Ярлыки

Элистер был в магазине, он готовился к своей первой встрече с репортерами во время ленча. Она заметила его, когда он проверял, как расставлены цветы на хорошеньких розовых столиках.

Она пошла к нему мимо электриков и других рабочих. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Прости меня за утренний инцидент. Как прошла встреча?

– Правда, что твой отец лорд? – ответила она ему вопросом на вопрос.

Он нахмурился, уставившись на цветы.

– Вот старая сука, ей нужно влезть во все! – бормотал он.

– Кто сука? – спросила она, подбоченясь. – Я или Корал?

– Конечно, она. О Мак!

Он повернулся к ней и крепко прижал ее к себе.

– Ты выведала мою семейную тайну.

– Только не говори мне, что ты – миллионер, а я тут тружусь, как рабочая лошадь!

Он расхохотался.

– О нет! Мое наследство не предполагает деньги. Прости, но это так! У нас есть несколько акров пашни и лугов и дом, где нельзя укрыться от сквозняков! Отец отказывается расстаться с ним. Когда он умрет, все перейдет к моему брату. Но когда умрет брат, мне достанутся только долги и головная боль. Ну как, ты потрясена?!

– Вот что…

Маккензи уставилась на него, она была разочарована и потрясена одновременно. Да, это несравнимо с тем, на что могла рассчитывать девушка из Бронкса, думала Маккензи. Если, конечно, они когда-нибудь поженятся!…

Великолепные отзывы прессы, которые получил «Голд!» за первую неделю работы, привели к тому, что магазин торговал без перерыва! Газеты заявили, что это первый бутик на Мэдисон-авеню с вполне доступными ценами. Сотни зевак покупали сережки, браслеты или помаду, и доллары непрекращающимся ручейком текли в кассу. Это не говоря о доходах от продажи одежды.

– Еще никто не видел подобного магазина, – хвастался Эйб Голдштайн, как будто осуществлялась его идея.

Маккензи ждала поздравлений от членов ее семейства, но так и не дождалась.

– Никто из них не похлопал меня по спине и не сказал: «Молодец, малышка!» – жаловалась она Элистеру.

Он пожал плечами и запел:

– «Я ничем не удовлетворен…»

Это была песня из репертуара Стоуна. Маккензи сказала ему, чтобы он заткнулся!

Эстер Голдштайн была единственным членом семьи, кто поддерживал и выслушивал Маккензи.

– Ты счастлива, радость моя? – спрашивала ее мать, внимательно вглядываясь в лицо дочери. Они сидели в гостиной Маккензи. Она просила мать, чтобы та заходила к ней всегда, когда бывала в городе, но Эстер редко пользовалась этим приглашением.

Маккензи застонала.

– Мамочка, не спрашивай меня, счастлива я или нет. – Она подала матери большую чашку чая. – У меня сразу же начинается депрессия, как это бывало дома. – Она помешала чай. – Мамусик, я счастлива на девяносто девять процентов. Мне кажется, что это совсем неплохо.

– А как насчет одного процента? – заботливо поинтересовалась Эстер.

– Ну, мама!

Маккензи присела на подлокотник кресла, в котором сидела мать, и крепко обняла ее.

– Я так скучаю по тебе!

– Ты оставила меня в обществе одних мужчин, – сказала Эстер. – Я тоже скучаю по моей дочери.

Она ласково обняла Маккензи. Та почувствовала знакомый запах крема для рук и мыла Юргенса и сразу вспомнила те дни, когда она бежала к своей мамочке с любой, даже самой маленькой, неприятностью.

– Мне нравится моя работа, я просто влюблена в свой новый магазин и довольна этой квартирой, – заявила Маккензи.

– Я что-то не слышу слов о том, что ты любишь своего… друга. Но ты же живешь с ним, как муж и жена.

Эстер внимательно смотрела на дочь.

– Ну вот, я все поняла! – воскликнула Маккензи. – Ты так смотришь на меня, что сразу ясно, что ты имеешь в виду: «Если бы только она образумилась и жила себе спокойно с хорошим евреем-дантистом!» Прости меня, мамуля, но Элистер не дантист!

– И, конечно, он не еврей, не так ли? – продолжала настаивать Эстер.

У Маккензи начиналась истерика.

– Ты же знаешь, что он не еврей. Но я только что узнала, что он сын английского лорда!

– Дорогая, ты его любишь?

Маккензи уселась на пол и глубоко вздохнула. Она уже больше не могла рассказывать матери все: как она сможет ей объяснить сексуальные проблемы, проблемы с наркотиками? Она видела, как мать оглядывает почти пустую квартиру, пытаясь улыбкой выразить свое восхищение, но мысленно развешивая гардины и покрывая мебель пластиковыми чехлами.

Эстер с трудом поднялась на ноги.

– Покажи мне кухню. Какие блюда ты готовишь для своего тощего Элистера?

Маккензи повела мать в сверкающую, новую кухню, где она почти не бывала.

– Мамочка, мы практические всегда едим не дома. Когда зарабатываешь деньги, то больше всего радует то, что не нужно делать закупки или готовить. Они пробовали мексиканскую, японскую кухню, бывали в тайских ресторанчиках. Иногда посещали модные рестораны, только чтобы шокировать публику. Элистер заказывал заранее столик, и они появлялись в хипповой одежде или же скандальных нарядах своего бутика. Они заказывали лучшее шампанское и очень дорогие блюда, потом шлялись по злачным местам и проводили ночь, дурачась или принимая наркотики.

Все было так забавно, как в фильмах про потусторонний мир, думала Маккензи. Двое добившихся успеха подростков с деньгами, баловники-школьники, которых побаивались окружающие и поэтому не сообщали об их поведении директору школы!

Если были деньги, можно было пройтись по магазинам. Маккензи всегда обожала делать незапланированные покупки.

Сейчас она была в восторге от «Капецио». Когда не могла решить, какой же цвет выбрать, она просто покупала модели одежды всех оттенков, обувь всех цветов радуги. К ней подбирались колготки… Бумага от Тиффани. Продукты она закупала в дорогой секции Блумингдейла. Словом, все, что она желала или о чем когда-то мечтала. Но это было так забавно! Как только она привозила покупки домой и раскладывала по полкам, ей уже ничего не нравилось. Все так заманчиво выглядело в магазине, но не у нее дома! Позднее, когда у них все начало рушиться, она говорила:

– Тот, кто заметил, что в деньгах корень зла, был так прав!

Если бы не было денег, Элистер не смог бы перейти к более дорогим и сильнодействующим наркотикам. Он все больше привыкал к травке, «колесам» и тому подобному.

В течение недели после возвращения из Парижа Майя уныло бродила по квартире Уэйленда. Она почти не бывала на улице, только выходила в магазинчик неподалеку, чтобы купить продукты и приготовить еду. Иногда она садилась за свой ученический стол и придумывала новые модели для воображаемой коллекции.