Ярость ацтека
Шрифт:
То, что Наполеон, по существу, предал тех испанцев, для которых служил кумиром, опустошило душу Карлоса, и он, возможно, даже вообразил, что страшная смерть на жертвеннике и погребение в желудках дикарей будет для него заслуженной карой. Но лично я смотрел на мир проще. Меня не интересовали короли и войны, демократия и всякие возвышенные принципы – мне просто не хотелось быть съеденным. Для этого требовалось придумать план спасения, а поскольку Карлос всегда хорошо ко мне относился, я собирался также спасти и его. Что же до брата Балтара... сдается мне, в священнике было столько яда, что индейцы рисковали отравиться, употребив его в пищу.
Неожиданно воины отхлынули от клеток и собрались у того самого
– Что происходит? – спросил я Карлоса, услышав возбужденные крики.
– У одного из наших людей, Игнасио Рамиреса, ученого, занимающегося примитивным искусством, вьющиеся волосы. Поскольку кудри напоминают волны, индейцы считают, что водяным божествам особенно нравится, когда им приносят в жертву людей с такими волосами. Вот они и решили, что в угоду духам воды вырванное сердце Игнасио должно быть брошено в колодец.
Карлос переводил все это без особых эмоций, как если бы описывал изображения на стене индейского храма. И вновь я подумал, что он, похоже, смирился со своей участью, решив, что в наказание за все свои грехи заслуживает того, чтобы быть съеденным заживо. А вот я служить кому бы то ни было в качестве десерта категорически не желал.
Ближе к вечеру индейцы вывели нас из клетки и облачили в церемониальные наряды, в которых нам предстояло быть принесенными в жертву, но потом снова загнали в клетку, потому что наша очередь еще не настала – оставалась еще одна клетка с участниками экспедиции. Подавшись к Карлосу поближе, я шепотом велел ему незаметно размазать грязь по лицу, чтобы скрыть ее белизну.
– Зачем?
– Чтобы сойти за индейца, по крайней мере, под покровом темноты.
Хоть я и говорил шепотом, а брат Балтар после того славного пинка злобно поглядывал на меня из противоположного угла клетки, ему удалось-таки подслушать, и он тут же заявил, что пойдет с нами.
– Нет, сеньор инквизитор, нам нужно, чтобы вы оставались на месте, а то кого же индейцы будут есть, пока мы совершаем побег? Вы ведь не против пожертвовать собой ради ближнего? Может быть, если вы сподобитесь мученической смерти, Господь даже простит вас за все то зло, которое вы творили от Его имени.
– Господь накажет тебя, – рявкнул Балтар.
– Он уже меня наказал. Находиться в клетке вместе с вами – это ли не ад?
Однако, хотя я с удовольствием скормил бы мерзкого святошу дикарям, отрезая от него по кусочку и бросая им, мне все-таки пришлось пойти ему навстречу. Выбора не было, ведь вздумай мы и вправду бросить священника, он бы мигом выдал индейцам наш план.
Пока мы выжидали благоприятного момента, Карлос излагал мне историю первой экспедиции испанских конкистадоров, которые вторглись на Юкатан в поисках сокровищ. Рассказы о золоте и серебре заманили часть воинов в Чичен-Ицу, где на них напал индейский отряд.
– Сражение бушевало весь день, и было убито сто пятьдесят испанцев, в то время как остальные укрылись в развалинах. Всю ночь мои соотечественники производили периодические атаки на вражеский лагерь, тревожа сон индейцев, а ближе к рассвету, когда те были измотаны, испанцы привязали собаку к языку колокола и положили перед ней немного еды, но так, что животное не могло до нее дотянуться. Перед этим конкистадоры время от времени звонили в колокол, и индейцы привыкли к этому звону, свидетельствующему о том, что их добыча никуда не делась. Но на сей раз звуки издавала пытавшаяся дотянуться до еды собака, а испанцы тихонько прокрались мимо неприятельского лагеря и ушли прочь из города.
