Януш Корчак: Жизнь до легенды

Поклонимся и повернемся к человеку.

Попробуем его понять, как бы это ни было трудно.

Приближаясь к невероятному человеку, мы, глядишь, поймем что-то и про самих себя, и про своих детей, и про то, как выстраивать нам с ними отношения.

Легенда – это своего рода занавес, закрывающий жизнь.

Откроем его осторожно и с почтением.

Что за ним?

Часть первая Начало

Глава первая Детство

1

Самый знаменитый роман Януша Корчака про короля Матиуша начинается с замечательной фразы: «Дело было так» [14] .

Правда, хорошая фраза? Обязывающая. Вызывающая доверие. Корчак, когда писал о своем любимом Матиуше, знал, как было дело. Я, когда пишу о своем любимом Корчаке, многого не ведаю.

Например, день рождения героя известен точно, а год – нет.

Как такое может быть? Человек все-таки относительно недавно родился… Как можно год рождения не знать? Не до нашей эры, чай, дело происходит.

14

Корчак Я. Король Матиуш Первый: Король Матиуш на необитаемом острове: Повести-сказки. Кишинев: Литература артистикэ, 1986. С. 4.

Корчак не раз сетовал, что отец его несколько лет не мог оформить ему метрику, а когда наконец пришел это делать – сам позабыл, в каком именно году родился его сын.

Что сказать? Папа нашего героя был человеком странным. Жизнь свою он закончил в сумасшедшем доме, и смерть его была весьма таинственна.

Однако не оформлять своему сыну метрику столь долго, чтобы самому забыть: в каком именно году родился твой потомок…

Что тут можно добавить? Разве что: без комментариев.

Когда родители будущего гения педагогики познакомились, Юзефу Гольдшмиту было 30 лет. Он являлся довольно известным в Варшаве юристом с обширной практикой, то есть с неплохим заработком.

Маме, Януша Корчака, Цецилии исполнилось всего семнадцать.

Очевидно, что вопрос «кто в доме главный?» в семье Гольшмитов не стоял. И если папа не берет метрику – значит, не берет. Никто настаивать не станет. Все, что могла сделать мама – это назвать поведение отца «преступной халатностью» и этим ограничиться.

В результате, правда, Януш Корчак до конца жизни не знал: родился ли он 22 июля 1878 года, или 22 июля 1879.

2

Смею вас уверить, что, когда мы начинаем знакомиться с нашим героем, загадка с годом рождения – не единственная.

Вот, пожалуйста, еще одна: как правильно писать фамилию: Гольдшмит или Гольдшмидт? Тут тоже, оказывается, есть неясности…

В Википедии, а также в книге Бети Джин Лифтон «Король детей», написано ГольдшмиДт с предпоследним «д».

Во всех остальных – Гольдшмит. Польский вариант пишется так: Henryk Goldszmit. Никакого «д» на конце нет. Так будем писать и мы: Генрик Гольдшмит. Тем более что дома нашего героя называли не иначе как Генрик.

Или все-таки – Хенрик? Через «Х», а не через «Г»…

Море загадок!

3

Банальность – это абсолютная истина. От того и раздражает.

«Мы все родом из детства»… Банально. Истинно. Раздражает своей очевидностью.

Приятно заметить, что очевидность эта к Янушу Корчаку отношения почти не имеет. То есть у него было, разумеется, детство, однако родом он, скорее, не из него, а из того периода, когда детство заканчивается.

Финал детства, обрушившийся на него, как ураган…

Отец сначала сходит с ума, а потом умирает в психбольнице странно и не до конца понятно – вот обстоятельства детства и юности, сформировавшие нашего героя решающим образом.

До этого все было хорошо.

Прекрасное детство ребенка из обеспеченной семьи: кухарка, горничная, няня – пани Мария.

Кроме них: мама, бабушка, младшая сестра Анна. Наш герой растет в мире женщин, которые любят его и балуют.

Теплое нежное детство.

Во главе дома – отец. Серьезный юрист. Автор монографии «Лекции о бракоразводном праве по положениям Закона Моисея и Талмуда».

До отцовской болезни отношения с папой были, скажем так, противоречивые. Вот как Корчак, уже много позже, описывает их в дневнике:

«Справедливо было, что мама неохотно доверяла детей заботам отца, и справедливо [было то, что] мы – сестра и я – с трепетом восторга, с порывом радости встречали и вспоминали [потом] даже самые напряженные, изматывающие, неудачные и печальные последствия „удовольствий“, которые с поразительной интуицией находил не слишком уравновешенный педагог – папуля.

Он больно таскал нас за уши, несмотря на суровые предостережения мамы и бабушки:

– Вот оглохнет ребенок – сам будешь виноват!» [15]

15

Корчак Я. Оставьте меня детям… С. 37.

Но зато в памяти остались прекрасные мгновения катаний с папой на лодке. В лодке отец почему-то никогда не нервничал, и с ним можно было обсуждать что угодно. Он был словоохотлив и даже как будто интересовался тем, что думает и говорит сын.

В доме поговорить не удавалось еще и потому, что он всегда был полон отцовскими клиентами.

Иногда папа зовет сына, ставит на табурет и заставляет читать наизусть стихи. Как правило, Мицкевича. И непременно – на польском языке.

Samotnosci! do ciebie biege jak do wodyZ codziennych zycia upalow…

О чем читал маленький мальчик? Об одиночестве, о любви, о свободе… Стоял на табуретке и декламировал. Как и большинство детей, терпеть этого не мог. Но старался. Чтобы папа не ругался. И мама не расстраивалась.

Одиночество! Зноем житейским томим,К твоим водам холодным бегу яИ с каким наслажденьем, с восторгом какимПогружаюсь в прозрачные, чистые струи! [16] , [17]

Папе было приятно, что его ребенок читает наизусть классика польской литературы.

16

А. Мицкевич «Одиночеству». Перевод Бориса Турганова.

17

Мицкевич А. Poezje: Поэзия. Варшава: Чытельник, 1983. С. 134–135.

Вообще, мне кажется, что, когда детей заставляют читать стихи с табуретки, это делается не столько для возвышения самого ребенка, сколько для радости родителей, для того чтобы они могли похвастаться – какой у них замечательный растет сын.

Папа – известный юрист гордится перед коллегами своим отпрыском. Мама не имеет голоса, чтобы своего сына защищать. Да, может быть, не видит ничего предосудительного: Генрик читает великого польского поэта. Поди плохо!

Знакомая ситуация. Даже банальная.