Яростный клинок

– Вот ты и отомстил, Яростный Клинок.

– Да, сомнения нет.

– Не похоже, чтобы тебя переполняла радость, друг мой. Конн устало поднялся на ноги и оглядел поле битвы. На траве лежали тысячи тел, и среди них несколько сотен воинов Каменного Города в бронзовых доспехах.

В небе кружили вороны. Конну вспомнились зеленые холмы риганте, высокие снежные вершины Каэр Друага и неторопливая жизнь в Трех Ручьях.

– Хватит с меня резни, – сказал он.

– Дурак, – заметил Валанус. – Резня только начинается.

В ту ночь Конну снились тревожные сны. Он увидел Бануина, сидящего у ручья и занятого беседой с юношей. Оба улыбались, наслаждаясь обществом друг друга и чудесным солнышком. Конн попытался побежать к ним, но ноги не слушались, и он едва двигался. Бануин заметил его и поднялся на ноги, взял юношу за руку и пошел прочь.

– Это я, Конн. Я отомстил за тебя! – крикнул риганте. Иноземец оглянулся с грустным лицом, но ничего не сказал.

Юноша тоже обернулся – и оказался мальчиком-возницей, которого Коннавар убил копьем. Вокруг них заклубился туман, и они исчезли.

Конн проснулся в холодном поту. Запах горящего мяса витал над лагерем, и в палатке пахло так же. Джасарей знал, что от разлагающихся трупов начинаются болезни, и всегда сжигал тела после битвы. На этот раз мертвых было так много, что пришлось вырыть двенадцать огромных ям; огонь горел почти всю ночь.

Откинув одеяло, Конн натянул сапоги и вышел наружу. Стояла полночь, а сотни солдат все еще работали в свете факелов, стаскивая трупы кердинов в новые ямы. На сердце у юноши было тяжело. Это просто сон, сказал он себе. Бануин не отвернулся бы от тебя. Ему припомнился их разговор в пещере, и во рту пересохло. Голос Бануина шептал из глубин памяти. «Я не говорю – не сражайся. Я говорю – не стоит ненавидеть. Не война приводит к смертельным последствиям, а ненависть. Так исчезают с лица земли целые города, целые деревни. Ненависть подобна чуме. Она поглощает все и передается от человека к человеку. Враги превращаются в демонов, их жены в матерей демонов, дети в крошечных демонов. Понимаешь? Мы рассказываем истории о том, что наши враги едят младенцев, и верим собственным выдумкам. В сердца прокрадывается тьма, и мы жестоко караем тех, кого ненавидим. Но это чувство так просто не исчезает. Подчиняясь ему, мы сажаем все новые семена. Убей человека, и сын его вырастет и захочет отомстить. Когда он достигнет своей цели, твой сын начнет ненавидеть его. Понимаешь?»

Бануин осуждал ненависть, его бы ужаснула такая жестокая месть.

Подул легкий ветерок, и Конн вздрогнул.

– Я сделал это не для тебя, Бануин, я сделал это для себя. Пытался утопить свое горе в крови.

– Это в человеческой природе, – прозвучал знакомый голос.

Юноша медленно обернулся и увидел стоящую возле себя Морригу, освещенную огнем огромных костров.

– Ты выпустил медведя на волю, Коннавар, и сделаешь это снова.

– Нет. Это было мне уроком.

– Медведь – часть тебя, его день еще придет.

– Не хочу спорить, – ответил Конн. – Я надеялся, что месть будет мне слаще меда. Она и была, когда я вонзил меч. Но когда я увидел мальчика…

– Мед стал желчью, – продолжила Морригу.

– Да.

– Не ты уничтожил кердинов, Коннавар. Ты был просто солдатом. Приди ты или нет, они все равно бы умерли. Появление кавалерии спасло несколько сотен солдат Каменного Города, однако не изменило хода битвы.

– Жаль, что мы с Бануином вообще приехали сюда.

– Жалеют и мечтают бедные и слабые, – заметила Морригу. – Пойдем погуляем в холмах, где воздух свеж и витает аромат листвы.

Конн, к собственному удивлению, кивнул. Все же, несмотря на злокозненность, она была чем-то знакомым, родным и домашним существом, которое он в последний раз видел в святилище гор риганте. Они поднялись на холм и углубились в лес. Морригу нашла небольшую лощинку, постучала ногой по корню дерева, и он поднялся из земли и образовал для нее удобное сиденье. Она опустилась на него и откинулась на ствол дерева.

– Так-то лучше, – пробормотала Морригу. Конн сел на землю.

Отсюда была видна перевернутая колесница. Тело Карака убрали.

– Он нарушил свой гейс, – сообщила Морригу.

– Кто?

– Карак. Я сказала ему, что если прольется королевская кровь, он не доживет до сорока, что, совершенно случайно, было бы как раз сегодня. Поэтому он утопил своего брата, задушил его жену и отравил сына. Думал, что обманул судьбу. Но жена успела резануть его, когда он напал на нее. К этому моменту Карак уже убил своего брата и захватил корону. Значит, он был королем и кровь его была королевской. Его обрекла на смерть собственная кровь!

– Если бы не это, я все равно убил бы его, – возразил Конн.

– Нет. Тебя убили в начале битвы.

– Меня не убили.

– Прости, – сказала Морригу. – На мгновение я забыла, что говорю со смертным, а для вас время как жизненный путь листа от почки весной до падения в грязь осенью.

– А для вас все по-другому?

– Настолько по-другому, что твой разум не сможет вместить этого. Я видела сотни раз твое рождение и сотни раз твою смерть. В одной жизни ты простудился и не дожил до первого дня рождения, в другой тебя убил медведь…

– А где я жил во всех этих жизнях?

– В тени Каэр Друаг.

– Почему же я не встречался сам с собой?

Морригу прикрыла глаза.

– Не будь я такой усталой, сама отхлестала бы себя за то, что вообще начала этот разговор. Давай оставим вопрос о множественности реальностей в стороне и вернемся к прозе жизни. – Она открыла глаза. – Почему ты вышел сегодня ночью погулять?

– Мне приснился сон… По крайней мере, я думаю, что это был сон. – Он рассказал ей о том, как увидел Бануина с убитым им мальчиком.

– Это был сон. Не видение.

– Ты уверена? Я бы горевал, отвернись Бануин от меня в самом деле.

– Уверена. Душа Бануина пересекла воду и навсегда ушла из мира людей.

– Значит, он не видел моей мести?

– Нет. А ты хотел бы?

– Это только огорчило бы его, – покачал головой Конн.

– Произойдет многое, что огорчило бы его куда сильнее, – сказала Морригу.

– Что ты имеешь в виду?

– Ворна носит под сердцем его ребенка. Оба умрут. Ребенок пойдет ножками вниз, и рядом не будет никого, кто мог бы спасти его или ее.

– Нет, – выдохнул Конн. – Этого не должно случиться. Это несправедливо!

– Несправедливо? – рассмеялась Морригу. – Где же в жалком мире людей ты видел справедливость? На поле битвы, где полегло тридцать тысяч человек? В домах вдов? В глазах осиротевших детей?

Конн умок, а потом поглядел в древнее лицо.

– Ты можешь спасти ее. Их обоих. Ты из племени сидов.

– А с какой стати?

– Однажды ты сказала мне, что я могу попросить тебя о даре и получу его.

– Подумай хорошенько, дитя мое, – улыбнулась Морригу. – Я действительно говорила это. А ты можешь попросить о богатстве или здоровье до конца своих дней. О сильных сыновьях или любящей жене. Я могла бы дать тебе Ариан. Или – представь! – победу над людьми Каменного Города. Ты волен спасти тысячи жизней. Целый народ. Без моего дара риганте тоже могут оказаться в огненных ямах.