Ящик Пандоры

— Извините,— решилась Ирина,— можно вас спросить?..

— Пожалуйста, пожалуйста,— сказал паренек, свернул ватман в трубочку и закрепил резинкой, как будто только и ждал предлога начать разговор.

— Вы не знаете случайно, что такое в Подлипках может называться «жестянкой»? Может быть, фабрика?

— В Подлипках? Вы знаете, что это только станция так называется. А сам город — Калининград.

Вообще-то Ирке это было известно, но в данный момент интересовало очень мало.

— Пусть Калининград. Может, там есть какое-то место с таким названием?

— Жестянка? Место? А в каком контексте употреблено это слово, простите?

— Да ни в каком. Просто «жестянка» и все. Хотя нет — контекст такой: «пойдешь вдоль жестянки».

— Это вам так объяснили? — почему-то очень удивился очкарик.— Пойдешь вдоль жестянки? Но это же блатное выражение, лагерное то есть, тюремное.

Парень таращил глаза за толстыми стеклами очков, как будто говорил что-то ужасное, что не следовало слышать такой симпатичной интеллигентной девушке.

— Да, наверно. Одна лагерная женщина так говорила. Ирина с тайным удовольствием наградила Валерию Маниным эпитетом.

— Лагерная? Ну, если та-а-к,— протянул парень,— то это означает железную дорогу. «Пойдешь вдоль железной дороги».

«Вдоль железной дороги! Конечно же, можно было бы и самой догадаться! Я найду Кешу! Маленький такой мальчик, два дня его таскают по каким-то строениям! Я его найду обязательно! Сколько ехать до Подлипок минут пятнадцать-двадцать? Господи, дай мне силы - найти это строение восемнадцать, я заберу Кешу, чего бы это мне ни стоило!»

Последняя электричка останавливалась на каждой станции и подолгу стояла на месте. Ирина гнала время — скорее, скорее! Очкарик, потеряв надежду на продолжение беседы, дремал, прикорнув головой к деревянной обивке вагона.

А что, если...

— Простите, пожалуйста, еще раз.

Ирина легонько дотронулась до его руки. Парень встрепнулся, зачем-то пригладил волосы.

— Можете вы исполнить одно поручение? Это несложно, надо позвонить в милицию. Я не знаю телефона...

— Ноль-два.

— Да, конечно. Только...

«В дело замешаны милицейские, даже какой-то подполковник, не дай Бог, парень на него нарвется!»

— Только говорить надо лично, понимаете — лично, с Романовой...

— С начальником МУРа? — с энтузиазмом воскликнул очкарик.

— ...или с майором Грязновым. И если вы их не найдете, то больше говорить никому ничего не надо. Даже самому главному начальнику на Петровке. Можно узнать, как вас зовут? Меня — Ирина.

— Игорь.

Ирина быстро писала на листке, вырванном из расписания поездов: «Романова. Грязнов. Ирина передает, что надо срочно ехать в Подлипки, строение восемнадцать, вдоль железной дороги».

— Вот, Игорь, пожалуйста, если Романова или Грязнов спросят, кто вам дал записку, опишите меня.

— С большим удовольствием,— ответил с готовностью Игорь и окинул Ирину внимательным взглядом.— А они поймут, в чем дело?

— К сожалению, я больше ничего не знаю сама. Это уже Подлипки?! До свидания, Игорь, спасибо заранее за все!

* * *

— Константин Дмитриевич, как я понимаю, ваша забота — это разоблачить группу людей, которые учинили расправу над одним из ваших друзей, его фамилия, кажется, Бабаянц, и пытались проделать то же самое с другим — Турецким. Правильно ли я вас понял, что вы руководствуетесь сугубо личными мотивами, а государственные — в этом конкретном деле — вас не интересуют?

— Нет, не интересуют.

