Ян

Тишина.

Глубокая тишина.

Тягостная тишина.

Гробовая тишина в мертвенном свете неоновых ламп.

Этот тип смотрел мне прямо в глаза. Его лицо не выражало никаких эмоций. Принимал ли он меня за сумасшедшего? А может, он уже давно на все забил? Может, он уже подписал какие-то бумаги? Может, он бы предпочел, чтоб я оказался страховщиком? Ликвидатором? Помощником нотариуса? Подбирал ли он выражение покрепче, чтоб отправить меня туда, откуда я явился?

Оттачивал ли слова, чтобы доходчиво объяснить всю наглость и тщеславие этой нелепой выходки парижского неженки, не нашедшего себе места в жизни, искателя приключений в биоформате?

А может, он глухой? Или же совсем тупой? Уф… а он ли тут хозяин? Он ли Пьер Каванес? Знает ли он моих соседей по подъезду? Может, он просто сезонный рабочий? Или автослесарь, ремонтирующий трактора?

Понимает ли он по-французски?

Эй, благородный туземец, твоя понимать, что моя тебе говорить?

Все это продолжалось целую вечность. Мля, дело пахнет керосином, как сказал бы мой приятель каменщик. Я уже не знал, стоит ли мне подойти поближе или бежать отсюда со всех ног.

Проблема заключалась в том, что уходить мне совсем не хотелось. Слишком уж издалека я приехал и слишком долгий проделал путь. Я не мог.

Лампы гудели, потрескивал радиоприемник, пес не вмешивался, я ждал. В руках я по-прежнему сжимал этикетку от вина, а сам четко следовал инструкции, полученной от моего друга Исаака: тешил судьбу.

Выглядел ли я гротескно? Была ли гротескной сама ситуация? Ну и ладно. Тем хуже для меня. Пусть я снова получу под зад коленом, но не покину своего гнезда. Больше не покину. Теперь уже никогда.

Хватит с меня моего добродушия. От него все равно никакого толку.

— Во как… — заговорил он наконец, — вы что же и впрямь столько выпили?

Его лицо по-прежнему выглядело непроницаемым, но капелька зубоскальства, словно певучий штрих, примешалась к вопросительной интонации.

Я улыбнулся.

Он еще немного на меня посмотрел и снова занялся мотором.

— Так значит, это Моиз вас прислал…

— Он самый.

Молчание. Долгое молчание.

«Большие головы».

Чувствую себя неловко.

Спустя какое-то время… не знаю… быть может, минут десять, пятнадцать, двадцать, он поднял голову и указал мне взглядом на руль:

— Давай-ка. Прокатись, посмотрим, как оно.

И я поехал.

Чтобы посмотреть, как оно.