Ярче солнца

— Я же сказала, двадцать семь не подходит.

— Дай еще раз глянуть на список, — прошу я, и она сует измятую бумажку в мою протянутую руку. Тут у меня начинает пищать вай-ком, но я не обращаю внимания.

— Двери прямо как на подлодке. — Голос у Эми неожиданно срывается, и это заставляет меня поднять глаза.

Судорожно пытаюсь вспомнить, что такое подлодка. Вроде бы подводная. Я даже не знал, что они и правда существовали. В конце концов, мне раньше казалось, что океан никак не может быть таким огромным, как Эми описала.

— Они герметичные, — объясняю я. — На капитанском мостике тоже такая, и еще между уровнями. На случай повреждения, если один из уровней разгерметизируется, можно запереть дверь и… — Не закончив, я снова сосредоточиваюсь на списке.

— Когда я была маленькая, папа как-то взял меня с собой посмотреть на подводную лодку «Пампанито» — название помню только потому, что оно показалось мне ужасно смешным. Я бегала по узеньким коридорам и распевала: «Пампанито! Пампанито! Пам-па-НИТО!» Отец пытался меня догнать и в конце концов стукнулся головой о косяк двери. Чуть не отключился.

Она тихонько смеется, но смех тут же застывает. Поднимаю глаза от листка — Эми остекленевшими глазами смотрит в стену.

Готовый сделать что угодно, лишь бы снова ее развеселить, я даю ей посмотреть на звезды: торопливо вбиваю код — «годспид», — и дверь шлюза распахивается, открывая взгляду небо с миллионами мерцающих точек.

Глядя на звезды в первый раз в жизни, я думал, что моя жизнь изменилась навсегда. Что я сам изменился, будто бы стал другим человеком просто из-за того, что увидел блестящие искорки в миллионе миль от себя. Но теперь, глядя на них, я ничего не чувствую. Я больше в них не верю. Объявив жителям корабля, что отныне они свободны быть собой, я позвал сюда всех, кому интересно посмотреть на звезды — на настоящие звезды. Некоторые пришли. Гораздо меньше, чем я ожидал. И тогда я понял: если вы всю свою жизнь прожили на десяти квадратных милях, обнесенных сталью, проще забыть, что снаружи тоже что-то есть. Жить в клетке не так больно, если убедить себя, что это вовсе не клетка.

Вот почему я не могу никому рассказать о том, что двигатель не работает.

Взгляд притягивает красное пятно на клавиатуре. Конечно, когда-нибудь следы краски, которые Харли оставил по всему «Годспиду», сотрутся, а звезды продолжат сиять… но все равно пестрые росчерки Харли мне дороже.

Харли умер ради… э-э-э… я не знаю точно, ради чего. Знаю только, что его больше нет и я скучаю. А вот Кейли, если верить Ориону, отдала жизнь за правду.

Его слова начинают навязчиво звучать в голове, но я рад — не могу больше думать о Харли и бессмысленных звездах.

Лучше поразмыслить над головоломкой Ориона. Он, кажется, знал о двигателе корабля больше, чем кто-либо. Если у меня выйдет разгадать эту долбаную загадку, может, я пойму, почему двигатель остановился, может, даже узнаю, как снова его запустить. Сложи…

Снова перевожу взгляд на список, который нашла Эми. Рядом с каждым из двадцати семи имен стоит номер криокамеры. А что, если сложить надо было эти номера?

Тысяча двести семьдесят.

— Что ты делаешь? — спрашивает Эми.

Пробую вбить 1270 на все двери, начиная с самой большой в конце коридора.

Последняя открывается.

Внутри полная темнота. Пахнет пылью и смазкой. Мне вспоминаются последние слова Ориона перед тем, как я его заморозил. «Они либо заставят нас работать, либо убьют».

Я хочу своими глазами увидеть оружие.

Эми первая находит выключатель. Свет загорается неохотно, моргнув, словно сомневаясь, стоит ли показывать нам содержимое комнаты.

И мне тут же становится понятно, почему Орион боялся, что после приземления из нас сделают солдат или рабов.

«А знаешь, что тебя добьет? — сказал он за мгновения перед тем, как я толкнул его в криоцилиндр. — То, что Старший практически согласен с тем, что я говорю».

Пистолеты, винтовки, более крупное оружие. Упаковки химических бомб. Ракеты — большинство размером с мое предплечье, но есть и три штуки выше меня ростом. Все поделено на отсеки, запечатано в красные пластиковые упаковки с кучей пометок и символом ФФР.

— Мы не знаем, что ждет нас на Центавра-Земле, — сразу же переходит в оборону Эми. — Может, ничего, а может, инопланетяне. Или какие-нибудь чудовища. Или динозавры. Мы можем оказаться в новом мире великанами… или мышами.

— Лучше быть хорошо вооруженными мышами, да? — говорю я, подняв пластиковый пакете пистолетом внутри.

— Я понимаю, что все это наводит на нехорошие мысли.

— Все это наводит на мысли, что Орион говорил правду.

— Нет, — тут же отрезает Эми, но откуда ей знать? На ее лице отражается внутренняя борьба: с одной стороны, она твердо верит, что ее отец и остальные с Сол-Земли ни за что не стали бы применять весь этот арсенал, но, с другой стороны, она не может отрицать, что оружие есть. И выглядит оно куда… не знаю, куда страшнее, чем я ожидал.

В дальней части помещения хранятся более крупные орудия. Я узнаю торпеды, ракеты и гранатометы из видеозаписей о сол-земном разладе, которые мне показывал Старейшина. На дальней стене высится стеллаж, полный маленьких круглых таблеток из спрессованного порошка, упакованных в прозрачный пластик.

Эми берет одну из них в руки.

— Похожи на очистители для унитаза. На земле мы такие штуки клали в бачок. — Вертит ее, разглядывая. Плотный пластик поскрипывает. Тут Эми замечает мое непонимание. — А, ну да, у ваших туалетов ведь нет бачков.

На дно прозрачной упаковки втравлена этикетка с предупреждающим значком:

Биохимикат массового поражения сельскохозяйственных культур

Для использования с ракетой образца 476

Площадь поражения: 100+ акров

Способ действия: см. Ракета образца 476

ФФР

ФФР… Фонд Финансовых Ресурсов. Организация, которая обеспечила запуск «Годспида».

На следующей полке лежат такие же таблетки, но черные, и этикетка на дне гласит: «Биохимикат противопехотный».

Осторожно кладу ее обратно — как бы ненароком не запустить что-нибудь. Приходится изо всех сил сдерживаться, чтобы не швырнуть их куда подальше или вовсе не выкинуть в шлюз.

— Только не говори, будто до сих пор думаешь, что все это для самозащиты. — Мне не хочется ругаться с Эми, но трудно не заметить, насколько огромная, поражающая мощь здесь хранится. — Это химическое оружие. Они готовились к геноциду.

— Моя мама — генетик, и она так же важна для миссии, как папа, — тут же возражает Эми, но в голосе ее звучит настороженность: то ли она не хочет, чтобы я и дальше сомневался в ее убеждениях, то ли ее уверенность уже пошатнулась, и ей тяжело это признать. — Если ФФР собирался стереть все с лица планеты, зачем им брать с собой биологов? Зачем нужны ученые, которые изучают жизнь, если ты собираешься убить все живое? На борту двадцать семь военных — но остальных-то в три раза больше.