— Это печально, потому что нам нужны союзники. Кому «нам»? Я формально представляю Комитет государственной безопасности.— Он сделал ударение на слове «формально», Меркулов не понял — почему, но взял на заметку,— я считаю существование этой столь непопулярной организации совершенно необходимым, но только в таких границах, которые дают возможность бороться с организациями типа «Вече». Кстати, союзником моим вы уже стали, потому что ваша информация для меня чрезвычайно важна. Генералом Кириным действительно было обнаружено существование этого «Вече», но подступиться к нему у нас... у меня не было никакого шанса. У меня есть сведения, что в его составе крупные чины из Министерства внутренних дел и прокуратуры, равно как и из нашего комитета, а также многие министры и другие должностные лица. Я. должен выяснить — кто, ошибки не может быть. Ни о каком «Бесе» я также, как и Кирин, никогда не слышал.

Они уже ехали в обратном направлении. Меркулов посматривал на часы — Шура Романова ждала его звонка.

— Теперь о Биляше,— продолжал Борко.— Я веду дело о его убийстве. Вернее, мне его дали только сегодня утром. Наши компьютерщики несколько часов провели за разгадыванием кода для вхождения в компьютерную программу Биляша, на которую он установил так называемый протекшн, и в конце концов добились успеха. Однако кроме четырехзначных номеров и непонятных обозначений против каждого номера там ничего не было. Всего двадцать четыре номера. Наши шифровальщики раскроют секрет этих обозначений, вероятно, это фамилии. Я предполагаю, что это тайная группа Биляша, о которой руководству комитета ничего не известно... Вы что-то хотели сказать?

— У Биляша была обнаружена электронная карточка-пропуск с буквой «В» и четырехзначным номером — две тысячи восемьсот семьдесят четыре. Если он принадлежит Биляшу, то шифр разгадает первоклассник. Кроме того, ключ к разгадке могут дать имена, которые я могу назвать.

— Повторите, пожалуйста, номер, Константин Дмитриевич... Да. Я почти уверен, что это так.

Меркулов почувствовал, что названный им номер произвел на Борко впечатление.

— Да, Константин Дмитриевич, я слушаю вас. Вы хотели назвать имена. Простите, что я вас перебил.

— Бардина. Зимарин и Валерия Зимарина. Транин. Гончаренко. Красниковский. Амелин. Чуркин. Нет-нет, я совсем не уверен, что это так, но...

— Я запомнил. Почему в протоколе осмотра захоронения девяти трупов ничего не сказано об этой карточке? Протокол составлен, кажется, Турецким и Гряз-новым?

— Они не знали, что мне посчастливиться встретиться с вами...

Борко усмехнулся и продолжал:

— Собственно говоря, выход на «Вече» стартовал с генерал-лейтенанта Сухова... Подождите, как вы сказали — Амелин? Да, Амелин. Сейчас я поясню. Кирин давно заподозрил, что этот институт работает по заказам какой-то таинственной компании или кампании и торгует модерновым оружием, как говорится, налево. Мы к нему, ну, скажем, подключили своего человека, который ничего не успел выяснить, поскольку бесследно исчез через несколько дней. Один из разложившихся трупов, обнаруженных вашими приятелями в усадьбе Подворской, вчера был идентифицирован. Вы догадываетесь, конечно, что это был труп нашего агента. Так вот, незадолго до своего исчезновения этот человек сообщил, что Сухов поддерживает теплые отношения с заместителем прокурора Москвы Амелиным.

— Но Амелин совсем не похож на подпольного торговца оружием!

— Простите, Константин Дмитриевич, а вы знаете, как должны выглядеть торговцы оружием, да к тому же подпольные?

Меркулов смутился, но Борко засмеялся:

— Если бы знать, то угрозы войны, во всяком случае, со стороны государств третьего мира, не существовало... Вы назвали еще ряд фамилий. Кто эти люди? Зимарин, как я понимаю, прокурор столицы. Валерия — его жена?

— Да. Связана... была связана с Биляшом. Транин — заключенный, незаконно пребывающий на свободе. Эта троица — Валерия, Биляш, Транин — объединена одновременным проживанием в городе Караул Архангельской области. Чуркин — доверенное лицо Амелина, следователь московской прокуратуры. Татьяна Бардина, по некоторым данным,— любовница Биляша, убитая им два года назад. Последний факт доказан материалами дела.