Янтарное взморье

Если бы во время прогулки по городу Ненависть решила посетить музей океанских глубин, то при старте события им, вероятнее всего, предложили бы оплатить места в убежище: музей был им оборудован, как и ратуша, но туда случайному игроку попасть сложнее. Об этом клан-лидер позже прочтет на форуме, улыбнется сложной, нечитаемой улыбкой.

Недешево обошлись бы им эти места, конечно, но не дороже жизни. Это у Хэйт в карманах гулял ветер, так-то в команде присутствовала гнома, а гном без денег — что рыба без воды. Вроде как такие виды существуют, но их ничтожно мало относительно общего видового разнообразия рыб.

Так или иначе, Ненависть оказалась в Ла Мьюсика. «Приплыли», — можно было и так сказать. Первое сошествие гнева морского на город-порт принесло в филармонию не так много воды: натекло ровно по край самой нижней ступени под сценой. Затопило ноту «До».

И все бы ничего, но море принесло не только соленую воду. Еще оно оставило дары.

— Фу, — брезгливо отшатнулся от края сцены Локи. — Что за склизкая мерзость? Оно что, шевелится?!

— Это порфира аспера, знакомься, — назидательно сообщил Рэй. — Монстрик пятьдесят плюс, похож на водоросли… — тут он слегка закашлялся и добавил на тон ниже: — Тентаклиевые водоросли.

Грязно-бурые комки на поверхности воды затрепетали, вытянули в сторону игроков длинные полупрозрачные отростки с гранатовыми бугорками-пупырышками по бокам. Жирные стебли (или что это было) блестели от влаги, от стеблей в стороны топорщились длинные отростки, похожие на мокрые неряшливые пряди волос. С них стекала и капала на нижние ступени то ли вода, то ли слизь. А в основании каждого пучка стеблей виднелись множественные темные — пустые — глазницы. В черноте провалов изредка мигали красные вспышки.

— К такому меня жизнь не готовила, — с отвращением сказала гнома, покрепче сжимая рукоять топорика. — Реально — фу.

— Будь здесь с нами владелец Обжорки, он бы уже десяток рецептов с этим «фу» вспомнил, — внес предположение Монк. — Или придумал. Что с лицами? Многие водоросли съедобны, это вам любой азиат подтвердит. Хель… М-да, ей не до этого. Тогда Мася: в твоей ресторации, как мне помнится, первоклассный повар-сушист. Тебе ли морщиться?

— Хм, — с некоторым сомнением выдохнула малая. — С этой точки зрения я гостей приморского круизного города не рассматривала. Ингредиенты, получается? Ползите к нам, склизко-мерзкие, мы вас будем шинковать. И подсушим заодно…

Комитет по встрече даров моря решила возглавить Салли — ярким огненными диском в направлении самого шустрого комка водорослей.

— Хотя наш главный определитель уязвимостей занят, — высказал кинжальщик. — Мы опытным путем установили: огонь им не нраву. Зато по нраву нам. Расстановка такая: Салли, умничка, калечит, Монк, если понадобится, лечит, Мася держит оборону на случай прорыва к нашим творческим… личностям, мы с Локи собираем лут. И затыкаем дыры в обороне, случись что. Болты пока стараемся не тратить, событие на четыре часа, и мне слабо верится, что сюрпризов похлеще в процессе не всплывет.

— Есть беречь болты и затыкать дыры, кэп, — излишне бойко откликнулся авантюрист.

— Мась, Хэтти поставь на охрану барда, — продолжил командовать Рэй. — Хель подвижная, до Хэйт есть шанс достучаться, если станет совсем жарко… в текущем раскладе: мокро. А Вал, пока играет, натуральная недвижимость. Играет-то красиво, будет жаль, если сорвут ему концерт.

— Нашел сторожевую собаку, — проворчала гномка, но указание выполнила. — Ладно, лапу и голос подать не затребовал.

Общение команды и подготовка к бою фиксировались сознанием Хэйт, но так отстраненно, словно это происходило на другом слое реальности. Пожалуй, в данных обстоятельствах уместно было бы сравнение с рыбкой, что с небольшой глубины наблюдает за появлением кругов на поверхности воды. Она отмечает изменения, но не видит мальчишку, который бросает камешки в море, чтобы те прыгали, делали «блинчики», не слышит его азартного смеха. Рыбке видны лишь круги на воде.

