Яма

— Доминик, хочу, чтобы ты снова моей была. Тебя хочу, понимаешь? — одним махом решил выложить ей весь расклад, просто потому, что момент показался подходящим. — Забирай пацана, и давай вместе будем. В этот раз все получится.

Замерла, определенно, не готовая к такому открытому маневру с его стороны. Страх, смущение, тревога и смятение сковали ее тело параличом.

— Я не тороплю тебя с решением, — продолжил, излагая по возможности без напора.

— Просто, пойми, от мысли, что ты с другим, у меня внутри все горит, — в действительности, конечно же, прозвучал вкрадчиво и грубовато.

Вероятно, именно благодаря этому отмерла Ника.

— Только поэтому? — возмутилась она. — А если бы я одинока была? Переступил бы и дальше пошел, как тогда? Что ты мне предлагаешь, Сережа? Бросить хорошего мужчину, временно переметнуться к тебе и покорно принять столько, сколько ты мне в этот раз отмеришь? Я на дуру похожа? — к концу покраснела уже от ярости.

Но, в понимании Градского, злость — хорошая отдача. Значит, не ошибался, предполагая, что чувствует к нему что-то. Очевидно, что гораздо больше, чем хотела бы сама Доминика. Этого на тот момент было достаточно.

Должно было…

— Ты имеешь право не доверять мне.

— Да уж конечно, я имею право тебе не доверять! Охренеть, открытие!

— Послушай меня сейчас, Доминика, — попросил как можно мягче, хотя с тембром его голоса получилось далеко не нежно. — Как только будешь готова, я тебе объясню, почему так вышло тогда, шесть лет назад. Дело вообще не в нас с тобой было.

— Ну-ну! — забываясь, сама приблизилась к нему. — А по-моему, тебя просто задело, что кто-то позарился на то, что одному тебе когда-то принадлежало! Я же тоже помню, какой ты, Серёженька! Думал, я ждать тебя буду? — с дрожью в голосе вскричала, выплескивая на него свои истинные чувства. — Если бы я была одна…

Переместив ладони, за плечи дернул ее чуть сильнее на себя.

— Если бы ты была одна, я бы дал тебе больше времени, маленькая. А сейчас не могу… Не смогу долго ждать, пойми ты! Все. Никаких других вариантов.

— Не пойму, — разорванно выдохнула, судорожно упираясь ладонями ему в плечи. — И вообще, мне в любом случае на тебя и твои чувства по барабану. Пусти, пока не ударила! — поднесла к его щеке отчетливо трясущуюся ладонь.

Плевать ему было: ударит или нет. Изнутри выжигало так, что внешняя оболочка уже дымилась.

— Врешь, — жестко оборвал, как будто намеренно провоцируя. — По глазам вижу, — прижимая пятерней ее затылок, подтолкнул Нику к себе. Провел носом по горячей щеке, вспоминая ласковую нежность ее кожи. — Да не шарахайся ты так. Потерпи. Ничего я тебе не сделаю.

— Еще бы… — все, что у нее получилось выдавить.

А потом… Закрыла глаза, едва-едва заметно подалась ближе и скользнула щекой вниз по его подбородку. Зажмурилась. С дрожью вцепилась пальцами в воротник его рубашки. Замерла, словно окаменела.

Чтобы не спугнуть ее, Градский тоже вынудил свое тело сохранять неподвижность. За последние годы это оказалось самым трудным, что ему приходилось делать. Ощутил во рту насыщенный привкус крови, так сильно затиснул зубами слизистую губ. Безумно желал обнять ее полноценно, поцеловать, вдохнуть ее особенную внутреннюю энергию, как кислород.

Но всего этого нельзя было делать.

— Думай, Доминика. Решайся.

— Не рассчитывай. Это ты забудь… Не вспоминай обо мне. Мне ничего не нужно… Мне… Чертов ты мне не нужен!

— Не забуду. Не забыл, Ника! Всегда ты была. Вчера. Сегодня. Завтра, — заговорил жестко и с нажимом, слегка повышая частоту грубого голоса. — Услышь меня и пойми: я все равно приду за тобой. Слышишь, маленькая? Я приду за тобой.

Последние слова явно напугали Нику. Дернувшись назад, она снова отчаянно толкнула его.

— Се-рёжа, я опаздываю…

Смотрела потерянно и уязвимо, будто раненый зверь.

— Хорошо, хорошо, — сказал ей, но, будто все же для себя, настойчиво вбивая внутреннему голодному существу важность того, чтобы сейчас ее отпустить. — Иди.

Доминика в то же мгновение суетливо потянулась к ручке и бросилась в распахнувшуюся дверь, словно пугливая птица, забывая об удерживающем ее ремне безопасности.

— Аккуратно. Не спеши ты так, — придержав за локоть, с тихим вздохом щелкнул замком и проследил, чтобы девушка благополучно выбралась из салона.

Сцепив зубы, молча ждал, пока она поправляла одежду и волосы. А затем, так же терпеливо выдержал то время, что потребовалось ей, чтобы забрать с заднего сиденья свои вещи. Удерживал внутри себя тысячи ненужных в тот момент слов. Заторможенно наблюдал, как Ника медленно двинулась по парковке. Побросав окурки, из зоны для курения вышли старшекурсники. С заискивающими улыбками бросились помогать молоденькой преподавательнице. Сергей не слышал фраз, которыми они успели обменяться. Видел только, что Ника им тоже заулыбалась, охотно отдавая папки и пакет.

В университет троица вошла вместе.

Горло Градского распер огромный ком. Кровь стала густой и горячей, подгоняя частоту пульса к неизведанным высотам.

Не хотел думать о Плюшке плохо, но мысли, наскакивая одна на другую, смешались в сухую горелую кашу. Безусловно, понимал, что далеко не все замужние женщины носят обручальные кольца, но почему-то именно с Кузиной стороны подобное казалось неестественным. Если бы она была его, он бы уж точно окольцевал ее самым броским и массивным железом, чтобы каждая тварь замечала и понимала, что муж ее не лох безызвестный, которого можно взять и подвинуть.

28.3

Еще три дня спустя случилось то, чего Градский никак вообще не предполагал. И сколько позже не анализировал, не понимал, как мог повести себя столь скотским образом.

— И что ты хочешь на этого Мазовецкого? — спросил, глядя Титову в глаза.

Близился к завершению рядовой день. Они сидели за широкой барной стойкой у Сергея в кухне и выпивали. Не нажирались, что можно было бы притянуть как оправдание дальнейших событий. Выпивали культурно. Ром ультра-премиум-класса неплохо заходил обоим мужчинам под размеренную беседу, лишенную какого-либо официоза.

— Все, что можно. Всю информацию, какую найдешь.

— Он кого-нибудь грохнул?

— Это я и хочу выяснить. Всю грязь, какая есть. Все, что хоть сколько-нибудь против закона, понимаешь?

— Угу, — кивнул Град, в очередной раз наполняя высокие узкие рюмки. Как извечные противники бессмысленных классовых понтов, естественно, не заморачивались "тюльпанными" бокалами, хотя те у Градского где-то имелись. — Займусь, будь спокоен.

— Чудно. Буду спокоен.

После того, как выпили по последней, Титов поднялся.