Ярлыки

Первый год в «Макмилланз» начался с того, что им пришлось переварить лавину обрушившейся на них информации. Им выплеснули все, что было связано с модой. На лекции по введению в специальность их полная энтузиазма декан Милисент Даттон разделила всю индустрию моды на четыре направления: моделирование и конструирование, закупка и продажа, журналистика и рисование моделей, реклама.

– Вы сами решите, к чему у вас лежит душа, – заверила она их. – Если кто-то пока не уверен в своем выборе, к концу года он совершенно естественным образом этот выбор сделает. Быть модельером вовсе не означает хорошо рисовать. Грубые наброски некоторых ведущих модельеров перерисовывали имеющиеся в их распоряжении художники. Те из вас, кто хорошо рисует, могут выбрать профессию художника по костюму, хотя я вас предупреждаю, что в наше время работы для него не так уж много. Исключение составляют только Колин Бомон и Антонио.

Маккензи прошептала:

– Мои рисунки похожи на произведения умственно отсталого ребенка, находящегося под действием наркотика.

Позже они сидели с Дэвидом в столовой и обсуждали свое будущее. Майе и Дэвиду приходилось везде бывать втроем с Маккензи, потому что она присоединялась к ним, где бы они ни устраивались перекусить.

– Когда она говорила о торговле, – размышляла Маккензи, – мне захотелось закупать товар для какого-нибудь большого магазина, типа магазинов Блумингдэйла. Путешествовать по всей Европе, видеть новую одежду, встречаться с прекрасными итальянскими и английскими специалистами в области моды. Здорово, да?

Дэвид засмеялся.

– Это не так-то просто.

– Ты будешь заниматься делом своего отца? – однажды спросила ее Майя. – Моя мама говорила, что он просто чудо.

– Правда? – Маккензи внимательно посмотрела на Майю. Она и забыла, что Майя, должно быть, получила полное описание ее отца от Корал. Ей оставалось только надеяться на то, что он не показался в тот день слишком уж неотесанным.

– Мой отец – неотшлифованный алмаз! – наконец сказала она.

– Правда? – Дэвид взглянул на Майю. – А мой отец просто не поддавался шлифовке.

Они засмеялись и посмотрели на Майю, как бы ожидая от нее какой-нибудь смешной реплики о ее отце.

– А я все еще скучаю по моему отцу, – печально сказала она. – Я все никак не могу поверить, что его нет…

Маккензи протянула руку и похлопала ее по плечу.

– Бедняжка, – сказала она. – Можешь взять себе Эйба, я его тебе дарю.

Майя украдкой взглянула на Дэвида, а Маккензи все больше захватывала инициативу в разговоре. Она смешила их, заставляла обсуждать самые нелепые темы. Она была очень забавна, но Майя сожалела, что не имела возможности остаться с Дэвидом наедине. Было бы очень здорово узнать его поближе…

Маккензи была в своей стихии. Всю неделю она думала и работала над тем, что доставляло ей наибольшее удовольствие. Она занималась модой, и это было так хорошо, что трудно было поверить в реальность происходящего. Она все ждала, что кто-нибудь войдет в класс и прикажет им браться за математику. Она ладила со всеми учителями, кроме преподавателя моделирования, его звали Брюс Невил. По тому, как он морщил нос, когда Маккензи приближалась к его столу, можно было понять, что он не одобряет ее манеру одеваться, разговаривать, моделировать; ему не нравился даже ее запах.

– Женоподобная высокомерная тварь! – злилась Маккензи, взывая к друзьям о сочувствии.

Он критиковал модели, которые она постоянно придумывала:

– Никогда не носят белый пояс после пяти часов! Такие брюки можно надевать только на пляж! Красные туфли – это вульгарно!

Она смотрела на него и поражалась резкости его критики.

– Не будьте таким требовательным, сэр! Идет тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год.

Он мрачно усмехнулся.

– Возможно, но все-таки есть вещи, которые леди не наденет. Не наденет, если не хочет выглядеть так, как будто она из бедных районов города.

– Да отсохни у меня язык! – Закричала Маккензи, и ее южный акцент слышался очень явно. Весь класс смеялся. – Время от времени многие женщины любят одеваться немного неряшливо.

– Правда? – ледяным тоном спросил мистер Невил. – Лично я таких не знаю.

Все в классе затаили дыхание.

– Ну, а мне нравятся белые пояса и красные туфли, мистер Невил, – сказала Маккензи, не раздумывая. – Я бы носила их… даже после пяти часов. В моде больше не существует правил! Мы их сломаем!

Мистер Невил хмыкнул.

– Возможно, некоторые правила изменились…

– Как же я могу моделировать, не следуя своему собственному вкусу? – спросила Маккензи. – Чем же я буду торговать?

Мистер Невил ничего не ответил. Очевидно, он чувствовал, что Маккензи торговать было нечем. Концепция нарочитой неряшливости в одежде было слишком нова, чтобы он мог ее понять.

Не только он ее критиковал. Дома отец, просматривая кипу ее моделей, в ужасе схватился за голову.

– Кто же будет это носить?

Маккензи свирепо посмотрела на него. Эстер подошла и положила руки им на плечи.

– Эйб, пожалуйста, сегодня суббота. Я хочу, чтобы мы всей семьей спокойно и хорошо поели. Мне кажется, эта девочка – гениальна. Я бы носила эту одежду, Эйб.

Маккензи представила себе Эстер Голдштайн в мини-юбке из золотистой парчи и захихикала.

– Мам! – обняла она мать. – Ты всегда меня поддерживала. Когда я буду богатой и знаменитой, я куплю тебе красивый дом…

– Да? – насмешливо улыбнулся Эйб. – Не замирай от радости, Эстер!

Эстер потрепала ее по плечу.

– Мне не нужен красивый дом, дорогая. Я счастлива и здесь. Я молюсь только об одном: чтобы ты ладила с отцом и братьями.

В комнату ворвались Реджи и Макс, они пришли обедать. Неуклюжие, как молодые щенки, братья нетерпеливо стали хватать куски со стола. Эйб одобрительно им кивнул. Эстер подавала, а за столом раздавалось только чавканье. Потом, обхватив руками свой полный живот, Эйб продолжил спор.

– Только посмотри, как счастливы мои сыновья! И взгляни, какую гримасу скорчила моя дочь! Никак я не могу ей угодить!

– Я буду счастлива, когда выберусь отсюда, – выкрикнула Маккензи. – Здесь все такое отвратительное! А я хочу проводить время с утонченными людьми типа Корал Стэнтон!

Эйб громко засмеялся.

– Утонченными? Бедняжка выглядела так, как будто много лет не ела и куска мяса!

– По крайней мере она умна и разбирается в моде… Выражение лица Эйба вдруг переменилось.

– Тогда убирайся отсюда! Кто просит тебя здесь оставаться? Я сыт по горло, постоянно лицезрея твою гримасу превосходства. Посмотрим, куда денется это превосходство, когда ты сама начнешь зарабатывать себе на жизнь!

Маккензи вскочила на ноги.

– Эйб, я хочу, чтобы она здесь осталась, – быстро сказала Эстер. – Я еще не подала десерт.