Художница делала наброски. На предельной для себя скорости, без детализации, лишь основные моменты — зримые «якоря», чтобы упустить как можно меньше и потом, в более спокойной обстановке, выбрать лучшие «кадры». Облечь их в цвет, дать им форму, движение, эмоции… Кто-то спросит: откуда движение и эмоции у статичного куска бумаги или холста? Хэйт на такой вопрос лишь отмахнулась бы и посоветовала взглянуть на работы мастеров прошлого.

Записать видео, и уже с него выбирать моменты — простой путь, но на нем теряются живые эмоции смотрящего. Есть звук, движение, момент — ах! — до бисеринок слез восхищения в глазах наблюдателя, есть первый, самый яркий пик эмоций. Повтор смажет эту яркость: изначальный восторг не растает бесследно, но запредельность чувств размоется.

«Зато ведь можно пересматривать самое-самое!» — возразят иные, и будут правы. Так что видео Хэйт тоже писала, как и (предположительно) все присутствующие.

Листы с набросками сменяли друг дружку. Вот: Хель стелется над сценой, концы полупрозрачной ткани ложатся волной, снежный барс в прыжке перекусывает длинное тело ядовитой мурены, с беспечной улыбкой касается клавиш бард… Вот: танцовщица сгибает свое тело в какую-то безумную геометрическую фигуру, так, как человек вовсе гнуться не должен, музыкант уже не улыбается, он сосредоточен и решителен; голова-купол кубомедузы приподнимается на тонких прозрачных щупальцах, готовых сжаться и выплеснуть в сухопутных едкой отравой, да только струя пламени от саламандры уже рвется навстречу бледно-голубому куполу, в коем мерещатся черты уродливого лица…

Вот гнома, опускающая топор на зубастую голову неопознанного морского гада. Тогда же она читала спонтанную лекцию о мурмурации рыб, как следствие вопроса от Локи: «Причем тут мурчащие котики?» То ли вторая, то ли третья волна принесла с собою плотные шары, состоящие из мелких рыбешек, двигавшихся настолько синхронно, что издали казались единым организмом. Хель на этом наброске кружится юлой, и ткань закручивается спиралью вместе с демоницей. Бард продолжает играть. В его мире время остановило бег, закольцевалось в мгновении, когда счастье стало мелодией.

Здесь же: спиной к спине авантюрист и убийца, разделывающие это бесчисленное множество рыбешек на филе, и Монк в сфере зеленоватого света; блики от сферы не позволяют утекать жизням друзей сквозь множественные ранки — воплощенный Эдикт: Жизнь, одно из новообретенных с классом Вершитель умений.

В какой-то миг плавная мелодия набрала темп. Вобрала в себя звуки схваток Ненависти с морскими тварями, их ярость и раж. От гневного моря музыка взяла напор и мощь, неукротимость и величие. «Симфония великой сечи», — потянуло на пафос Хэйт, когда случился этот переход. Чуткое тело танцовщицы подхватило запальчивый порыв, движения ускорились, стали шире, темпераментнее.

Сфера молний украсила зал филармонии яркими вспышками. Демоница не прерывала танца: изгибы тела в изгибах молний ткали узор безудержной пляски. Фурия в родной стихии — в бою, безудержная и ослепительная.

Полчаса передышки дает сфера молний вымотанным непрестанной битвой игрокам. Разрушительная сила молний для подводных созданий едва ли не губительней огня. Но вот последний разряд ударяет в осклизлую тварь, выбивает из той все здоровье и гаснет.

Подтопленный зал филармонии украшают многочисленные «гейзеры»: из-под воды выныривают и мчат к свету, к теплой плоти сухопутных черные морские ежи, бурые глубоководные удильщики и длинноногие красно-белые крабы-пауки. Они сопровождают главную гостью приморского курортного города — гигантскую цианею. Огромная медуза элитного ранга по-своему красива: купол в форме колокола двухметрового диаметра похож на грозовую тучу с вызолоченной солнечными лучами верхушкой. Под куполом как будто юбка из плиссированной коралловой ткани — или полураскрытый бутон удивительного растения. И пучки прозрачных тонких щупалец, благодаря которым медуза словно парит в водной взвеси.