Яркими красками по небу

– Я хочу его увидеть...

– Зачем, Лесь?
– испуганно.
– Там места... на нем не осталось.

– Я. хочу. его. видеть.

***

Ночь без сна... Алкоголь. Сигареты.

Бесчисленное количество звонков Бори.

Завтра похороны. Конец. Всему... конец. Мне - конец.

Лучше бы я ушла... вместо тебя. Лучше бы я, пропащая... чем ты, влюбленный.

Отверженный.

Стук, отчаянные удары в дверь Кузнецова, требуя участия, разговора... просто открыть...

Но не могу. Не хочу... не сегодня.

И мама не в силах сопротивляться - терпит, молчит.

Сегодня я буду примерной женой. Сегодня. И завтра...

Сегодня я буду... верной женой. Твоей женой, Артем. Твоей.

А потому очередная сигарета, очередной глоток - и вновь дурман по венам, меняя смысл, сознание - на пустоту.

***

Сегодня всех прогнала. Никого с собой не пустила.

Сегодня мы наедине. Наедине, даже если и собралась на кладбище целая толпа... Твоих девиц, поклонниц. Друзей, коллег. Родственников.

Сегодня мы только вдвоем.

Смотрю в глаза на фотографию - и выть хочется, реветь. Орать. Визжать - а сил хватает лишь на вдохи. Пустые, бессмысленные, предательские.

Я тебя предала, оттолкнула. Обманула...

Не остановила, не спасла...

И теперь тебя нет. А я - осталась...

Прости меня, Киселев... Прости...

Прости, Артем. За то, что... сука. За то, что... демон. За то, что - не твоя.

Позорно опустить голову и пройтись между могил чуть в сторону. Не могу, не хочу прощаться.

Не готова.

Нет. Просто... не хочу. Не могу.

Не сейчас... не сейчас, когда ты был в шаге от свободы, и в двух - от радости. От счастья.

Я дала надежду - ее и забрала.

Растерзала, растоптала, распяла - и прогнала...

Прости меня за всё.

Нет сил даже взять горсть земли и бросить - не могу. Не хочу...

Не отпускаю.

На выход, меж деревьев - и затушеваться в стороне, наблюдая вором за происходящим...

Не могу. Не хочу. Ничего... уже... в этой жизни... не хочу.

Вдруг шорох, шаги... чьи-то стремительные, уверенные.

Невольно вздрогнула, обернулась: обомлела, будто ураган, будто сама Смерть на меня шла напором.

Дико, горько заревела, что медведь, зарыдала, завыла, что беса, страшась:

– НЕ ПОДХОДИ!
– воплю, ополоумев.

Обмер, огорошенный. Окаменел, боясь даже моргнуть.

Оцепенела и я - не зная, что делать, куда бежать.

Но еще миг и решается, тихо, едва различимо:

– Лесь, ты чего?..

И вновь движение - мигом отступаю, пячусь:

– НЕ СМЕЙ!
– гневно, боязно, в исступлении.

– Пожалуйста...
– тихо, несмело.

– УХОДИ, КУЗНЕЦОВ! УХОДИ! И не смей ко мне больше приближаться!

Заледенел, не дыша. Нервно, ошалев, выпучил очи.

А я дрожу, ходуном хожу, бьюсь в конвульсиях, заживо сгорая от ужаса, собственного предательства, что так явно, ярко передо мной... в его лице, в его глазах, на его губах.

Это себя я сейчас ненавидела, на себя орала, на себя вопила - а он лишь был олицетворением моего самого страшного греха. Самой большой моей... вины, проступка, преступления.

Шаги наощупь, пятясь - пока не уткнулась спиной в ствол дерева. Резвый разворот - и ничего не стыдясь и не боясь, рву когти долой. Бегу со всех ног - в сторону проезжей части, а там автобус - город, дом...

Глава 23. Глухая совесть

Глава 23. Глухая совесть

***

Открыть глаза - и не сразу понять, осознать, где я и что вокруг.

Беглый взгляд по сторонам - и удивиться, поразиться обстановке, причем не меньше тому, кто именно сейчас рядом, неподалеку, в кресле: сидит, спит...

Дернулась, вздрогнула, но тотчас игла в руке, причиняя боль, заставила обмереть на месте. Зажмуриться. Ойкнуть.

Шорох. Шумный вздох. Заспанным голосом, невольно потягиваясь:

– Пришла в себя?

– Что это?
– раздраженный, взбешенный взор по сторонам. А сама реально - ничего не помню. В голове только кладбище, Киселев, Кузнецов... автобус. А дальше - провал, прострация.
– Почему я в больнице?

Взгляд около, не решается почему-то ответить сразу.

Несмело встает, шаги по палате, разворот, глаза в глаза:

– У тебя был передоз.

Обмерла, ошарашенная я.

В смысле? Чего?

Лихорадочно перебираю, шпыняю мысли в голове, выуживая хоть что-то из прошлого. Тщетно, с*ка. ТЩЕТНО!

– Чего?
– робко, пристыжено.

Застыл на миг. Вдруг движение, ближе: лицом к лицу. Уперся кулаками в койку. Пристальное, с вызовом... в глаза:

– ЧЕ-ГО?
– злобно гаркнул. Хмыкнул вдруг. Выровнялся, от волнения вновь шаги по палате. Отвернулся к окну.
– Че-го...
– передергивает слова, странным образом смакуя ими. Нервически, звонко сглотнул слюну (а страх, странный, непонятный, так и распинает меня, заставляя сжиматься все мышцы в камень в теле; стыд дикой кошкой скребет сознание и плоть). Вдох, отваживается наконец-то произнести вслух: - НАРКОТЫ. Если бы я тебя не отыскал, если бы не догадался... что ты... у Киселя дома... Если бы телефон твой не зазвенел, и если бы дверь не вскрыли... То и тебя бы похоронили. Там же...
– язвительно, жестоко, гневно, казалось, заживо рубая и себя заодно, - рядом. Счастливую чету... гребанных молодоженов.

Огорошенная, дрожу... вспышками пробивая в сознании брешь за брешью, выуживая куски прошлого: ключи, среди вещей погибшего, врученные мне по моему требованию, накануне, Фирсовым. Поход в тот ад. Слезы, отчаяние. Опять алкоголь, опять сигареты. Наткнулась на нычку белого порошка... И то, чего не взяли, не смогли побороть "младшие" братья... взял он - стопроцентный дурман, эйфория, молчание... Тишина, смерть мыслей... и чувства вины. Но не сразу... А потому очередной догон - и наконец-то поплыло, поехало, прогоняя прошлое вместе с будущим... и настоящим.

...

Скрипнула дверь.

Незнакомый мужчина в белом халате.

Скривился недовольно тот, стиснул на мгновение зубы от злости - но порицать не стал. Лишь только горький вдох и взор то на Бориса, то на меня:

– Пришли предварительные анализы. Судя по всему, так как срок еще очень маленький, и плод на самостоятельном питании... ему ничего не угрожает.

Обомлела я, расстрелянная словами: услышать, но до конца не осознать.

Нервно дернулась, рассевшись. Поморщилась: