Ярость(сборник)

… Да, все сказанное ею, было чистой правдой. Я знал это. Я знал, кто я такой, хоть сознание мое и находилось в теле другого человека. Все плыло предо мною, как в тумане, я тряхнул головой и поднялся на ноги. Боль с такой силой пронзила мой бок, что я вскрикнул от неожиданности, позволив Фрейдис подбежать ко мне и поддержать меня своей могучей рукой. Нет, не было больше Ганелона. Он исчез вместе с потусторонним миром, испарился, как дым костра.

Я вновь стал Эдвардом Бондом.

— Ты наверное догадываешься, почему Ганелон смог победить тебя, Эдвард? — ласково спросила Фрейдис. — Знаешь ли ты, почему тебе не удалось взять верх над ним? Вовсе не потому, как он сам думал об этом. Ганелон решил, будто способен читать твои мысли, поскольку долгое время был тобою, но не этим все объясняется. Когда человек борется с самим собою, сын мой, то он никогда не прикладывает максимум усилий для того, чтобы победить. На это способен только тот, кто возненавидел себя, кто решил покончить жизнь самоубийством. Глубоко в подсознании Ганелона таилось понимание того, что зло превалирует в нем, и поэтому возненавидел себя, хоть до конца и не отдавал себе в этом отчета. Именно поэтому он мог бить с ожесточением своего двойника, именно ненависть обострила его реакцию.

Ты же заслужил собственное уважение, поскольку никогда не совершал недостойных поступков. Ты не способен ударять с ненавистью и ожесточением, ведь зло не смогло прижиться в твоем сердце. Ганелон выиграл, но он и проиграл. В конце схватки он прекратил всякое сопротивление. Он готов был убить самого себя, а человек, решившийся на это, уже никогда ни на что не способен.

Голос ее упал до шепота. Улыбнувшись, она подтолкнула меня слегка в спину.

— А теперь ступай, Эдвард Бонд. Многое еще предстоит сделать в Темном Мире!

Опираясь на ее сильную руку, я спустился по высокой лестнице, по которой взбирался Ганелон. Я вышел навстречу сиянию дня, к шелесту листьев, к толпе ожидающих меня людей. Я помнил все, что совершал в своей жизни Ганелон, на мою память наложилась память Ганелона, и я знал, что только в таком качестве смогу управлять Темным Миром.

Два индивидуума, два антипода в одном теле, и контролирует поведение обоих Эдвард Бонд!

Мы миновали массивные колонны, и свет дня ослепил меня после кромешной тьмы. Затем я смог рассмотреть толпы лесных жителей, сгруппировавшихся вокруг Кэра, и в переднем ряду я увидел бледную девушку в зеленой одежде и с распущенными золотыми волосами. Она стремилась мне навстречу, и лицо ее сияло от счастья.

Боли в боку как не бывало.

Волосы Арле скрыли нас от взглядов окружающих, когда мы заключили друг друга в объятия. Радостные крики мужчин и женщин всколыхнули окрестности, заставили своды Кэра откликнуться многоголосым эхом.

Темный Мир дышал воздухом свободы, и он был наш, только наш.

Но Медея, неповторимая Медея, сладкая ведьма, как бы мы правили вместе!

Жил-был гном

Рассказы

Меломан

Джерри Фостер поведал буфетчику, что его никто не любит. Буфетчик, имевший опыт в подобных делах, ему не поверил и предложил новую порцию выпивки.

— Отчего бы и нет? — ответил несчастный мистер Фостер, исследуя скудное содержимое своего бумажника. — Я возьму себе в супруги дочь вина. И пусть вдали бьют барабаны "Это Омар".

— Ну да! — сказал удивленный буфетчик. — Но тебе нужно быть поосмотрительней, если не хочешь вылететь через ту же дверь, через которую вошел. Здесь не Пятая Восточная, приятель.

— Можешь называть меня «приятелем», — согласился Фостер, пробуя напиток. — Я не против. Я — ничей парень. Меня никто не любит.

— А как насчет той малышки, которая была здесь с тобой прошлый раз?

Фостер был красивым молодым человеком с густыми белокурыми волосами и несколько туманным выражением голубых глаз.

— Бетти? Пробормотал он. — Неладно получилось. Некоторое время тому назад я был с Бетти в «Том-том», а появилась эта рыженькая. Вот я и послал Бетти куда подальше. А рыженькая на меня наплевала. Теперь я одинок, и все ненавидят меня.

— Может быть, тебе не следовало посылать Бетти куда подальше? — предположил буфетчик.

— Я так непостоянен! — возразил Фостер. На его глазах заблестели слезы. — Я ничего не могу с этим поделать. Женщины — мое несчастье. Налей-ка мне еще и скажи, как тебя зовут?

— Остин.

— Так вот, Остин, я, кажется, попал в переделку. Ты знаешь, кто выиграл вчера пятые скачки в Санта-Аните?

— Поросячья Рысца, разве нет?

— Да, — сказал Фостер. — Но я-то повесил свои денежки на нос Белой Молнии. Вот почему я здесь. Сюда скоро должен прийти Сэмми, так?

— Верно.

— Мне повезло, — сказал Фостер. — Я собрал деньги, чтобы с ним расплатиться. — Сэмми — твердый орешек, с ним шутки плохи.

— Такие дела меня не касаются, — сказал буфетчик. — Извини.

Он отошел и занялся двумя любителями водки.

— Выходит, ты тоже ненавидишь меня, — пробормотал Фостер.

Забрав свой напиток, он отошел от стойки.

Бетти сидела в кабинке одна и наблюдала за ним. Однако ее белокурые волосы, влажные глаза и бело-розовая кожа потеряли для него всякую привлекательность. Она наводила на него скуку. К тому же она продолжала болтаться без дела.

Фостер проигнорировал девушку и направился дальше, туда, где у дальней стены сверкал полихромическими красками массивный продолговатый предмет.

Производители сего предмета настаивали на термине "автоматический фонограф", но более распространенным его названием было "меломан".

Этот меломан был прелестен. В нем было столько красок и оттенков, а главное, он не следил за Фостером, а рот держал на запоре.

Фостер устроился подле меломана и погладил его по гладкому боку.

— Ты — моя девушка, — объявил он. — Ты прекрасна. Я безумно тебя люблю. Слышишь, безумно!

Он чувствовал на своей спине взгляды Бетти. Осушив свой бокал, он еще теснее прижался к автомату и произнес красочную речь в его честь. Потом он оглянулся.

Бетти собралась уходить.

Фостер нашарил монетку и хотел сунуть ее в щель автомата. Но тут в бар вошел коренастый темноволосый мужчина в очках в роговой оправе. Он кивнул Фостеру и быстро направился к кабине, в которой сидело толстое существо в твидовом костюме. Произошел короткий диалог, во время которого деньги перешли из одних рук в другие, и коренастый человек сделал пометку в маленькой книжечке, извлеченной им из кармана.

Фостер достал бумажник. У него уже бывали неприятности с Сэмми, и других он не хотел. Букмекер признавал только наличные. Фостер достал деньги, пересчитал их и ощутил пустоту в желудке. То ли он обсчитался, то ли потерял часть денег — ему не хватало.

Такое Сэмми не понравится.

Фостер лихорадочно стал соображать, как протянуть время. Сэмми его уже видел. Никуда не денешься.

В баре стало слишком тихо, а Фостеру был нужен шум.

Он посмотрел на свою монетку, торчавшую из щели автомата, и поспешно протолкнул ее внутрь.