В тот вечер, когда индейцы нагуливали аппетит, устроив пляски и наливаясь каким-то своим вонючим пойлом, я, воспользовавшись извлеченным из ноги Карлоса острым кремнем, перерезал лианы, которыми крепились между собой деревянные шесты, образующие
решетку. Потом я раздвинул их и, поманив за собой Карлоса с инквизитором, вылез наружу и пополз к валявшейся возле клеток груде шелухи и обгрызенных маисовых початков.Здесь мне снова пришлось воспользоваться кусочком кремня, чтобы с помощью его и металлической пряжки ремня высечь огонь и воспламенить кучу высохшей шелухи. Тут, очень кстати, повеял ветерок, раздувший огонь так, что спустя несколько мгновений там уже бушевало адское пламя. Пьяные индейцы сбежались со всех сторон, а поскольку мы были обряжены воинами майя, в сумраке и суматохе никто не обратил на нас внимания. Нам удалось незаметно отделиться от толпы, но когда спасительные джунгли были уже совсем рядом, брат Балтар – чтоб ему пусто было – наткнулся на часового. И добро бы только наткнулся, так ведь он с перепугу, увидев уставившегося на него индейца, ткнул пальцем, указывая на Карлоса и меня, и крикнул на языке майя: «Вот они!» !Аy de m'i! Зря все-таки я не перерезал этому ублюдку горло.
Мы с Карлосом устремились в темноту, в джунгли. Часовой с копьем помчался за нами, но я под прикрытием кустарника неожиданно развернулся и бросился ему под ноги. Индеец перелетел через меня и покатился по земле, но даже при падении ухитрился задеть копьем мое левое плечо. Правда, оружие он при этом выронил, а когда привстал на четвереньки, собираясь подняться, я бросился на него сверху, уперся коленом в его спину, зажал преследователю голову и рывком сломал ему шею.
Однако на это ушло время, и теперь сквозь заросли продиралось уже множество индейцев. Я схватил Карлоса за руку.
– Бежим!
Мы помчались со всех ног, постоянно поскальзываясь и падая. К счастью, у дикарей, пустившихся за нами в погоню, дела обстояли ничуть не лучше, тем паче что они никак не могли сообразить, в каком направлении мы исчезли. Я же, не теряя времени, увлекал Карлоса все глубже в джунгли.
Когда Карлос уже не мог бежать, я помог ему взобраться на дерево, вскарабкался следом за ним, и мы замерли на ветвях, озираясь и прислушиваясь к крикам индейцев и треску, который они издавали, продираясь сквозь джунгли. Но тут хлынул ливень, скрывший нас и смывший наши следы. Преследователям надоело без толку мокнуть и месить грязь, так что они, к нашему счастью, прекратили погоню. Мы оставались на дереве до рассвета: там было не слишком удобно, однако нам даже удалось немного подремать. Утром я на протяжении нескольких часов напряженно вслушивался, однако не уловил поблизости ни малейшего признака человеческого присутствия, после чего рассудил, что, пожалуй, можно спуститься вниз.
Когда до земли оставалось несколько футов, Карлос, не удержавшись, упал. Старая рана на его ноге открылась, беднягу бил озноб, да вдобавок еще выяснилось, что ночью ему в спину попала индейская стрела. Но я узнал об этом, только когда осмотрел своего друга при свете дня. !Аy de m'i! Рубашка и штаны Карлоса насквозь пропитались кровью, и он так ослаб, что не мог продолжать путь. Моя собственная рана была неглубокой и неопасной... если только не началось заражение.
– Иди один, Хуан, – прошептал он. – Поторопись, может быть, они еще охотятся за нами.
– Я тебя не оставлю.
Карлос схватил меня за грудки:
– Не будь наивным глупцом, каким ты всегда считал меня. Я знаю, что ты дон Хуан де Завала.
– Откуда?
– В Теотиуакане альгвазилы интересовались человеком, которого так звали, и из их описания я понял, что это ты. Кроме того, ты всегда держался как заправский кабальеро. И эти сапоги... – прошептал он.
Я скривился.
– Тогда я уж точно не могу тебя бросить. Мне нужно доставить тебя в Мериду, чтобы ты мог потребовать награду за мою голову.