Ямани: Взгляд из-за кулис

В кругу журналистов, связанных с ОПЕК, широко известна история о молодом, не искушенном в нефтяной тематике репортере, который решил получить у Ямани эксклюзивное интервью.

Задумать это было куда проще, чем сделать. Юноша потратил несколько дней, пытаясь улучить подходящий момент, но все его усилия были напрасны. Наконец, набравшись смелости, он решил дождаться окончания длительного совещания, в котором принимал участие Ямани, и подкараулить его возле лифта.

Как ни был утомлен Ямани, он правильно оценил ситуацию и предложил молодому журналисту подняться к нему в номер.

Эксклюзивное интервью было недолгим — репортер выпил чашку кофе и выслушал несколько астрологических рассуждений. Ему не удалось выведать что-нибудь сенсационное относительно цен на нефть, но все же он удостоился какой-никакой беседы со звездой и получил возможность оповестить об этом свет.

А у Ямани появился еще один друг, который — кто знает! — может сослужить ему службу в черный день.

Искусство, которое практикует Ямани в отношениях со средствами информации, вызывает восхищение и у Оника Марашьяна из «Плэтс ойлгрэм ньюс», освещающего деятельность ОПЕК с 1962 г.

— К моменту, когда Ямани стал министром нефти, он возможно, еще не видел ни одной нефтяной скважины и не имел представления о том, как добывают нефть. Но Ямани был исключительно прилежным учеником. С самого начала было видно, что это очень умный молодой человек. Тогда шевелюра у него была погуще, борода потемнее. Конечно, он не сразу набрался опыта. Да и с прессой управлялся не так ловко… Но потом приобрел подлинный блеск и научился собирать вокруг себя целые толпы журналистов. Ямани довел механизм обращения с прессой до настоящего совершенства, и та жадно ловила каждое его слово. Он всегда очень мил и приветлив, чрезвычайно приятен в обхождении. Иногда по лицу Ямани заметно, что собеседник искушает его терпение, но он никогда не позволяет себе грубости.

Кто и впрямь искушал терпение Ямани, так это Ориана Фаллачи, приехавшая в середине 1975 г. в Саудовскую Аравию, чтобы взять у него интервью для «Нью-Йорк таймс мэгэзин».

Правда, Фаллачи утверждает, что ей самой тоже пришлось несладко.

Они встретились в Лондоне. Фаллачи надеялась взять интервью там же.

— У одной из дочерей Ямани был день рождения. Вечером он дал пышный обед. Дело происходило в очень дорогом ресторане, и он, как обычно, держался весьма любезно. Я спросила, не даст ли он мне интервью завтра. Ямани ответил: нет, завтра я должен читать лекцию. Вот приходите туда и узнаете все, что вас интересует. Я согласилась. Но его лекция носила чисто технический характер, и для меня интересного в ней было очень мало. Когда она кончилась, я спросила: может быть, он даст интервью теперь? А он: нет, сделаем это в Саудовской Аравии. Что ж, он свое слово сдержал. Только после приезда в Саудовскую Аравию мне пришлось ждать еще полмесяца.

Ориана рассказывает, что прилетела в Джидду и встречалась с Ямани каждый день. Но он все время говорил, что еще не готов.

— Запас моего терпения таял. Легко ли неделями бегать за человеком ради одного интервью? Наконец он сказал, что мы можем побеседовать в Таифе. Там у него есть большой новый дом в совершенно пустынной местности. И рядом маленький домик для гостей, обсаженный индийскими смоковницами. Этот домик ничем не отличается от небольшой гостиницы — красивый, чистенький, со множеством маленьких комнаток, в каждой есть кровать и отдельный туалет. Я прожила там четыре или пять дней, но Ямани явно не торопился выполнить свое обещание. Помню, я сказала Таммам, что ее муж просто потешается надо мною. Таммам подняла глаза к потолку и ответила: «Не понимаю, в чем дело. Я с ним поговорю».

Фаллачи добавляет, что Таммам ей понравилась.

— Она показалась мне очень милой. С ней гораздо проще иметь дело, чем с самим Ямани. Никогда не поймешь, шутит он или говорит всерьез. Таммам красивая девушка, и для арабки очень современная. Представьте себе: за все это время я видела ее только в западном платье, она ни разу не надевала арабской одежды.

Прошло еще несколько дней. По словам Фаллачи, она каждый день обедала и ужинала с Заки, Таммам и всеми их детьми, даже совершала вместе с ними длинные прогулки.

Но об интервью даже речи не было.

— Я не в силах понять этого человека. Я всегда чувствую себя неловко с арабами, потому что для меня это незнакомый мир. А о Ямани не знаю, что и думать. Может быть, он меня просто боялся. Но почему тогда он был столь преувеличенно вежлив, почему так радушно принимал меня в Таифе? Он даже устроил в мою честь прием. Но интервью не давал.

— Помню, его сын Хани уже начал подшучивать надо мной, ведь все в доме знали, что происходит. Все знали, что Ямани держит меня на крючке. Мы не раз прогуливались с ним в его, как он говорил, садике. Это был роскошный сад. Там росли помидоры, инжир. Он срывал инжир и клал мне его прямо в рот, что было не слишком приятно. Мне не хотелось есть инжир и не хотелось, чтобы мне его клали в рот. Но я понимала, что он хочет мне угодить и продемонстрировать свою благорасположенность.

В конце концов Фаллачи почувствовала, что больше не выдержит.

— Я пришла к нему и сказала: «Не понимаю, что происходит. Вы очень милы и оказываете мне исключительно любезный прием, но я приехала сюда не для того, чтобы развлекаться. Что я скажу моим издателям в Милане и Нью-Йорке?» По правде говоря, Ямани был даже не мил, он был просто обворожителен. Но он протомил меня ровно пятнадцать дней. На следующее утро я взяла интервью и в тот же день уехала.

Как уверяет Фаллачи, когда они наконец оказались в кабинете Ямани и собирались приступить к работе, он совершил поступок, который обидел ее больше, чем все остальное.

— Он включил свой магнитофон. Мне это очень не нравится, я считаю, что текст интервью является собственностью того, кто его взял. Я не люблю, когда интервьюируемые сами ведут запись. Получилось, что я записывала его, а он меня.

Ямани рассказывает эту историю совершенно по-другому.

По его словам, Фаллачи, приехав в Таиф, сказала, что еще не до конца подготовилась к работе. Прежде чем брать интервью, она хотела какое-то время понаблюдать Ямани. Но, подчеркивает Ямани, день для интервью назначила она сама.

Получилось так, говорит Ямани, что накануне он проработал у себя в офисе двенадцать часов. Вечером состоялось заседание кабинета министров. Он вернулся домой около одиннадцати, вымотанный до предела. И тут Фаллачи заявила: «Давайте примемся за дело прямо сейчас».

Ямани отказался.

Фаллачи пригрозила, что уедет.

Он приложил доставить ее в Джидду и отправить ближайшим самолетом домой.

Но она передумала.

На следующий день, как и было намечено ранее, он дал Фаллачи интервью, не оставив ни один ее вопрос без ответа.

Тут следует заметить, что Фаллачи известна своей особой, довольно нахрапистой манерой брать интервью. Но если бы не эта нахрапистость, люди, с которыми она разговаривает, не отвечали бы столь живо и ярко.

Интервью, которая она взяла у Ямани, и сейчас, много лет спустя, остается выдающимся образцом журналистской работы.

Вежливо побеседовав с Ямани о его семье и о домах, которыми он владеет, Фаллачи навела разговор на Ясира Арафата. Отлично зная, что в Соединенных Штатах Арафат имеет репутацию преступника и террориста, она попыталась раздразнить Ямани: