Ящик Пандоры

И все же вопросы теснились в его мозгу, а Корабль порой отвечал на вопросы.

– Долго я пролежал в гибернации?

– Промежуток времени не имеет для тебя смысла.

– А ты испытай меня.

– Я тебя испытываю.

– Скажи мне, сколько я пролежал в баке!

Слова не успели слететь с его языка, как Раджу захлестнул панический ужас. К Богу так не обращаются… и к Сатане тоже.

– А почему нет, Радж?

Голос Корабля звучал почти по-приятельски, но столь выверенными были его интонации, что мурашки бежали по коже.

– Потому что… потому…

– Потому что я многое могу сотворить с тобой?

– Да.

– Ох-х-х, Радж, когда же ты проснешься?

– Я не сплю.

– Неважно. Ты очень долго пролежал в гибернации, если мерить время твоими мерками.

– Сколько?

Он чувствовал, что ответ на этот вопрос жизненно важен для него. Он должен был знать.

– Ты должен воспринять концепцию повторов, Радж. Для меня Земля повторяла свою историю снова и снова, воспроизводясь по моему приказу.

– Повторяясь… все так же, каждый раз?

– Приблизительно.

Флэттери услышал в голосе Корабля интонации неизбежной истины.

– Но зачем?! – вырвалось у него.

– Тебе не понять.

– Столько боли…

– И радости. Никогда не забывай о радости, Радж.

– Но… повторы?

– Так ты мог бы ставить в проигрыватель запись любимого концерта, Радж, или голокассету классического театра. Так Лунбаза повторяла проект «Сознание» снова и снова, каждый раз получая новые капли знаний.

– Так зачем же ты вызвал меня из спячки?

– Ты мой любимый инструмент, Радж.

– Но Бикель…

– О, Бикель! Да, он подарил мне свой гений. Он был шкатулкой фокусника, откуда вы достали меня, но дружба требует большего, Радж. Ты мой лучший друг.

– Я бы уничтожил тебя, Корабль.

– Как же плохо ты понимаешь дружбу.

– Так я… инструмент. И ты проигрываешь меня заново?

– Нет, Радж. Нет. – Сколько печали в этом страшном голосе. – Инструменты играют.

– Почему я должен позволять тебе играть на мне?

– Хорошо! Прекрасно, Радж!

– Это можно считать ответом?

– Считай это одобрением. Ты и вправду лучший мой друг. Мой лучший инструмент.

– Я, наверное, никогда этого не пойму.

– Это, полагаю, оттого, что играть тебе нравится.

Флэттери не смог удержать смешок. – Веселье тебе идет, Радж.

«Веселье?» Он и не помнил, чтобы ему приходилось веселиться – разве что в горьком самоуничижении посмеиваться над собой. Но теперь он помнил, как погружался в гибер – не один раз, а множество, больше, чем мог или хотел сосчитать. Были и другие пробуждения… другие игры и… да, другие поражения. Но он ощущал, что Корабль забавляют его метания, и знал, что от него ждут ответа.

– И что мы играем на этот раз?

– Мои требования остаются неисполненными, Радж. Люди почему-то не в силах решить, как им богоТворить меня. Поэтому людей больше нет.

Раджу словно окатило ледяной водой.

– Больше нет… Что ты сотворил?!

– Земля сгинула в провалах бесконечности, Радж. Все Земли. Прошло много времени, ты не забыл? Остались только корабельники… и ты.

– Я – человек?

– Ты – мой изначальный материал.

– Клон, двойник, дубль – изначальный материал?

– Именно так.

– Кто такие корабельники?

– Те, кто пережил несколько последних повторов, – это была не совсем та Земля, которую ты помнишь.

– Они не люди?

– Ты можешь с ними скрещиваться.

– Чем они отличаются от меня?

– Их расовая память идентична твоей, но они были подобраны с Земель в разных фазах социального развития.

Флэттери послышалась уклончивость в этом ответе, и он решил оставить эту тему… пока, а подойти с другой стороны.

– Что значит – подобраны?

– Они считают это спасением. В каждом случае их солнце должно было взорваться.

– Опять твои проделки?

– К твоему прибытию они были подготовлены очень тщательно, Радж.

– Как подготовлены?

– У них есть капеллан-психиатр, который учит ненависти. У них есть Сай Мердок, который хорошо усвоил его уроки. У них есть женщина по имени Хэмилл, чья необыкновенная сила уходит корнями глубже, чем догадывается кто-либо. У них есть старик по имени Ферри, который думает, будто все покупается и продается. У них есть Ваэла, и вот за ней стоит присмотреть, да повнимательнее! У них есть молодой поэт по имени Керро Паниль и есть Хали Экель, которая думает, будто влюблена в поэта. У них есть люди, клонированные и приспособленные для исполнения странных задач. У них есть страхи, и стремления, и радости…

– Ты называешь это подготовкой?

– Да, а еще – участием.

– И ты требуешь того же и от меня?

– Участия? Безусловно.

– Приведи мне хоть одну вескую причину, по которой я обязан согласиться.

– Я тебя не обязываю к подобному.

Ответ ничего не объяснял, но Флэттери знал, что настаивать дальше было бы опасно.

– Значит, я должен явиться. Куда и когда?

– Мы кружим над планетой. Большая часть корабельников высадилась на ее поверхности – колонисты.

– И они должны решить, как им богоТворить тебя?

– Ты все так же догадлив, Радж.

– И что они сказали, когда ты задал им свой вопрос?

– Я не задавал им вопросов. Это, надеюсь, станет твоей задачей.

Флэттери содрогнулся. Эту игру он знал. Ему хотелось бесноваться, орать, отвергать все, навлекая на свою голову все кары Корабля. Но что-то в словах машины остановило его.

– А что случится, если они не преуспеют и на этот раз?

– Я сломаю… запись.

Попирай упрямыми стопами Землю. Куда она уйдет?

Керро Паниль, «Избранное».

Керро Паниль добил последнюю сводку по пандоранской геологии и отключил голопроектор. Время второй трапезы давно прошло, но поэт не чувствовал голода. Воздух в тесной учебной каюте был спертым, и Керро машинально удивился этому, прежде чем сообразил, что сам запер потайной люк и воздух мог поступать только через вентиляционную решетку в полу. «А на ней я сижу».

Посмеявшись над собой, он поднялся, потянулся, вспоминая усвоенные уроки. Воображение его уже так давно играло образами настоящей земли, настоящего моря, настоящего ветра, что поэт опасался, не разочарует ли его реальность. У него был большой опыт в строительстве воздушных замков… и большой запас разочарований за плечами.