бенни! Я же знаю! Пап, ну давай попробуем, а?

Человек в комбинезоне скрестил руки на груди и доверительно понизил голос.

— Он непредсказуем и чертовски силен. Очень неприятное сочетание. Он, вон, даже тренера своего покалечил! Ему пришлось ампутировать руку.

— Джейсон...

— Я понимаю, пап. Я буду осторожен. Честное слово. Но ведь он заслуживает того, чтобы дать ему шанс, верно?

Отец вздохнул.

— Не знаю.

Мальчик опустился на колени и перехватил взгляд Брута. Пес хотел отвернуться, но не мог. Этот взгляд заставил его провалиться в прошлое, которое он считал давно забытым и похороненным, в прошлое, где была рука с сосиской, беготня по лужайке и бесконечные солнечные дни. Он оттолкнул все это прочь. Это было слишком мучительно, слишком пронизано чувством вины. Он не заслуживает таких воспоминаний. Им нет места в яме.

Его грудь содрогнулась от низкого раскатистого рыка.

Но мальчик храбро вцепился в решетку и продолжал смотреть на сидящее внутри чудовище. В его голосе звучала непринужденная власть юности и наивности.

— Все равно же это Бенни! Где-то там, внутри...

Брут отвернулся и закрыл глаза с не менее твердой убежденностью.

Мальчик ошибался.

* * *

Брут спал на задней веранде. Прошло три месяца, швы и скобки с него сняли. Ему перестали добавлять в еду лекарства. За это время его отношения с людьми приобрели неустойчивое равновесие, нечто вроде вооруженного перемирия.

Каждый вечер его пытались заманить в дом, особенно когда листья на дубах побурели и облетели, а лужайка по утрам начала подергиваться инеем. Но Брут не желал уходить с веранды, избегая даже старого дивана, застеленного рваным теплым пледом. Он старался ни к чему не подходить и не прикасаться. Он по-прежнему вздрагивал от прикосновений и рычал за едой, не в силах сдержаться.

Но намордник на него больше не надевали.

Быть может, они почувствовали поражение, обратившее его сердце в камень. Теперь он проводил дни, глядя во двор, и лишь время от времени шевелился и настораживал ухо, когда случайная белка осмеливалась проскакать по забору, бесстрашно распушив хвост.