Ярость (Сборник)

— На что он похож?

Хейл углубился в детали. Сэм откинулся на спинку стула. Он выглядел очень довольным.

— Прямо в точку. Абсолютно безопасно, а страшно, как смертный грех. Мы сразу отсеем половину, попугав их с самого начала. Твои люди отключат охлаждающие установки и притворятся, будто на них напал плющ. Кто-нибудь станет с термошашками наготове, только так, чтобы он не попадал в кадр. Потом поднимем тревогу, будто плющ прорвался, дадим его крупным планом на всех экранах — и готово!

— Все крестовые походы начинались с хорошей рекламы, — Сэм не стал настаивать. Он просто заметил, что если вообще ничего не делать, то жить им осталось тридцать шесть часов. В это время в углу огромного телеэкрана замигала красная точка. «Так, — решил про себя Сэм, — а теперь следующий номер программы».

Он облокотился на стол и начал:

— Кланам избавиться от нас — раз плюнуть. Парочка бактерий — и порядок. Они нас запросто уберут, если мы только не выкинем чего-нибудь этакого. Вот я и думаю: надо их так ошарашить, чтоб пока они прочухивались, мы могли стать на ноги.

— Давай-ка поподробнее.

— В чем сила Кланов — в их авторитете. На самом деле у них есть только одно — долгожительство. Только это удерживает их наверху, Только из-за этого люди им верят. На это и будем бить. Сделай так, чтобы, спасая свой авторитет, им пришлось защищать нас.

— Как?

— Ты всеобщий любимец. Почему Харкер дал мне сорок восемь часов сроку? Он боится, что у тебя появится верный человек, который поведет людей, даже если ты выйдешь из игры, — Сэм остановился и ткнул в себя пальцем. — Я — такой человек. Вернее, я должен им стать, чтобы спасти свою шкуру. Правда, тебе придется слегка подвинуться. Но если мы задублируем друг друга, мы разделим опасность пополам. На кой им убивать одного, если другой останется жив?

— А как ты умудришься стать настолько заметным за эти несколько часов? — Хейл явно заинтересовался.

Сэм заговорщически подмигнул и пнул соседний стул ногой. Открылась дверца в стене, и в комнату вошел Проныра, как обычно сморкаясь и хлюпая носом.

Громоздкая туша медленно опустилась на пустой стул. Проныра с любопытством уставился на Сэма.

«Прежде всего, — сказал тот, — команда Шеффилда сидит у меня на хвосте. Мне сейчас не до них. Наклевывается серьезное дело. Мог бы ты их успокоить?»

— Если они захотят послушаться старика… — это было надежной гарантией. Старый волчара по-прежнему заправлял делами в преступном мире Куполов.

— Спасибо, — Сэм наклонился к Проныре и посмотрел на него в упор. — Еще, очень важно. Нужно срочно подделать звуковую дорожку.

— Это просто. — Проныра опять высморкался.

— И подправить лица.

— Это сложнее. Чьи лица?

— Прежде всего — Захария Харкер. И любой из Харкеров или Волтонов, на которых есть материал. Но сначала — Захария.

Проныра уставился на него, забыв высморкаться в очередной раз. «Харкер? — хрипло переспросил он. Но через секунду неожиданно ухмыльнулся. — Ладно, чего-нибудь намухлюем. Но ты ведь догадываешься, во что это встанет, а, мальчик? Когда тебе это нужно?»

Сэм объяснил.

Подделывать звуковую дорожку начали с незапамятных времен, чуть ли не сразу после изобретения самой дорожки. Для этого уже записанные звуки ловко перекраивались в новой последовательности так, чтобы получались желаемые слова. Технология подделки была доведена до совершенства. Нужен был только очень опытный оператор, способный сделать из того, что есть, то, что требуется. Чисто фонетические трудности делали невозможным переделку одного языка в другой, но в остальном никаких ограничений не было. Любой записанный на пленку фрагмент легко разбивался на отдельные кирпичики, из которых строился практически любой текст.

Затем, разумеется, делали подгонку видеозаписи. Чтобы согласовать мимику и речь говорящего, нужно было останавливать кадр и корректировать положение губ. После этого результат бывал в общем достигнут, но восприятие спотыкалось на каждом звуке. Тут-то и начиналась самая ювелирная работа: незаметное сжатие и растяжение кадра, склеивание кусочков в одно безупречное целое. Иногда, чтобы получить нужное изображение, двухмерные изображения в профиль и три четверти проектировали на объемную голограмму, а потом перефотографировали. И, наконец, вершиной всего была окончательная доводка до ощущения подлинности.

У Проныры был выход на оператора, отлично знавшего свое дело. В чем-чем, а в видеозаписях Харкеров и Волтонов недостатка не было. Правда, связываться с ними было опасно, и Сэм это знал. Но у него не было выбора.

Робина Хейла он обрабатывал почти пять часов. Прежде всего, его требовалось убедить в серьезности их положения. Это оказалось нетрудно — агенты Кланов так и сновали вокруг дома, где они спрятались. Потом Сэм доказывал, что на него можно положиться — дошло до того, что он повторял свои доводы, воткнув в вену иголку анализатора крови, подключенного к детектору лжи. Это заняло больше всего времени — он должен был слишком многое скрывать, а чтобы не попасться, приходилось все время вилять.

— Мы с тобой все равно, что покойники, — говорил он, и перо самописца ползло медленно и без рывков, поскольку это была чистая правда. — Я ведь не спорю, дело опасное, чистое самоубийство. Но если уж подыхать, так я хочу испробовать все. Тебе-то тоже не выкрутиться. Если ты, конечно, не можешь придумать что-нибудь получше. Можешь?

Бессмертный не мог.

В итоге ведущий вечерней телепрограммы сообщил, что Робин Хейл собирается сделать важное заявление по поводу колоний. Во всех Куполах люди в ожидании замерли у экранов. Никто не знал, что на самом деле они ждут, пока поддельная пленка перемотается в последний раз перед запуском в прямой эфир.

Частная жизнь Бессмертных на самом деле была не совсем неизвестной, а агенты Проныры не зря ели свой хлеб. Из уважения к Хейлу затянувшаяся пауза не заполнялась никакими заставками. Наконец поступил сигнал, что фальшивка готова.

После этого на всех телеэкранах — огромных общественных, комнатных и портативных появилось лицо Хейла. Он был одет в защитный костюм для работы на суше и говорил быстро и немного взволнованно, что придавало его словам еще большую убедительность.

Он сказал, что хочет представить слушателям грандиозный проект его лучшего друга Сэма Рида, проект, который позволит немедленно начать широкомасштабные работы на континенте. Однако внезапно осложнившаяся обстановка требует его присутствия наверху, где работающие в джунглях люди столкнулись с новой, неожиданной опасностью. Он сжал кулак в традиционном приветствии Свободных Компаньонов и исчез с экрана.

На его месте появилось лицо Захарии Харкера. Вряд ли нашелся бы такой эксперт, который смог бы обнаружить неуловимое дрожание записи, выдававшее, что в действительности она была простой перетасовкой электромагнитных сигналов. Все было настолько безупречно, что даже сам Захария, у какого бы экрана он сейчас ни находился, не мог бы усомниться, что это именно он говорит в телестудии, настолько естественно соответствовал каждый звук движению его собственных губ.

Синтетическая речь была триумфом лингвистики. Прием, типичный для Сэма, — пойти на рискованнейшую авантюру не только для того, чтобы обезопасить себя и Хейла, но и заставить противника работать на него. Он заставил Харкера не просто упомянуть его имя. Сэм был представлен публике, он стоял рядом с Бессмертным во время его речи. Этакий болеющий за общество рыцарь-филантроп, который берет на себя все тяготы крестового похода.